Сергей ШУМИХИН

ВЕРНУВШИЙ БИЛЕТ

В Исторической библиотеке, в зале отечественной истории на полке открытого доступа, рядом с энциклопедиями и словарями – 25 томов исторического сборника «Минувшее» издательства «Атенеум-Феникс». Без обращения к ним уже невозможно вести сколько-нибудь серьезную исследовательскую работу.

И серия, и само издательство созданы Владимиром Аллоем. Кроме «Минувшего» его издательство выпустило 7 томов биографического альманаха «Лица», ряд отдельных книг – материалы Л.Андреева, А.  Амфитеатрова, воспоминания Н. Анциферова, Т. Аксаковой-Сиверс. Сборники «Невский архив», «Ярославский архив», еще целый ряд изданий, в том числе вышедшая во Франции коллекция кассет бардовской песни. Библиография подготовленных Аллоем изданий за 1977—2000 гг. содержит 198 позиций, то есть выходило по 8-9 книг в год!

Слово «подвижник» порядком затаскано, но Владимира Аллоя, организовавшего издательство и бывшего также наборщиком и верстальщиком, создателем оригинал-макета книги, лично грузившего тиражи и развозившего их по магазинам, а также вынужденного, сдерживая брезгливость,  «решать вопросы» с ворьем, жуликами и халтурщиками на каждом этапе производственного процесса, только так и можно назвать. Ему льстило, когда его кто-то восхищенно определил как  «Зильберштейна и Макашина в одном флаконе», вспоминая основателей нашего лучшего литературоведческого издания «Литературное наследство». Другим образцом для «Минувшего» Аллой считал «Архив русской революции» издаваемый в 1920-е гг. в Берлине И.В.Гессеном.

Александр Добкин, главный редактор сборников, в своем давнем интервью, говорил что то, чем  они занимаются, строго историей-то и назвать нельзя: в «Минувшем» публикуются исторические источники: мемуары, дневники, эпистолярия, то есть база, фундамент, на котором должны строиться собственно исторические исследования. Вот только освоило ли сегодняшнее научное сообщество хотя бы десятую часть собранного в 24-х томах? «Саша, скажите, – спросил я Добкина в 1997 или 1998-м году, передавая очередной материал для «Минувшего» возле метро «Арбатская», косясь на ползающих вокруг и роющихся в урнах бомжей (прямо «Собор Парижской Богоматери» какой-то),  –  скажите, кому нужно то, что мы делаем? Сколько десятков человек в мире это прочтут и какое влияние на мир эти книги окажут? Допустим, мое авторское сердце погреет то, что публикация выйдет в имеющей хорошую репутацию серии, а не в плохо сброшюрованном сборнике на газетной бумаге. На гонорар я куплю единый проездной, и месяц буду кататься без  забот на метро и в автобусе. А дальше-то что? В чем глубинный смысл нашей миссии?» – «Э-э…ну… должен же кто-то  поддерживать в пещере огонь», – жуя беломорину отвечал Александр Иосифович своим неподражаемым голосом.

Владимир Аллой был состоявшимся, успешным по всем внешним параметрам человек. Он эмигрировал в 1975-м, в возрасте 30 лет, перед этим поучился в Ленинграде на нескольких факультетах, отслужил в армии, исколесил большую часть СССР и перепробовал ряд профессий «поколения дворников и сторожей». В Париже Аллой сразу пошел в гору: Владимир Ефимович  занимал в 1978—1981 гг. должность директора издательства ИМКА-Пресс. Затем стал директором издательства «La Presse Libre» при газете «Русская мысль»,  каковое издательство из-за успешной деятельности Аллоя, невыносимой для большинства сотрудников «Русской мысли» (везде есть люди, которым плохо, когда другим хорошо) в феврале 1984 г. было в течение двух дней закрыто. Выкарабкавшись из депрессухи, Аллой  сумел  после всего этого создать собственное  (!), независимое (!!)  издательство «Атенеум». Но в эмиграционное сообщество публикатор и издатель не  вписался. (Впрочем, назвать СООБЩЕСТВОМ это разобщенное, раздираемое амбициями и претензиями образование, было бы  стилистически неверно.) То, что многие, кто по сю сторону границы отстаивал свободу и независимость как высшую человеческую ценность, в «свободном мире»  почти сразу подчинились правилам подковерных игр различных фондов и организаций,  почти не замаскированного шпионского толка и сменили независимость на баранью аганжированность, страшно удручало Аллоя. Вот как он передал в своих «Записках аутсайдера» разговор в парижском кафе с приехавшим из Англии В.К.Буковским, в те годы, когда о «перестройке» еще никто и не заикался:  «Буковский как всегда вещал о необходимости прорыва информационного железного занавеса. Заговорили о книгах, о финансовых трудностях их издания.

– Да что там книги, – вдруг произнес Володя, обращаясь ко мне. – Готов ли ты и твоя команда обеспечить переброс в Россию видеомагнитофонов и компьютеров, но только до полного насыщения – в промышленных количествах?

– А зачем?

– Неважно зачем. Готов? Под это могу достать любые деньги.

Как всегда, я ляпнул лишнее:

– Видишь ли, я могу что-то делать, только если понимаю, зачем и принимаю саму идею: то есть быть соратником, союзником, но вот шестерить не умею.

Буковский посмотрел на меня “по-зэковски” – пристально и чуть-чуть исподлобья – и переменил тему…»

Помню, как в августе 1999-го мы шли с ним по задворкам ВДНХ, рассматривая великанские руины бывшего сталинского гипсового величия, заляпанные всевозможной рекламой, и с какой кипящей злобой он говорил о положении в стране, в родном Питере, о получившем американскую «грин-карту» демократе-кагэбисте Олеге Калугине, читающем нынче лекции для церэушников, о покойном соловье перестройки Собчаке, о другом полковнике КГБ, недавно сменившем дедушку Ельцина… И в «прекрасном зарубежье» он оставался человеком, а не пляшущим на задних лапках субсидиоманом. О парижской газете «Русская мысль», он достаточно сдержанно написал в своих мемуарах (30-летний человек начал воспоминания – это не частый случай! И магма просвечивает сквозь застывшую сухую серую лаву принципиально антипафосного повествования): «…Финансовая тема и все, что хоть каким-то образом с ней соприкасалось, – были раз и навсегда табуированы, сотрудники не знали абсолютно ничего, даже сколько получают их коллеги по редакции или как распространяется газета. Этот “финансовый психоз” являлся лишь внешним проявлением полной и всеобщей зависимости от начальства (т. е. американцев – С.Ш.), создавая в газете атмосферу помещичьей людской, где все основывается на слухах, сплетнях и степени “близости к барину”».

Вспоминаю, как в августе 1999-го мы шли с ним по задворкам ВДНХ, рассматривая великанские руины бывшего сталинского гипсового величия, заляпанные всевозможной рекламой, и с какой кипящей злобой он говорил о положении в стране, в родном Питере, о получившем американскую «грин-карту» демократе-кагэбисте Олеге Калугине, читающем нынче лекции для церэушников, о покойном соловье перестройки Собчаке, о другом полковнике КГБ, недавно сменившем дедушку Ельцина…

Марина Цветаева повесилась в Елабуге в августе 1941 года, будучи уверена, что с Россией все кончено, что Гитлер в двух шагах от победы во второй мировой войне. Она была неправа. Аллой ушел из жизни на Рождество 2001-го. Третья мировая, если считать таковой  холодную войну, была позорно проиграна Советским Союзом на его глазах. Конечно, реальные причины самовольного ухода из жизни всегда глубоко скрыты в личном и окружающим никогда до конца не доступны. Любовно сохранив наиболее отвратительные атрибуты социализма и добавив к ним все самое грязное, что только есть в капитализме, «постперестроечная» действительность  превратилась в такое чудовищное образование, каковому «общественному строю» политологи и социологи вот уже 15 лет не в силах подыскать адекватного названия. Владимир Аллой, русский еврей с паспортом гражданина Франции, жить в этом конгломерате из говна и мочи отказался. Он вернул Творцу свой билет. И не нам его судить.