Татьяна Анчугова

Пастырь Серебряного века

 

В дни празднования 1000-летия крещения Руси в Академии художеств проходила до сих пор непревзойденная по масштабам выставка русских икон. В дополнение к ней в маленьком зальчике москвичи впервые увидели портрет молодого священника, который сейчас  хранится в музее Московской духовной академии. Под ним стоит имя изображенного на нем человека – С.Н.Дурылин.

С.Н.Дурылин

Сергея Николаевича Дурылина вспомнили в первую очередь в связи с начавшимся открытием поэзии Серебряного века. В молодости он был активным участником литературного процесса. Бросилось в глаза, что Б.Пастернак посвятил свою первую публикацию в сборнике «Лирика» (1913) «Сереже, который меня сюда привел». Позже поэт неоднократно подчеркивал, что именно Дурылину он обязан тем, что в своих колебаниях между музыкой и поэзией выбрал поэзию. А подружились они, оба увлеченные музыкой, на концертах, которые давал знаменитый венгерский дирижер А.Никиш. Любовь к музыке они пронесли через всю жизнь. В трудные для Пастернака годы друг юности еще много раз поддержал его своим одобрением. В 1948 году он единственный отважился послать в «Литературную газету» свою умную статью о поэте - увы, конечно же, отвергнутую.

Конечно, на фоне главных авторов Серебряного века имя Дурылина звучит не так уж громко. Тем не менее его роль в общем культурном подъеме тех лет выглядит далеко не второстепенной. Натура яркая, деятельная, поражающая разносторонней одаренностью, подлинной религиозностью, человек редких душевных качеств, он влиял на современников не только своим ярким интеллектом, безграничной эрудицией, но и высочайшей духовностью.

Непростительно мало известно о его педагогической деятельности, хотя он отдал ей немало сил - и как домашний учитель, и как сочинитель забавных и содержательных детских стихов, и как автор педагогической теории свободного воспитания. Остались воспоминания его учеников. Один из них, Г.А.Самарин, так и озаглавил свою статью о Дурылине – «Воспитатель любви к Родине». Упоминается Сергей Николаевич и в воспоминаниях Игоря Ильинского - как первый человек, который распознал в нем актерский талант и посоветовал посвятить себя служению театру.

Педагогическая система Дурылина предполагала блестящее чтение им лично стихов и рассказов, постановка домашних спектаклей – от веселых комедий Гоголя и Крылова до «Бориса Годунова» с максимальной исторической достоверностью. Он часто водил своих юных учеников в культурные святыни Москвы – в Кремль, Третьяковскую галерею, Малый театр. Всем, что волновало его самого, он старался увлечь молодежь. Только Дурылин мог придумать такое чудо, как долгое коллективное путешествия по русскому Северу - пешком, на перекладных, на лодках, на пароходах. Он организовал экспедицию при поддержке Археологического института, где тогда учился. Результатом той познавательной поездки стала книга «За полунощным солнцем. По Лапландии…» Первоначально путевой дневник печатался в детском журнале «Маяк» - там же, где Дурылин под различными псевдонимами печатал свои многочисленные стишки, песенки, рассказы для детей. Именно благодаря его заинтересованному сотрудничеству журнал вошел в историю как образцовое детское издание своего времени.

Автор мемуарного очерка о Дурылине церковный писатель С.И.Фудель называет его «духовным отцом», «легким другом своей юности» (очерк вошел в недавно выпущенный 1-й том Собрания сочинений С.И.Фугеля.). А какой эффект приносило просто живое общение с Сергеем Николаевичем, встречи и разговоры с «ходячей энциклопедией»! Например, прочитаешь у Фуделя об их совместных посещениях Кремля с одной единственной целью - постоять, поразмышлять перед иконой Богоматери «О Тебе радуется…», и уже поневоле отыщешь у самого Дурылина исследование о ней, и отправишься в Кремль, отыщешь ее и услышишь слова акафиста «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь: ангельский собор и человеческий род». И увидишь глазами Дурылина ангелов, святых и мирян, окружающих Богоматерь с Младенцем, и заметишь всякую малость: лазурные цветы, травы и деревья с поющими птицами.

В эпоху Серебряного века, когда вспыхнул общественный интерес к древнерусскому искусству, Дурылин внес весомый вклад в изучение русской иконы, написав книгу «Русская икона и Олонецкий край» по следам проходившей в 1913 году выставки коллекций И.С.Остроухова и С.П.Рябушинского. В те же годы он написал одну из своих интереснейших книг, посвященную сокровенному символу Святой Руси – Невидимому граду Китежу, и еще ряд работ духовного содержания.

Он – человек Серебряного века, но, хотелось бы подчеркнуть - чисто московской закваски. В формировании его личности огромную роль сыграли набожные родители, атмосфера добропорядочной купеческой семьи, даже иконы в доме и местожительство - возле Елоховской церкви, где его крестили в той же купели, что и Пушкина.

Но в конечном счете он принадлежит той Москве, которую С.Н.Булгаков называл «нашей московской Флоренцией», имея в виду особую духовную атмосферу расцвета религиозно-философской мысли. Знаковым явлением тех плодотворных лет стала деятельность Религиозно-философского общества, а особенно его собрания, вызывавшие огромный резонанс как в образованном обществе, так и у молодежи. Всем запомнилась и своеобразная атмосфера собраний, которые проходили в роскошном особняке М.К.Морозовой на фоне роскошных картин М.Врубеля, посвященных «Фаусту». Дурылин, став секретарем общества, легко и органично вписался в круг таких выдающихся мыслителей, как отец Павел Флоренский, С.Н.Булгаков, Е.Н.Трубецкой, позднее сблизился с В.В.Розановым. Одновременно он посещал кружок религиозного деятеля М.А.Новоселова, выступая там с докладами о религиозных взглядах русских писателей.

19 января 1917 года Флоренский, Булгаков, Трубецкой, Новоселов и Дурылин пришли в мастерскую Нестерова на первый показ только что законченной картины «На Руси (Душа народа)». Сейчас она после 70-ти лет запрета раскинулась во всю стену в одном из залов Третьяковской галереи. В центре композиции - праведный чистый отрок, росток Святой Руси. Он устремлен к Богу, и за ним тянется поток людей, олицетворяющий соборную Русь. Сергей Николаевич был поражен, увидев в сюжете отражение собственных духовных исканий (на эту тему см. статью «Да есть ли Святая Русь?» - Т.В.Анчугова, «Отголоски Серебряного века», М.2005). Между писателем и художником завязалась крепкая дружба, благотворно повлиявшая на творчество и того, и другого.

Что ожидало всех присутствовавших на том «вернисаже» после 1917 года, хорошо известно. Гонения, расстрелы, расправы, тюрьмы, изгнания, запреты. Максимилиан Волошин в те годы посвятил Дурылину стихотворение «Готовность» (1921 г.).

 

И из недр обугленной России

Говорю: «Ты прав, что так судил!

 

Надо до алмазного закала

Прокалить всю толщу бытия.

Если ж дров в плавильной печи мало:

Господи! Вот плоть моя».

 

В 1920 году Дурылин принял священнический сан. Такое решение стало логическим завершением его духовных исканий, связанных с изучением русской религиозной мысли, хождением по святым местам, пребыванием в Оптиной пустыне под окормлением старца Анатолия (Потапова). Тяжелый крест возложил он на себя в те страшные годы. Пришлось расплачиваться тремя ссылками. И все-таки несмотря на преследования и требования снять сан он, как выясняется теперь, остался верен своему долгу до конца, тайно оказывая духовную помощь приходившим к нему людям. Немало сокровенных тайн хранит домик в Болшеве, где жил Дурылин последние 20 лет жизни. Здесь и сегодня можно убедиться, что местные пожилые люди хорошо помнят «отца Сергия».

Но официально в 40-е – 50-е годы он стал очень известен как едва ли не самый крупный театровед, автор многочисленных рецензий на новые спектакли, автор известных инсценировок – например, «Анны Карениной». Получив звание профессора, он преподает в исторических вузах, выступает в различных аудиториях с просветительскими лекциями. Но особенно влечет к нему представителей театрального мира. Среди артистов Малого и Большого театров тогда было немало людей, глубоко связанных с церковью (особенно солисты оперы, певшие в церковных хорах, да и сам главный дирижер ГАБТа Н.С.Голованов в прошлом 12 лет был регентом Синодального хора).

Светлые образы великих русских актеров Дурылин запечатлел во многих своих работах в жанре творческого портрета. Самые восторженные отклики получила его монография «М.Н.Ермолова» (1953 г.). А успех книги «Нестеров» с годами растет на наших глазах. Выпущенная недавно третьим изданием, она мгновенно разошлась. Его перу принадлежат также очерки о Сурикове, Васнецове, Крамском, иллюстраторах детской книги. В поле его зрения всегда оставалась русская классика: Пушкин, Толстой, Достоевский, Крылов, Лесков, особенно любимый им Лермонтов. Его книга о «Герое нашего времени» до сих пор считается одним из лучших учебных пособий.

Посетив недавно проходившую в Третьяковской галерее выставку графики М.Врубеля под названием «Пророк», я убедилась, как не хватает нам комментария Дурылина – его работы «Врубель и Лермонтов». Он, быть может, единственный, кто обратил внимание на малоизвестную иллюстрацию к «Демону» - рисунок, запечатлевший следы разбойничьего набега на караван в горах. Ущелье усеяно окровавленными телами погибших, остались в живых одни брошенные на произвол судьбы верблюды.

              

               …теснясь толпой,

На трупы всадников порой

Верблюды с ужасом глядели.

 

Кто внимательно прочитает эпизод того давнего противостояния в горах, тому откроются истоки наших сегодняшних бед на Кавказе. Но кто-то же должен передавать творческие пророчества из века в век.

Даже при самых тяжелых жизненных обстоятельствах Дурылин всегда был нацелен на «собирание камней» (в самом широком, библейском понимании). И как бы ни менялись времена на сломах истории, для него всегда существовало одно время – «время любить» (в том же библейском понимании). Оно как бы остановилось в обустройстве его болшевского дома – там, где сейчас музей. Вместе с женой Ириной Александровной они превратили свой дом в соборное место единения людей. На зов приехать к ним отдохнуть откликалось множество друзей, знакомых, коллег. Кто только не побывал здесь! В саду под березками пела романсы Обухова, прогуливались Яблочкина, Козловский, Рихтер. Приезжали за советом создатели мурановского музея Тютчева. Одна из фотографий запечатлела рядом с хозяином М.К.Морозову - уже совсем старенькую, одинокую, познавшую много горя. Не перечесть всех артистов Малого театра, солистов Большого, приезжавших сюда отдохнуть, получить наставление, просто ощутить аромат русского быта.

Этот душевный, всех привечающий уголок можно сравнить разве что со знаменитым коктебельским домом Максимилиана Волошина, о котором тот сказал:

 

Мой дом открыт навстречу всех дорог.

Дверь отперта. Переступи порог.

 

Уже после смерти Сергея Николаевича здесь находили приют гонимые монашенки и возвращавшиеся из ссылки священники.

Частым гостем Дурылина был его дорогой друг М.В.Нестеров. Вот на фотографии они стоят как живые: художник в рабочей полотняной блузе, хозяин в расшитой косоворотке. Поневоле заглядишься, залюбуешься! Сейчас знаменитая блуза висит в нестеровской комнатке. Ее подарила внучка художника.

Музей поддерживает самые тесные отношения с родственниками тех, кто когда-то был близок дому Дурылина. Благодаря им здесь все живет, продолжается, дышит, не закоснело в музейном глянце. Сюда приезжает Сергей Николаевич Чернышев - сын погибшего в ссылке давнего ученика Дурылина. Ведь дом знаком ему с детства: здесь его обогрели после гибели отца. Сегодня он, архитектор по образованию, занимается восстановлением святыни Дивеевского монастыря: оборудует канавку, проложенную святым Серафимом Саровским. И тихим эхом отзывается в его памяти умилительные, по-детски простодушные дурылинские строки:

 

Обошел с лопаточкой канавку

Батюшка Серафим.

                              Ангел с ним.

 

Похвалил послушливую травку:

- Радость моя, расцветай,

                               Благоухай!

 

В такую атмосферу чистого духовного потока окунулась и я в самый первый свой приезд сюда 10 лет назад. С тех пор испытываю потребность бывать в музее снова и снова. Всякий раз нахожу здесь радушный прием со стороны директора Дома-музея Геннадия Васильевича Лебедева и всех его сотрудников. Они – подлинные хранители традиций. Как только приветливая Татьяна Николаевна открывает калитку и утихомиривает разлаявшихся собачонок, на душе становится светло и радостно. В который раз рассматриваю экспонаты: этюд нестеровского «Отрока», гравюру Л.О.Пастернака «Лев Толстой за работой» с дарственной надписью, пейзажную зарисовку Фалька (тоже подарок), картину Поленова… Много фотографий, личных вещей знаменитых людей. Чашечка, из которой пил сам Ф.Тютчев. Изящные вещицы, принадлежавшие М.Н.Ермоловой. Вздрагиваю, когда вижу кружевные вставки на покрывале - ее ручную работу. Все вместе создает ощущение уюта, особенно когда дополняется традиционным чаепитием и беседой за столом на выходящей в сад веранде с высокими застекленными окнами. Она устроена так, что ты сидишь прямо в окружении деревьев, посаженных самим Сергеем Николаевичем. Помню, приехала как-то в день Преображения (яблочного Спаса), и яблоки с деревьев как будто сами нападали на стол, а их аромат напомнил прелесть бунинских описаний усадебного быта.

В такой непринужденной обстановке еще ярче раскрывается облик Дурылина. Ну мог ли кто-нибудь взяться за тему «Няни великих людей»? А Дурылин стал собирать о них любопытные свидетельства. Потом то ли в шутку, то ли всерьез составил книгу-реестр «О знаменитых котах знаменитых людей». А затем вместе со своей любимицей кошкой Муркой написал «Муркин дневник». Его любовь к Мурке воплотилась также во множестве ее портретах, написанных лично хозяином. Кстати, его талант рисовальщика проявился еще и в поздравительных красочных посланиях жене и друзьям. А еще он собирал колыбельные песни…

Сейчас музей готовится к юбилею – 120-летию со дня рождения С.Н.Дурылина. Расширяется экспозиция его театральной коллекции. Предстоит осмыслить и донести до читателя все богатства его творческого наследия - книги, письма, воспоминания, рукописи. А музей как всегда ждет новых гостей.