ГАЗЕТА "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

АНТОЛОГИЯ ЖИВОГО СЛОВА

Информпространство

Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

Copyright © 2010

 


Шмуэль Вольфман



Терах, отец Авраама

Ненавистно. Все мне здесь ненавистно. Я не хочу более ни одной минуты оставаться здесь! И, если бы не похороны, которые задерживают меня, покинул бы немедленно проклятый Ур Касдим…

…Как я умолял его помиловать моих детей! Напоминал ему о своих заслугах. Ведь без меня. без моих советов и поддержки он бы остался бандитом с большой дороги и кончил бы свою жизнь, как кончают свою короткую и бесславную жизнь типы, подобные ему…

Но, чем больше я просил и умолял, тем громче он смеялся…

…Как уцелел Аврам в огне, – не понимаю! Сквозь слезы от горя и дыма печи у меня в глазах двоилось и казалось, что в огне я видел несколько теней…

Нахор, мой средний сын, самый благоразумный, решил не перечить царю, а выполнить то, что от него требовалось, – поклониться всемогущим богам Ура. Он выполнил царский приказ и получил прекрасную должность сборщика налогов.

Аран, Аран, зачем ты взял пример с Аврама, а не с Нахора? Зачем тебе было испытывать царское терпение и царский гнев?

И вот ты, мой самый младший и самый любимый, лежишь, накрытый белой льняной простыней, и завтра мы предадим тебя земле около могилы твоей матери…

Я надеялся, что мы будем лежать вместе, но – увы – ты меня опередил, и поэтому я покидаю этот ненавистный край. А около могильной плиты твоей матери, на которой высечено «Амитай бат Карневу», появится еще одна с твоим именем – «Аран бен Терах».

Дрожащий язычок светильника не мог разогнать темноты комнаты, тьмы, где сидел Терах напротив погребальных носилок с телом Арана. Предутренний ветер, прилетевший с реки, попытался затушить огонь. Тени, отбрасываемые пламенем, ожили, задвигались, и казалось, что даже носилки пришли в движение…

Безумная мысль, что, может быть, странный Б-г Аврама оживил покойника, пришла в голову Тераху, но он тотчас же ее отбросил.

Пламя стало слабее, начало трещать и подскакивать вверх. Терах подумал, что надо позвать кого-нибудь, чтобы долить масло в светильник, но потом решил, что встанет и сделает все сам.

Ужасный день! В мгновение ока знатная и богатая семья превратилась в изгнанников, покрытых позором и трауром. И все из-за пустяков! Какое дело человеку, какой бог сильнее:бог Ура или невидимое Нечто, Пустота, Голос Тонкой Тишины? Доказательства Аврама были убедительны – ни царь, ни жрецы не могли им возразить. И тогда они прибегли к проверенному средству: если ты умрешь, значит, ты неправ. Если же, паче чаяния, останешься жив, то это еще ни о чем не говорит. Может быть, это была чистая случайность…

Терах попытался встать, но с первой попытки ничего не получилось. Он услышал звук шагов за дверью. Тихонько позвал: «Эй, кто там? Иди сюда!..» Дверь приоткрылась, и в комнату вошел Аврам. Похоже, что и он не ложился спать в эту ночь. Он сел около Тераха, обнял его за плечи и сказал: «Отец, завтра, сразу же после похорон, мы, по приказу Б-га, отсюда уходим. Нахор не хочет покидать отчий дом, поэтому он остается здесь…»

Заметив пляшущее пламя светильника, Аврам встал, поискал сосуд с маслом и долил лампадку. Пламя сразу успокоилось и стало гореть ясно и ровно.

«Но это и хорошо, – продолжал Аврам. – Будет кому следить и ухаживать за родными могилами… Я еще не знаю, куда мы идем, нас будет вести Б-г. Надеюсь, отец, ты присоединишься к нам?..»

Терах, впервые за этот ужасный день, улыбнулся и сказал: «Ну, если твоей невидимый Б-г приказывает, значит, Ему надо повиноваться… Разумеется, я пойду с вами. Лот присоединится к нам?»

«Конечно, отец! – ответил Аврам. – Теперь он будет мне сыном. Я буду отвечать за него перед Б-гом, перед тобой и перед его отцом Араном…»

В комнате воцарилось молчание. Каждый из сидящих мужчин думал о своем. Ветер, дувший с реки, стал прохладнее и резче. Аврам накинул на плечи отца теплое одеяло из козьей шерсти.

И вот запели птицы. Приветствуя скорое появление светила. Комната наполнилась серым светом, который становился все ярче. И вот первые лучи солнца проникли внутрь комнаты. Аврам встал и помог подняться отцу.

Начинался новый день Новой Эры.

«…И взял Терах Аврама, сына своего, и Лота, сына Арана, сына своего, и Сарай, невестку свою, жену Аврама, и вышел с ними из Ура Халдейского, чтобы идти в страну Ханаан, и дошли до Харана, и поселились там. И были дни Тераха пять лет и двести лет, и умер Терах в Харане…»

 

5770 год от Сотворения Мира

15-й день месяца Шват

Иерусалим

 




Жены Яакова

…В последнее время я предпочитал ночевать на пастбище, со скотом, и только в конце недели возвращаться домой. Блеяние овец гораздо более приятно моему слуху, чем постоянные споры моих жен…

…На закате загнать отару в пещеру, на выходе разжечь огонь, согреть лепешку и съесть ее с большим куском овечьего сыра, лежать и смотреть на звезды. И говорить с Б-гом, пока дремота и усталость не сморят тебя…

Верный пес, лежащий у ног, не позволит нежданным ночным гостям появиться внезапно…

…А дома… Возвращаешься домой как на войну. Месяц тому назад они разгородили лагерь, соорудив каменные низкие заборчики и оставив центральный проход к моему шатру уединения для молитвы.

Я шел по этой улице, и мне было грустно и смешно. «Козлята» из лагеря Леи перебежали мне дорогу и, со знанием дела, стали писать на забор, отделяющий стан Рахели. Один из них пристроился даже покакать, но, схлопотав подзатыльник от меня, с ревом унесся жаловаться Лее.

Она тотчас выскочила, похожая на кобру перед броском, думая, очевидно, что это Рахель посмела тронуть ее отпрыска. Но, увидев меня, сразу превратилась в голубку, источающую мед своими устами. Зилпа, стоявшая за ней с палкой для раскатки теста, оценив обстановку, быстро спрятала свое оружие за спиной…

Я им ясно объяснил свою точку зрения. Открытой войны с применением любого вида оружия я не допущу. За такое нарушение я немедленно отчислю любую из своих жен из своего лагеря. Нашим отпрыскам я не запрещаю писать почти всюду, где им захочется. Но какашек на территории стана не допущу! Какать только у мамы!

Я постарался не обделить своим вниманием всех жен и вернулся со вздохом облегчения к моим овечкам. Почему Творец из них не сотворил нам пару? Они были бы замечательными женами, бессловесными и послушными…

В прошлый раз, вернувшись в стан, я не узнал его. Дух войны витал в воздухе. Низкие заборы были укреплены ворохом колючек, что не позволяло «вражеской» стороне проникнуть в «неприятельский» лагерь.

Около шатров Леи реяли, как стяги, многочисленные пеленки, детские одежды и прочие предметы подтирания младенцев. На стороне Рахель – одиноко трепещется пара пеленок. Жалко. ЕЕ я по-настоящему люблю. И, если бы не ее папочка-мошенник, жили бы мы вместе с ней тихо-мирно, без этого балагана, в котором четыре жены и множество детей, и все они требуют от тебя внимания, ласки, помощи и поддержки…

…О, Б-же! Когда ты награждаешь людей Твоим Благословением, то Твои блага иногда тяжело вынести.

Я молча и медленно прошел между стен из колючек, вошел в шатер молитвы и опустил за собой полог.

Снаружи стали собираться жены и дети. Сначала было тихо. Но потом началась грызня, постепенно нарастая от шепота до криков. И когда перебранка достигла своего апогея, за которым женщины обычно вцепляются друг другу в волосы, я вышел к народу.

Все застыли в очень живописных позах. Стало так тихо, что был слышен полет мух около курятника.

Я обвел все сборище грозным взглядом и изрек: «Завтра все относят это (и я указал на колючки) на дальнее пастбище для укрепления загона для овец. Освобождаются… – и я внимательно посмотрел на женские животы. Только Лея как всегда было «в кондиции», – освобождается только Лея по причине беременности!»

Рано утром карапузы разбудили меня. Им не терпелось начать «отбывать наказание». Я им пообещал, что после завтрака пойдем.

Это было чудесное зрелище! Мое отцовское сердце радовалось при виде детишек, тащивших за собой на веревках клубок колючек. Да и женщин совместная работа сблизила, и они начали улыбаться друг другу. Кончилось тем, что вечером я им устроил «пастуший пир», и наутро они не хотели уходить…

Старших сыновей – так уж и быть! – я оставил с собой на пастбище, а младшим пообещал брать к стадам время от времени. Но для этого они должны хорошо кушать и слушаться маму.

 

20-го Дня Месяца Тишрей 5770 года

От Сотворения Мира,

Иерусалим

 

Записал и проиллюстрировал

Шмуэль Вольфман

 


Татьяна Евельсон



Я читаю Шолом-Алейхема

Когда моя мама была маленькой, бабушка – молодой, а меня еще на свете не было, еврейская жизнь в нашем городе выглядела совсем не так, как сейчас. Многого не знали, о многом старались не говорить при посторонних, а еще больше умалчивали. Еврейские семьи старались влиться в окружающую их советскую атеистическую действительность, и вся национальная традиция зачастую сводилась к блюдам из мацы да паре песен на идиш. Дети учились в обычных школах и были пионерами и комсомольцами, родители не заглядывали в синагогу, из языка идиш некоторые них кое-что помнили, но говорили на нем только тогда, когда не хотели, чтобы окружающие их понимали. Но, тем не менее, узнать еврейский дом всегда легко: на книжной полке, как правило, стоит шеститомник Шолом-Алейхема.

Может быть, его не так часто открывали, но он был и свидетельствовал о культурной и национальной принадлежности хозяев. «Классик еврейской литературы» многими воспринимался лишь как бытописатель маленького ушедшего в прошлое местечкового мирка. Люди радовались и переживали за его героев, но точно знали, что они-то живут совсем в другом мире, по другим законам устроенном.

О том, как я познакомилась с Шолом-Алейхемом, и рассказать трудно… Потому что мы с ним всегда были знакомы. Да и вообще сложно, наверное, найти в России еврейского ребенка, который бы этого имени не знал. И рассказы его в детстве всегда нравились, потому, что написаны с юмором, с особой веселостью, с жизнью. Я читаю его детские рассказы «Ножик», «Часы», «Мальчик Мотл» и всегда смеюсь!

А потом я расту, учусь в школе, и в обычной, и в художественной, и в еврейской религиозной, в Московском университете, и филиале американского. И уже множество книг прочитано, многие хорошие писатели стали мне знакомы и интересны. А он опять оказался всех роднее…

Пробовала иллюстрировать Пушкина, Чехова, Гоголя, Жюль Верна. Потом встал вопрос выбора темы дипломного проекта, главного литературного произведения, которое хотелось бы проиллюстрировать – и я снова читаю Шолом-Алейхема. Теперь его книги для меня выглядят уже по-другому. За смехом все больше видны слезы.

Да, со времен наших бабушек и дедушек, живших в Советском Союзе, все, конечно, сильно изменилось, а со времен героев его рассказов, жителей царской России, и подавно. Но чувства у людей остались те же. И теперь я могу с уверенностью сказать, что для моего поколения мир Шолом-Алейхема остается все таким же современным, каким он был для людей, о которых он писал.

Я читаю Шолом-Алейхема и всем советую, если кто вдруг его не читал.

Рисую рассказ «Заколдованный портной»: необыкновенно смешные, очень трогательные, невыразимо печальные похождения бедного еврея с козой. Горемыка-портной, вечно витающий в облаках, сварливая жена – «казак-баба», отправившая непутевого мужа на добычу материальных благ в виде козы, вредный родственник и маленький жизненный анекдот, оборачивающийся мистической трагедией. Очень просто. Могло случиться и в наши дни. И даже иногда случается.

Ведь я рисую Шолом-Алейхема.

 

Все иллюстрации можно посмотреть на сайте: www.evelsoniya.ru

 

Проиллюстрировала и записала
Татьяна Евельсон