Маргарита Ногтева

Осташевская элегия

 

На сто сорок втором километре от Москвы за Волоколамском сохранились остатки старинной усадьбы, построенной на высоком берегу Рузы, в селе Осташеве, в конце XYIII –начале XIX в.в. Еще в конце сороковых годов прошлого века издалека виднелось здание дворцового типа с бельведером. У въезда в усадьбу были установлены обелиски, сохранившиеся до наших дней, как впрочем и конный двор, фасад которого акцентирован многоярусной часовой башней, украшенной пинаклями, зубцами, наличниками, аркатурой. Сейчас в основании башни размещается сельский дом культуры со всеми атрибутами наглядной пропаганды и агитации. По словам уборщицы, сочетающей в себе юродство и высокомерие, здесь «кажут кина».

 

В журнале «Московский краевед» (вып. 3, 1929г.) про Осташево сказано: -«на территории усадьбы находится церковь – усыпальница Романовых, построенная в 1915 году по мотивам древней псковско-новгородской архитектуры».

Кто-же из Романовых там похоронен? – невольно подумалось мне. Ответ нашелся, в ныне публикуемых, дневниках К.Р., внука Николая I, т.е. великого князя Константина Константиновича Романова, поэта и президента Академии наук.

Именно его дневниковые записи послужили мне путеводителем по Осташеву. Первоначально усадьба принадлежала князю Урусову. В 1813 году владельцем усадьбы стал генерал-майор Н.Н. Муравьев -основатель учебного заведения для колонновожатых, на основе которого впоследствии сложилось Российская Императорская Академия генерального штаба. Сыновья Муравьева были видными декабристами, их тайные собрания нередко проходили здесь в дальней подмосковной. Этот примечательный факт увековечен мемориальной доской, прикрепленной к фасаду часовой башни. В 1903 году владельцем усадьбу становится шеф 15-го Тифлисского полка и командир лейб–гвардии Преображенского полка великий князь К.К. Романов.

Здесь проходила драматическая, порой трагическая, неизменно насыщенная высокими духовными стремлениями жизнь одного из самых романтических представителей романовского рода. «Взялся за разговоры с Гёте» - записывает в дневнике К.Р. в июле 1910 года, уединившись в Осташеве от дворцовых и академических дел. И, хотя нравственных угрызений великих князь вроде бы не испытывает, новые сомнения тревожат его: «Смущает меня, что, отдыхая и наслаждаясь работой, я почти чужд местному населению и не имею с ним ничего общего. А как сблизиться, не знаю, не умею».

А между тем местные мужики почтительно снимали шапки перед великокняжеским семейством, кланялись, завидя городской кортеж, и исправно поддерживали в порядке обширное барское хозяйство. Великий князь – заботливый отец и прекрасный семьянин, со своими сыновьями (старшему уже надели военную форму) часто совершает конные прогулки вдоль живописных берегов Рузы, особенно привольной и напевной при впадении в Москву-реку.

Зимой Осташево не менее прекрасно. В разгар рождественских праздников, после сумрачного Петербурга белизна снегов на бескрайних просторах полей и лесов просто ослепительна. «Ходили на лыжах. И что был за вечер: на бледно-голубом небе сиял узкий серп нового месяца и горела вечерняя звезда», - запись сделана накануне Крещения.

В дальней подмосковной усадьбе, под снежным пуховым покровом, сон безмятежен, и все же он был прерван серебряным звоном кувшинов и ведер, в которых народ нес из церкви святую воду. «Мы проспали, - признается К.Р. в дневнике и, когда после кофе вышли из дома в церковь, нам навстречу шел народ с кувшинчиками со святой водой; служба уже отошла» Сельский священник пришел окропить княжеский дом святой водой. Под вечер повторился волшебный пейзаж: «Молодой месяц светил с неба, и мы отбрасывали легкую тень на снег. Картина поистине завораживающая. А когда стемнело, молодежь разыгралась: посреди двора разожгла фейерверк, овсом кормила петуха, а потом, собравшись в уютной гостиной, сочиняла стихи на заданную рифму, разгадывала шарады, играла в прятки».

Гость усадьбы молодой князь Багратион-Мухранский галантно ухаживает за прекрасной Татианой, старшей дочерью К.Р. Но отец ничего не замечает, углубленный в раздумья о новой творческой работе: созрел замысел, написать драму на евангельскую тему - «Царь Иудейский». Тихое идиллическое Осташево, навевающее сентиментальные размышления, содействуют духовному очищению: «…под влиянием проповеди под Новый год, принял решение бороться с собой. Казалось во мне совершился перелом: грешные мысли покинули меня».

Под впечатлением дневниковых откровений К.Р. я подъезжала к Осташеву. Кондуктор лениво переругивался с пассажирами, но деваться было некуда.

И вот – Осташево, неширокая площадь и памятник павшим в Великой Отечественной войне. У скромной скульптуры победителям несколько елочек - на страже вечной памяти. Справа покореженные временем пирамидальные обелиски – въезд в усадьбу. Длинная аллея, - с дуплистыми видавшими виды деревьями. Остатки готических башенок. Часовая башня, похожая на срез скалы,- своеобразная доминанта поселка. В местном магазинчике по случаю воскресного дня народ скупает сникерсы и разноцветное пойло с экзотическими наклейками. Двадцатый век приближается к закату…

Вихрь листопада над разбитой тяжеловозами дорогой, по которой на заре века любили совершать конные прогулки искусные наездники – юные княжичи Иоанн, Гавриил, Константин, Игорь, Олег, Георгий. Из шести сыновей К.Р. вероятно ближе к отцу по складу характера и духу своему был Олег. По окончании Александровского лицея (1913) он был зачислен в лейб-гвардии Гусарский полк. Пламенно влюбленный в русскую поэзию, в особенности пушкинскую, он мечтал об издании всех существующих автографов великого поэта, писал стихи и рассказы, мечтал сочетать в себе певца и воина. Идеальный образ рыцаря без страха и упрека. Впрочем, один раз он все-таки вызвал родительский гнев и вот по какому случаю.

Роман Татианы и Багратиона развивался тайно от родителей, но при явном попустительстве Олега, который служил главным поверенным в делах влюбленных и даже доставлял их письма друг к другу. Новость эта больно ударила отца и сразу пробудила его от пиитических грез. О, ужас! «Дело дошло даже до поцелуев!», - негодует он в своем дневнике.

Но сын не осознал своей вины, а бедная Татиана после тяжелого разговора с родителями высушила свои слезы на солнечных полянках осташковского парка. Вскоре выяснилось, что влюбленным покровительствует сам император, проявляя заботу о своих подданных, ведь хорошая семья - опора государства.

Императорская чета успокоила родителей, заявив, что брак с потомком грузинского царского дома не является морганатическим. Багратион подобен потомкам Орлеанской королевской династии.

«Ты не подумала о том, что, если будешь носить имя Багратиона, то вам не на что будет жить? - привел последний довод Константин Константинович гордо молчавшей дочери, но тут же смилостивился: - ранее года никаких решений принимать не буду. Если же идти на такие жертвы, то по крайней мере нужно быть уверенным, что это чувство глубоко.

Срок проверки – год. И никаких писем…»

Увы, чувство оказалось глубоким. Молодой Багратион вел себя мужественно. Согласившись на эти требования, он заявил, что решение его неизменно.

1910-й год, так безмятежно начавшийся в Осташеве, при свете рождественской звезды и серебряного перезвона крещенской воды, завершается в мучительных раздумьях, одолевших великого князя. Поэта одолевает жажда творчества, тяготят служебные обязанности. Мрачные предчувствия давят сердце. Он обдумывает завещание. Пора? Неужели пора?!

 

Когда креста нести нет мочи,

Когда тоски не побороть,

Мы к небесам возводим очи,

Творя молитву дни и ночи,

Чтобы помиловал Господь.

 

Свадьба Татианы и Константина Багратиона, разумеется, состоялась через год по прошествии разлуки. Но недолго продлиться счастье молодых супругов. Флигель-адъютант, поручик кавалергардского полка, князь Багратион–Мухранский, прикомандированный во время Первой мировой войны к 13-му лейб-гренадерскому Эриванскому полку, был убит в бою 19-го мая 1915 года.

Война стремительно врывалась в жизнь великокняжеского семейства. Константину Константиновичу Романову выпало пережить не только зятя, но и сына Олега, получившего смертельное ранение под Вильной. Нелегко провожать сыновей на защиту Отечества. Один за другим уходят они на войну: Иоанн, Гавриил, Константин Олег. Великий князь страдает, что здоровье не позволяет ему быть на фронте. Но пусть его стихи служат победе русского воинства. Поэтический сборник, куда вошли стихи созданные за долгие годы службы государю, великий князь назвал «В строю».

Поэзия К.Р. современному читателю известна главным образом по великолепным романсам, вошедшим в золотой фонд русского вокального искусства: «Сирень», «Растворил я окно», «О, дитя, под окошком твоим я тебе пропою серенаду», «Повеяло черемухой». В солдатской среде, где князя уважали за человечность и милосердие, пользовалась популярностью песня на его слова «Умер бедняга в больнице военной», в которой рассказывалось о кончине солдата.

 

Умер бедняга в больнице военной,

Долго родимый страдал.

Эту солдатскую жизнь постепенно

Тяжкий недуг доконал...

С виду пригожий он был новобранец,

Стройный и рослый такой,

Кровь с молоком, во всю щеку румянец,

Бойкий, смышленый, живой;

С еле заметным пушком над губами,

С честным открытым лицом,

Волосом рус, с голубыми глазами,

Ну, молодец молодцом…

 

Простая, скорбная песня снискала солдатскую любовь, стала подлинно народной.

Однако никто не знает, чем наше слово отзовется…

«Не думал, не гадал, что в эту пору мы попадем в Осташево», - грустно записывает К.Р. в своем дневнике в конце сентября 1914 года. Здесь в Осташеве, где еще недавно молодые аристократы предавались излюбленным забавам и романтическим мечтам, где под сенью дубрав и березников развивался роман Татианы и Багратиона, решили похоронить молодого князя Олега, павшего за Родину. Эскадрон, в котором служил Олег, столкнулся с разъездом неприятеля. Конь под Олегом, неожиданно рванулся вперед, и в этот момент молодой князь был подстрелен. Ранение оказалось смертельным. Константин Константинович еще успел прицепить к груди сына Георгиевский крест, которым был награжден его дед Константин Николаевич, второй сын Николая I, знаменитый деятель военно-морского флота.

Молодой князь был счастлив, что пролил кровь за Царя и Отечество.

- Это нужно было, - твердил он в агонии. – Это поддержит дух в войсках, когда узнают, что пролитая кровь царского дома. Это поддержит династию.

Чтобы скрасить последние минуты умирающего, его поили шампанским… Он умер на руках у родителей, красавец, «с еле заметным пушком над губами, с честным открытым лицом…»

Гроб с телом Олега прибыл на станцию Волоколамск, а оттуда с воинскими почестями был привезен в Осташево. Все село вышло встречать героя. Литию служили на площади между часовенкой и памятником царю Александру II–Освободителю. Гроб отвязали от лафета, осташевские крестьяне подняли его на руки и понесли по липовой аллее, где была вырыта могила, отделанная изнутри деревянными досками.

Георгиевский крест лежал на подушке. Родители отцепили от гроба защитную фуражку и шашку, кто-то из крестьян поцеловал её. Кинули горсть земли. Спи, последний, русский князь, сложивший голову за Отечество.

Над могилой по проекту архитектора Сергей Николаевича Смирнова была построена часовня-усыпальница в честь святых Серафима Саровского и преп. князя Олега. Безутешный отец записывает в дневнике: «Временами нападает на меня тоска, и я легко плачу. Ужас и трепет берут, когда подумаешь, что с четырьмя сыновьями, которым вскоре нужно вернуться в действующую армию, может случиться тоже, что с Олегом». Как тут не вспомнить пушкинские строки: «Скажи мне кудесник любимец богов, что сбудется в жизни со мною?».

Никакой кудесник не смог бы предсказать, какая кончина ждала велико-княжеских детей. Провидению было угодно, чтобы это случилось уже после смерти Константина Константиновича, последовавшей летом 1915 года. Князья императорской крови Игорь, Константин, и Иоанн погибнут в июле 1918 года в шахте под Екатеринбургом в Алапаевске. Зверской расправы избегут дочь Вера и сын Георгий, увезенные матерью в Стокгольм. Дальнейшая их жизнь пройдет вне Родины, за которую пролил свою кровь Олег. Молодая вдова Татиана пострижется в монахини Иерусалимского монастыря под именем Тамары и доживет до 80 лет…

В бездны боли и скорби, славы и чести погрузил меня мятежный осташевский листопад. Дух рыцарства не покинул усадьбу, несмотря на все потери, понесенные за последние семьдесят лет. Заросли дорожки парка, по ним бродят козы и прочая домашняя живность.

Местные жители, копаясь в огородах, равнодушно пожимают плечами на мой вопрос, что им известно о могиле князя Олега. Пора бы очнуться от страшного беспамятства?!