Даниил Орлев.  Ночь в бутылке.. 1

Сергей Байбара.   А В КУКОЛЬНОМ РАЮ «НАПРЯГОВ» НЕТ.. 5

 

 

 

 

 

Даниил Орлев

Ночь в бутылке

 

 

Даниил Орлев

Мы были как одно целое - я, Игорь, Стас, Вика, Илана и Лиор, - не распилишь. Все из русских семей. Кроме Лиора, конечно. Лиор местный парень. Но он свой. Научился нас понимать. Наверное, Илана его научила. Они с ним два месяца уже живут вместе на Флорентин в Тель-Авиве. Здесь все живут. Румыны, китайцы, филиппинцы, есть черные из Ганы. Вон один - развешивает белье на балконе. Дома здесь стоят так близко друг от друга, и к окну подходить не надо, чтоб увидеть -  рукой дотянешься. Наркоманы, нелегальные эмигранты, проститутки из бывших советских республик - все тут.

 

Илана уже давно от своих ушла. Ее даже не ищут. Плюнули, махнули на нее рукой. Не то что Викины родители. Те всегда Вику с полицией разыскивают. Последний раз, когда Вика из дома ушла - они с Иланой поселились у двух местных, - к ним нагрянули двое полицейских на машине вместе с Викиными родителями. Полицейские постучали в дверь и сказали: «Полиция». Когда те им не открыли - они вышибли дверь. И Вику опять домой вернули. С такими родителями, как у Вики, не разгуляешься.  Я бы тоже от своих ушел. Но чего мне им кровь портить - год до армии остался. Пойду в армию - буду приезжать домой на выходные. А после армии уже точно уйду. Надоело мне  смотреть, как они крутятся. Раньше говорили, что приехали сюда ради детей. Ради нас то есть. Теперь они уже давно этого не говорят. Говорят о квартирной ссуде. О развозке газет по ночам. О мытье полов в конторах. Я понимаю, что они много потеряли, когда сюда приехали. Теперь доказывают самим себе, что правильно в свое время поступили. Я не люблю об этом думать. Но только так, как они, я жить не хочу. Буду жить как все. Отслужу армию, поеду путешествовать - в Индию или, как Лиор, махну на Тибет. Потом вернусь, пойду учиться. Вот Игорь, тот лучше всех со своими ладит. Замазывает с отцом  трещины в потолке в своей Бат-Ямовской квартире, в выходные ездит с ними в лес на шашлыки. За все это отец дает Игорю ключ от своей машины. Если б мои родители мне хоть раз машину дали, я бы, наверное, поехал с ними даже газеты развозить. Чашки пошел бы мыть с матерью в конторе. Да где там - от них разве что-нибудь получишь?

Вот с друзьями мне повезло. Мы особенная компания. Наверное, у нас просто много общего. Русскими нас уже не назовешь - всех привезли сюда лет в 10-12. Есть у нас в школе русские компании - говорят только по-русски, ходят отдельно от всех, здороваются за руку, одеваются не как все и слушают Виктора Цоя. Мы, конечно, не презираем их за все это. Что мы, снобы какие-нибудь? Если мне улыбаются и протягивают руку, то я тоже жму руку и  улыбаюсь в ответ. Впрочем, они сами к нам не лезут, знают, что у них  нет никаких шансов с нами сойтись. No way. Да и с местными та же история. Эти приходят и уходят. В нашей компании еще никто надолго не задержался. Кроме Лиора. Лиор это особая история. Во-первых, он друг Иланы. Во-вторых, он старше нас всех. Ему тогда 23 года было, когда вся эта история случилась.

 

День был веселый. Как сейчас его помню. Илана праздновала свой день рождения у Лиора на Флорентин - ей исполнилось тогда семнадцать лет. Было уже около одиннадцати вечера. Я лежал на полу, прислонившись спиной к стенке. В комнате было темно. Друзья Лиора уже разошлись по домам. Музыка играла негромко. Кажется, Porcupine Tree, но за это уже не ручаюсь.  Игорь сидел у окна на стуле и что-то бренчал на гитаре - пытался подобрать к музыке аккорды. Стас с Викой все время сидели на диване. Вернее, Стас на диване сидел, а Вика у него на коленях. Илана и Лиор давно ушли в соседнюю комнату. Все уже было выпито и выкурено, и мне ничего не оставалось делать, как прислониться к прохладной стенке и лежать с закрытыми глазами. Я лежал и думал про хаос. Хаос это такая штука, когда мысли не собираются вместе, а все время в разные стороны разбегаются. Ты только хочешь о чем-нибудь подумать, а они хлоп - и опять в разные стороны. Потом я подумал о музыке, что мы ее любим слушать, потому что она из этого хаоса гармонию делает. Если бы не музыка, мы бы так в хаосе и пребывали все время. То же самое и с мыслями. Когда вокруг тебя хаос, ты не знаешь, что с тобой случится в следующую минуту. А люди страшно этого боятся.  Им нужен порядок. Они должны точно знать, что с ними будет завтра, в следующем  месяце, в будущем году. Вот они и думают все время, приводят свои мысли в порядок. Но это им только кажется, что они думают, а на самом деле они придумывают истории и рассказывают их сами себе. Чтобы не торчать в этом хаосе все время. Я лежал на полу и вот так думал обо всем этом, прислонившись к бетонной стенке, и еще, наверное,  придумал бы что-нибудь интересное, если бы голова не болела. И еще в туалет сильно хотелось. А это уже совсем не способствует абстрактному мышлению. Тогда я заставил себя встать. В комнате было темно и душно, как под бабушкиным ватным одеялом. Игорь сидел в одних джинсах на стуле в противоположном конце комнаты и пытался извлечь какие-то звуки из гитары. Стас с Викой куда-то изчезли. Я вышел в коридор. Я шел, а пол качался под моими ногам, как на корабле. Туалет и ванная в квартире Лиора объединены. Я взялся за металлическую ручку двери и хотел открыть дверь в ванную, но дверь была заперта. Кто-то был внутри. Тогда я пошел на кухню. Лиор в шортах сидел на подоконнике у открытого окна, смотрел вниз и курил. Я никогда не умел с ним разговаривать. Я не знал, как  заговорить с ним первым.  Хотя мне многое хотелось бы у него спросить. Например, я бы спросил его, что такое тантра.  Или что он делал полтора года на Тибете. Или как он сел на иглу. Вообще я бы о многом его спросил, если бы знал как. Но я стоял и молчал. В кухне пахло табачным дымом и еще чем-то кислым. Кухонный стол, шкафы, окно и Лиор на окне  раскачивались у меня перед глазами. Я плюхнулся на стул, поставил на стол локти и запустил пальцы в волосы. Лиор пожелал мне доброго утра, хотя какое там утро - двенадцатый час ночи. Потом он предложил мне кофе. Я только мотнул головой в ответ. Тогда он бросил мне пачку сигарет. Я вытащил сигарету и закурил. Мы курили и молчали. Лиор улыбался. Только он так умел улыбаться. Смотреть на тебя из под своей каштановой шевелюры с барашками, молчать и улыбаться тебе одними глазами. Когда пауза уже слишком затянулась, он спросил, пытался ли я войти в туалет. Я ответил утвердительно. Тогда он сказал, что я буду за ним в очереди. Стас и Вика закрылись в туалете и не выходят оттуда уже четверть часа. Он опять улыбнулся одними глазами. Он не сощурил их, как обычно делают люди, когда улыбаются, а как-то улыбнулся широко открытыми глазами. И мне стало неловко от этого. Я почувствовал неудобство от того, что не могу смотреть ему в лицо так же открыто, как он смотрит на меня. Как будто ему нечего от меня скрывать, а я что-то скрываю. Я отвел глаза и попытался придумать что-нибудь остроумное. Тогда он, заметив мою неловкость, спросил, сколько времени у них это обычно занимает. У Стаса с Викой, то есть. Он шутил, конечно. Я посмотрел на него, а он спокойно смотрел на меня и улыбался всем своим видом. Тогда я почувствовал себя удобнее от его шутки, и мне очень захотелось поговорить с ним о чем-нибудь, но я все еще не знал как. Я опять попытался придумать что-нибудь остроумное, но, по-моему, пошутил не очень удачно, сказал,  что у Стаса это никогда много времени не занимает или что-то вроде этого. Лиор стряхнул пепел в открытое окно, посмотрел вниз и задумался. Он сказал, что можно было бы спуститься во двор, но ему лень. Тогда я уже нашелся, что сказать, и предложил ему поссать из открытого окна, прямо не выходя из кухни. Он усмехнулся, сел поудобнее на подоконнике и сощурил глаза. Потом он опять посмотрел вниз и уже серьезно задумался. Был двенадцатый час ночи, и около дома никого не было. Тогда он ответил, что надо бы подождать, пока кто-нибудь появится внизу, потому что такая сцена не может обойтись без зрителей. Вдруг мне показалось, что дверь в туалет открылась, и я вышел в коридор. Но никто из туалета не выходил.  Тогда я со всей силы стукнул ладонью по фанерной двери и крикнул что-то про свой  мочевой пузырь, который был уже готов  взорваться. Мне никто не ответил. Я обозвал их как-то беззлобно, и  подумал, что, наверное, не стоит им сейчас мешать. Теперь я уже действительно с трудом мог терпеть. Я сказал Лиору, что все-таки придется мне идти на улицу. Лиор пошутил, что ему следовало бы обзавестись горшком для подобных случаев. Сказал и бросил окурок на дно пивной бытулки. Окурок зашипел и погас. Лиор подумал о чем-то, смерил глазом горлышко и предложил мне помочиться в бутылку из-под пива. Я сказал, что вообще идея мне нравится, потому что потом мы сможем предложить пивка Стасу с Викой. Он расхохотался. Но не так, как смеются глупой детской шутке, а как-то искренне рассмеялся. Тогда я подумал - а почему бы и правда не написать в бутылку? Лиор посмотрел на меня и, наверное, заметил, что я все еще не уверен. Тогда он сказал, что сделает так же. Он спросил, какую бутылку я предпочитаю. Ту, что вместительней, – сказал я. Он взял с пола пустую бутылку из-под арака, повертел ее в руках и протянул мне. Себе он взял коричневую поллитровую бутылку из-под Голдстар. Он отвернулся в угол, спустил шорты и начал мочиться внутрь пивной бутылки. Тогда мне уже ничего не оставалось делать, как взять бутылку из-под арака и последовать его примеру. Бутылку со своей мочой я спрятал под столом, потому что то, что в ней теперь было, на арак совсем не походило. Свою бутылку Лиор поставил на видном месте - на полу под окном среди пустых пивных бутылок. Он даже прикрыл ее аккуратно металлической крышкой. Бутылка была наполнена чуть больше половины. Цвет жидкости в ней подозрения не вызывал. Мы смотрели на эту бутылку и радовались своей коварной затее. Я себе даже представил, как Стас входит в кухню и говорит - вот здорово, пивко еще осталось, - открывает бутылку, подносит к носу и... Раздался капризный вопль Иланы. Она проснулась в пустой комнате и начала жаловаться сквозь сон, что все ее забыли. Илана пришла на кухню, заспанная, положила запястья на плечи Лиора и проканючила, что ее бросили одну в ее собственный день рождения. Потом она издала громкий победный клич - наверное, окончательно проснулась, - и крикнула, что Игорь сейчас повезет нас всех в «Max’s Place» на своей машине. Тогда Игорь начал пререкаться с Иланой, объяснять ей, почему он не может сейчас заявиться к своим родителям и просить у них ключ от машины. А в это время на пороге кухни появились Стас и Вика, а мы с Лиором начали улюлюкать и громко их приветствовать.

Машину Игорь не привез, и  в паб мы пошли пешком. В воздухе висела горячая влажная тяжесть, как обычно в летнюю ночь на побережье. Кто-то спросил про Лиора, и Илана ответила, что ему нужно с кем-то встретиться, и он приедет позже с друзьями. В пабе было тесно и шумно. Музыка гремела. Мы взяли по кружке пива и отыскали свободные места. Мы любили этот паб, потому что там собирались не только зеленые, как мы, а разнообразная публика. Там работал «шомером» Гай, друг Лиора. Кстати, не так давно его рванул палестинский смертник вместе с собой. К счастью, взрывчатки на террористе было немного - никто, кажется, не погиб. Но Гай долго лежал потом в реанимации, но вроде выкарабкался. Но это так, к слову. Илана достала плоский металлический пузырек с остатками арака и пустила его по кругу.  Головная боль у меня моментально прошла. Мы растворились в грохоте музыки и водовороте человеческих тел, и я на время потерял девчонок. Через час или два, извиваясь в беснующейся толпе, я обратил внимание на Илану - она с беспокойством на лице разговаривала о чем-то с Викой. Потом я уже понял, что они говорили о Лиоре. Было уже без чего-то два, а Лиор еще не приехал. Ни он, ни его друзья в пабе в ту ночь вообще не появились. Только часов около двух, когда мы уже собирались уходить, нас разыскал Гай  и сказал что-то Илане. Из-за громкой музыки я ничего не расслышал. Илана вышла на улицу - ее там ждал какой-то незнакомый парень на мотоцикле. Он и сообщил ей, что Лиора нашли мертвого, в его квартире на Флорентин. Лиор умер от передозировки кокаина. Илане еще повезло, что она не застала его в квартире мертвым, что Лиора нашли его друзья - он позвонил им до того, как принял наркотик, и просил отвезти его в  «Max’s Place». Я не знаю точно, в каком месте квартиры его нашли. Но почему-то всегда представляю его скрючившимся на полу в том самом месте, где несколько часов до этого я лежал и думал о хаосе.

 

Забыть. Не думать. Мысли, как бумеранг, возвращаются все время туда же. Вижу его сидящим на черном ночном фоне, обрамленным оконной рамой. Бронзовый загар. Шапка волос и серьга в ухе. И глаза. Нет. Лучше забыть. Прошло два дня. Мы со Стасом сидим на спинке деревянной скамейки и смотрим в море. Вика и Илана сели на кирпичной брусчатке тротуара напротив, сложив по-турецки ноги. Стараемся говорить о постороннем. Тщательно обходим в разговоре события той ночи. Хотя все думают об одном и том же. Вчера нас всех вызывали в полицию. Мы заходили в кабинет следователя по одному и  давали показания. Хозяин квартиры выставил Илану на улицу. Квартиру снимал Лиор. Она вообще не имела права там находиться. Пока она ночует у Вики. Завтра Илана уедет в Эйлат, устроится там работать в отель. Там платят неплохие бабки. Хозяин квартиры разыскал родственников Лиора. У него не было никого, кроме отчима и старшей сестры, которая живет в Тверии. Сестра приехала в Тель-Авив организовать похороны.

 

Солнце скоро сядет. Оно рассыпало золото мелким бисером по песку пляжа. Золото  лежит на пожухлой траве, на каменистых кочках. Воздух словно позолочен. Я смотрю на Илану, и ее волосы тоже кажутся мне золотыми. Я еще и еще раз вспоминаю ту ночь. Ничего с собой не могу поделать. Только сейчас решаюсь рассказать всем про бутылку. Меня слушают с интересом. Стас даже открыл рот, услышав про подлянку, которую мы ему готовили. Илана задумывается на секунду.  Потом она решительно встает и говорит, что мы должны забрать его оттуда. Его, это значит, то, что от него осталось - бутылку с его мочой. Мы похороним содержимое бутылки и таким образом попрощаемся с ним. Если только хозяин не прислал кого-нибудь убрать квартиру. И если он не врезал новый замок в дверь. Мы идем с Иланой к Игорю. Он отвезет нас на Флорентин. Мы откроем дверь ключом, который остался у Иланы, зайдем внутрь и возьмем бутылку.

Мы уже мчимся в новеньком белом «рено». Цвета вокруг поблекли. Солнце похоже на огненно-красный воздушный шар. Сейчас он сядет в темную фиолетовую воду на горизонте, и волны унесут его куда-нибудь далеко. Подъезжаем к дому Лиора. Флорентин уже погрузился во мрак -  южная ночь наступает быстро, как будто где-то нажали на выключатель. Игорь остается ждать нас в машине. Мы с Иланой поднимаемся по лестнице, не зажигая света в подъезде. В окнах света мы не видели - значит, скорее всего там никого нет. Главное, чтобы квартира осталась неубранной. Замок хозяин вряд ли захотел менять. Мы пробираемся наощупь. Илана сильно сжала запястье моей руки. Наверное, она боится. Не того, что нас накроют и обвинят в воровстве. Наверное, она боится еще раз войти туда, в то самое место, где еще недавно, всего два дня назад  она жила с Лиором. Мы стоим на лестничной клетке перед дверью. Я свечу зажигалкой около замочной скважины. Илана вставляет ключ и открывает дверь. Мы заходим внутрь. Свет из дома напротив пробивается сквозь оконные жалюзи. Все выглядит так же, как и два дня назад. Не зажигая электричества, мы проходим в кухню. Илана сжала мое предплечье. Теперь я чувствую, что она дрожит. Бутылка на месте - на полу под окном. Я сажусь на стул, чтобы перевести дыхание. Я сижу в том же самом месте, что и в ту ночь, когда Лиор разговаривал со мной, сидя на подоконнике напротив, в двух шагах от меня. Ничто не изменилось. Даже сохранился тот же кислый запах.

 

Издали мы различаем в темноте костер, разожженный Стасом и Викой. Они ждут нас на пляже. Стас открывает пластмассовый термос и достает из него несколько бутылок пива. Мы жарим хлеб с сыром на листе железа. Едим хлеб, залитый расплавленным сыром, и пьем уже согревшееся от жары пиво. Мы откладываем этот момент. Нужно сделать что-то особенное. Мы выльем его в море, - говорит Илана. - Он любил море. Все молчат. Надо только зайти подальше. Мы все зайдем в море, попрощаемся, а потом выльем его. У Иланы нет купальника. Ты высушишь потом свою футболку на костре, - говорит Вика. Илана может зайти нагишом - все равно никто не видит. Если так, то мы все разденемся. Да, мы так и сделаем. Мы раздеваемся. Никто не стыдится. Стас и Игорь разбегаются и ныряют. Море издалека кажется мне черной пропастью. Вслед за Стасом с Игорем в воду заходят Илана с Викой. Я захожу последним. Иду по дну, бережно держа бутылку в руке. Море почти горячее. Оно набегает теплыми волнами и норовит сбить меня с ног. Мы стоим на глубине чуть выше пояса. Волны захлестывают нас, ударяясь о грудь и обдавая брызгами лицо. Я крепко держу в руке бутылку. Передаю ее Вике. Вика держит бутылку несколько мгновений, протягивает ее Стасу. Стас передает бутылку Игорю. От Игоря она переходит к Илане. Илана долго держит бутылку обеими руками. Мы стоим в кругу и ждем. Илана переворачивает бутылку вниз горлышком и выплескивает ее содержимое. Волны почти накрывают нас, обдавая лицо горячими брызгами. Илана бросает пустую бутылку далеко в море. Мы стоим еще несколько мгновений молча. Илана берет мою руку в свою. Другой рукой я беру Викину руку. Мы все держимся за руки. Я чувствую, как Илана переплетает свои пальцы с моими и сильно сжимает кисть моей руки, так же сильно, как она сжимала мое запястье в подъезде.

Мы вытираемся единственным полотенцем, которое взял Игорь, одеваемся и садимся возле догорающего костра. Стас берет горящую головешку, поджигает джойнт и пускает его по кругу. Море за спиной катит шумные волны, шурша о песок. Я затягиваюсь сладким дымом. Вспоминаю, как мы шли в паб через весь Тель-Авив перед тем, как все случилось. Как давно это было. Неужели прошло всего две ночи. Вдруг я осознаю, что мы все повзрослели. Мы связаны еще крепче, чем раньше. Ничто никогда не сможет нас разлучить. Вода связала нас воедино своей гигантской бушующей массой.

 

Я еще не знаю, что нашему союзу не суждено быть долгим. Завтра Илана уедет в Эйлат,  устроится работать официанткой в отель. Стас с Викой навестят ее там спустя некоторое время. Потом Илана бесследно исчезнет - наверное, заработает достаточно денег для того, чтобы свалить из страны перед армией. Игорь вместе со своими родителями и младшей сестрой уедет на постоянное место жительства в Канаду. Стас пойдет служить в наземные войска «Гивати». Через год и восемь месяцев после призыва его джип взорвется на мине в Южном Ливане. После ранения  Стас проживет всего несколько часов. Вика вернется из армии, поступит в еврейский университет и переедет в Иерусалим. Она навестит меня несколько раз, приезжая в Тель-Авив. Потом связь с ней прервется. После армии я не поеду путешествовать. Я поселюсь в районе Шенкин в Тель-Авиве и поступлю в школу искусств «Камера обскура». Мой отец наконец-то найдет себе приличную работу - техником по компьютерным сетям. Родители купят квартиру, и я буду часто их навещать. Но все это будет потом. А пока я сижу вместе со своими друзьями под черным небом около дотлевающего костра и уверен, что ничто и никогда не разъединит нас. Мы теперь одно целое. Быть связанными крепче нельзя.

 

 

 

 

Сергей Байбара

А В КУКОЛЬНОМ РАЮ «НАПРЯГОВ» НЕТ

 

Поэты в России всегда несовместимы с фальшью. Все стихи молодого автора Сергея Байбары пронизаны напряженным порывом вздохнуть полной грудью вопреки тяжелому и смрадному воздуху нашего мира. Он бескомпромиссен не только в своих стихах – по собственной воле уже с высшим образованием пошел в Российскую армию. Он принимает как должное все тяготы нашего сурового века. Быть может, для того, чтобы вскоре его нервный и глубокий поэтический голос обрел мощь и силу.

 

 

Аромат спелых яблок В опустевшей квартире, Сладковато-дразнящий, В сигаретном дыму, Аромат спелых яблок... Мы одни в целом мире, И до нас, я надеюсь, Дела нет никому. А в московской ночи Свет оранжевой лампы Будет, словно лампада, Пламенеть в тишине, Две сгорели свечи, Не стерпев ритма танго, Ритма буйных теней На безликой стене. Там, в октябрьской ночи Рядом бились два сердца, Там проспект под окном, Надрываясь, кричит. Две сгорели свечи, Лишь сердец килогерцы Безнадежно срывали Мир с привычных орбит.   Завтра с хмурого неба Будут падать снежинки, Утопая в разбитой Ноябрем простыне, В рассужденьях несмелых, В страхе перед ошибкой, Ведь удвоенный крест, - Он и давит вдвойне! А пока звездный пепел Делит вздох на мгновенья, Моим миром владеет Безраздельно ОНА, Целый час до рассвета В нашем распоряжении, Час надежды и веры, Время сладкого сна.   ******* В оцепенении дождливом Друт друга день и ночь сменяет, Сквозняк гуляет по квартире, На стенке календарь листая,   А где-то на далеком пляже Покинутый дворец песочный Ждет, что в итоге время скажет, И прошлое забыть не хочет   Сменяют день и ночь друг друга, Идет неделя за неделей, Не замечаешь ты недуга, И продолжаешь ждать и верить   Частичку солнечного света Ты жаждешь, будто счастья, снова, Но нет издалека ответа Ни в снах, ни вящике почтовом,   В душе сомненье нарастает, Пуды невидимого груза, И на стекле оконном тают Черты осмысленных иллюзий,   И лишь на снимке взгляд хрустальный, Подобно радуге над миром, Соединяет пляж печальный и полумрак пустой квартиры,   Глухая ночь тоску пророчит, Идет неделя за неделей, Лишь ты об этом знать не хочешь И продолжаешь ждать и верить...

******* Унылая московская суббота, Неяркий свет, бутылка на столе, И грузом регулярные заботы Висят на сердце в шелковой петле, - Здорово, друг! Мы долго ждали встречи! Мечтая наши тяжбы утопить, Так тяжко давит будней пыль на плечи! Хотелось б хоть на день о них забыть. - Ну, наливай!.. И вот звенят стаканы, И стрелки на часах бегут быстрей, Блаженство, легкость (Много ли мне надо?!), И в будущее смотрится бодрей. Гудит экран, бежит рекой беседа, Огонь волнует молодую кровь, Сто тем у нас, - горячка у соседа, Ирак, зарплата, Вечность и Любовь. Уж за полночь... На стенах пляшут тени, И все длиннее паузы в речах, Дух ночи наше растворял веселье, За сигаретной дымкой крылся мрак...   ...И друг прервал молчание сурово: "Ты помнишь Генку с 67-й? Вернулся из Чечни... Что? Да, живой... Трех пальцев нет... Да, в остальном здоровый... Но очень тяжело ему теперь, Живой остался чудом, был контужен, Да только здесь он никому не нужен, И с горя пьет, бедняга, каждый день..."   ...Друг замолчал, помедлил. Тишину Заполнил телевизор моментально. Немного наглым, пошлым хохотаньем Он звал нас в заэкранную страну, Не знают ни страданий в ней, ни бед, Живых и мертвых там не вспоминают. Чужая память сильно напрягает, А в кукольном раю "напрягов" нет!   Друг сплюнул с отвращением, ругнулся, Табачное спокойствие смутив, Встал тяжело. Стол звякнул, содрогнулся, А я сидел, действительность забыв, В хмельном табачно-водочном угаре, И взгляд скользил по тонкой полосе, Из пелены являлось осознанье, Что в "новом мире" мы чужие все. Своей стране мы чужды и ненужны, - Мы чувствуем, в бутылках топим боль, Ведь страшно правду жизни обнаружить, Понять навязанную с детства роль. Винить себя, страдать ли, - непонятно, Но главное понять под силу нам, - Бежать от правды можно. Скрыться - вряд ли, Топить ее, - скорей утонешь сам...   ...Спустился мрак. Давно уж воскресенье, Заботы наши спят и видят сны, А скоро к ним добавится похмелье, - Забота умирающей страны.