ГАЗЕТА "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" |
ГЛАВНАЯ | ВЕСЬ АРХИВ АНТОЛОГИИ ЖИВОГО СЛОВА | АВТОРЫ № 2 (80) 2006 г. | ОБЩЕСТВО | ПОЛИТИКА | КНИГИ | ИСТОРИЯ | ЗАГРАНИЦА | РЕМЕСЛО | СЛОВО | ГОЛОС | ЛИЦА | СПОРТ |
Игорь Шевелев. Реальность идет по пятам моих книг
Евгений Минин. Русская книга дышит в Иерусалиме
Александр Даниэль. День, который пришел от свободы
Игорь Шевелев
Реальность идет по пятам моих книг
Лев Гурский предсказывает политические катаклизмы
Одним из ярких литературных гостей столицы стал американский писатель Лев Гурский, который представил свой очередной детектив «Никто, кроме президента», вышедший в издательстве «Время».
- Новая книга продолжает вашу серию «президентских» детективов?
- Серия началась десять лет назад с романа «Убить президента» и продолжается до сих пор. Новая книга «Никто, кроме президента» вышла чуть больше месяца назад. Хотя в названиях есть слово «президент», каждый раз имеются в виду разные прототипы. Действие последнего романа происходит в недалеком будущем, но современные реалии угадываются. Жанр книг пограничен. Что-то от классического детектива, что-то от иронического романа, что-то от антиутопии, что-то от романа-фельетона. Я стараюсь соединять остросюжетный роман с психологическим, проходя по грани между трэшем и высокой литературой, чтобы быть интересным разным читателям.
- Откуда вы так знаете реалии нашей жизни, сидя в американской глубинке?
- На самом деле я уже большую часть времени провожу в России, в Саратове, городе своего детства. С другой стороны, российская повседневность настолько фантастична, что за ней не угонится никакой роман. Поэтому не я следую за реальностью, а реальность идет по пятам моих книг. Сначала я описываю некие происшествия, а потом они случаются в действительности.
- Например?
- Я предсказал многие вещи. Смерть генерала Лебедя, отставку Александра Коржакова, неприятности Эдуарда Лимонова и так далее. К сожалению, когда пророчишь что-то плохое, больше шансов, что оно сбудется.
- Со стороны лучше видна столичная жизнь, которую вы изображаете в своих книгах?
- Да, московскую жизнь лучше наблюдать на расстоянии. К тому же многие вещи очень предсказуемы. Детективщики пользуются открытыми источниками, черпая из них квинтэссенцию, на основе которой не ошибаются в прогнозах.
- Ваша последняя книга случайно вышла в оранжевой обложке? Вы за или против президента?
- Я уверен, что роман понравится и тем, кто за президента, и тем, кто против. В подробности не углубляюсь - в детективной литературе нельзя рассказывать сюжет. Что же касается оранжевого цвета, то все остальные романы серии имели свои цвета - синий, голубой, зеленый, бордовый. Дошла очередь и до оранжевого. К тому же президент у меня вполне условен.
- Где вы видели таких депутатов, генералов ФСБ и лидеров ООН? В своем воображении?
- Писатель не должен следовать за жизнью. Гораздо интереснее, когда жизнь следует за воображением писателя. Литература первична, жизнь вторична. Я написал именно таких депутатов, министров, шоуменов, поэтому они такими будут. Мы же не предъявляем претензии фантасту за изображение марсиан. Как их выдумал Герберт Уэллс, так они и выглядят. Депутаты и фээсбэшники выглядят так, как их придумал писатель Гурский.
- По телевидению недавно прошел сериал «Д. Д. Д. Досье детектива Дубровского», снятый по вашей книге. Вы освоили и мир заэкранья?
- Нет, я полностью доверился сценаристу и режиссеру, как профессионалам. Телевидение и литература - разные вещи. Когда я пишу, я не спрашиваю их советов. Снимая кино, они имеют право обходиться без моих.
- Вы женоненавистник?
- Нет, но против понятия «женский детектив» протестует все мое нутро. Нельзя делить литературу по половому признаку. Так вышло, что в России женский детектив – всегда издательский, а не писательский проект. То есть фабрика, в которой мало творчества и много коммерческого расчета. Издатели в России, к сожалению, сознательно занижают уровень аудитории, чтобы находить для нее нужных авторов. Если западные издатели иногда поднимают читателя до своего уровня, то ваши опускают, и у читателя с понятием детектива ассоциируется что-то непритязательное, пустое, какая-то жвачка для мозгов.
- Ваши издательские планы?
- В конце года начну новый роман, в котором будет не только детективная, но и мистическая линия, некие фантастические приключения. Несомненно, что там найдется место и для политики, в том числе и российской.
Евгений Минин
Русская книга дышит в Иерусалиме
Случившееся с рядовой сотрудницей одной из московских районных библиотек (№ 61, что на улице «Правды») напоминает сказку о Золушке, превратившейся в принцессу. Сейчас Клара Эльберт руководит самой большой русской библиотекой за пределами России, занимая место в десятке самых влиятельных людей Израиля.
Иерусалимская Русская библиотека открылась в 1991 году благодаря многочисленным пожертвованиям как новых репатриантов, так и старожилов. Основу ее книжного собрания составила коллекция книг известного библиофила Якова Терского, вывезенная им в Палестину еще до 1917 года. Вскоре многие граждане Израиля, для которых родным языком становился иврит, начали охотно дарить библиотеке книги на русском языке, которые читали их родители.
Неоценимую помощь оказал Русской библиотеке Сионистский Форум. Именно в его стенах впервые начал работать читальный зал, абонемент и математическая библиотека.
В 1995 году в помещении Общинного дома Иерусалимского муниципального управления абсорбции открылись новый, более просторный читальный зал, отдел редкой книги и Библиотека искусств. Причем в отделе редкой книги есть экземпляры, которых нет даже в России, потому что во время революции и двух войн там погибло множество раритетных изданий. В Иерусалиме же сохранилась не только художественная, классическая, но и философская, и техническая литература. Гордость отдела - огромный том «Истории еврейского народа» с печатью канцелярии Гитлера.
Сегодня в фонде библиотеки – десятки тысяч книг по искусству, науке, технике, философии, психологии, программированию, правозащитной деятельности, не считая обширных фондов редкой книги и огромном выборе детской и художественной литературы. Есть даже специальный отдел для слепых читателей. Таких масштабов собрание достигло во многом благодаря тому, что в библиотеку буквально ежедневно присылают экземпляры со всех региональных и международных книжных выставок и ярмарок.
В читальном зале каждый вечер проходит какое-нибудь мероприятие - презентации новых книг, встречи с писателями, лекции по литературоведению и лингвистике, моноспектакли, собираются на свои заседания клубы по интересам.
На основе Иерусалимской Русской библиотеки то и дело открываются и развиваются русские библиотеки во многих других городах Израиля. На сегодня их уже 41, в том числе при клубах, школах и других учебных заведениях. ИРБ оказывает им помощь в пополнении фондов.
Недавно Иерусалимской Библиотеке искусств, которая входит в ИРБ, было присвоено имя корифея современного театра Соломона Михоэлса. В торжествах приняли участие дочери Михоэлса Нина и Наталья Михоэлс. Атташе по культуре посольства России в Израиле Александр Крылов обратил внимание, что год рождения первой русской библиотеки в Иерусалиме (1991) совпадает с годом восстановления дипломатических отношений Израиля с Россией.
- Посольство России, - подчеркнул Крылов, - поддерживает самую тесную связь с бесценным книгохранилищем русской литературы, причем крупнейшим не только на Ближнем Востоке, но и в Европе и в Азии. Присвоение ему имени Соломона Михоэлса более чем закономерно, поскольку Михоэлс внес выдающийся вклад не только в еврейскую, но и в русскую театральную культуру.
Сотрудники ИРБ находятся в постоянном контакте с российскими издательствами, литературными журналами и библиотеками, особенно с Иностранкой.
Нет необходимости говорить о том, что репатрианты из России считают ИРБ предметом своей особой гордости и восхищения.
Материалы о библиотеке можно найти на сайте http://www.antho.net/jrl/russian/lib.html
Александр Даниэль
День, который пришел от свободы
«5 декабря 1965 года в воспоминаниях участников событий, материалах самиздата, публикациях зарубежной прессы и в документах партийных и комсомольских организаций и записках Комитета государственной безопасности в ЦК КПСС». Москва. Общество «Мемориал» - издательство «Звенья», 2005
40 лет назад 5 декабря 1965 года несколько десятков
человек пришли на Пушкинскую площадь к памятнику поэту, чтобы потребовать от
власти соблюдать права человека. В самом сердце столицы крупнейшей тоталитарной
державы прошла первая в советской истории «несанкционированная» публичная
демонстрация.
Увы, современному читателю нужно напомнить не только о самом событии, но и о
предшествовавших обстоятельствах.
В сентябре 1965 года КГБ одержал очередную
победу. Многолетние поиски двух злодеев, печатавших за границей повести и
рассказы под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак, увенчались успехом.
Терцем оказался литературный критик Андрей Синявский, Аржаком - поэт и
переводчик Юлий Даниэль. Идеологические диверсанты были арестованы и доставлены
на Лубянку. Их ждал суд, проходивший под аккомпанемент газетных статей, где на
предателей, двурушников и отщепенцев изливался гнев народа (не читавшего ни
единой строчки из их «криминальной» беллетристики), и многолетние лагерные
сроки. Интеллигентская Москва насторожилась. Ведь совсем недавно на пленуме ЦК
свалили главного архитектора послесталинской «оттепели» Никиту Хрущева. Чего
ждать от новых начальников, не знал никто. Не возвращаются ли политические
репрессии?
Начальники не понимали, что 12 лет после кончины вождя не прошли даром, и
страшно удивились, когда выяснилось, что общественное сочувствие арестованным
литераторам не только не пошло на убыль, но еще и усилилось после того, как
стало ясно, что их собираются судить всего лишь за литературные произведения.
Но сочувствие сочувствием, а делать-то что? Как может обычный, рядовой
советский человек выразить отношение к спектаклю, задуманному властью? Общество
уже созрело для того, чтобы не оставаться равнодушным к несправедливости, но
еще не знало, какие способы существуют, чтобы его проявить.
И тут сказал свое слово математик, поэт и философ Александр Сергеевич
Есенин-Вольпин. Он даже при жизни Иосифа Виссарионовича не стеснялся заявлять
свои взгляды и читать направо и налево свои антиправительственные стихи.
Разумеется, он не миновал Лубянки, но нахальная смелость Вольпина так огорошила
следователей МГБ, что они сочли его сумасшедшим и не расстреляли, отправив в
ссылку в Караганду. После смерти диктатора он вернулся в Москву. Громкую
известность ему создавали и распространявшиеся в списках стихи, и поведение, после
ссылки не ставшее более осторожным. В 1959 году последовал новый арест и два
года психушки.
Вольпин считал, что для борьбы с несправедливостью, исходящей от государства,
достаточно опираться на действующие правовые нормы, провозглашенные самим же
государством.
Осенью 1965 года по Москве стала ходить машинописная листовка, озаглавленная
«Гражданское обращение». Она призывала выйти в 6 часов вечера 5 декабря, в День
Конституции, на митинг под лозунгами «Требуем гласности суда над Синявским и
Даниэлем» и «Уважайте Конституцию Союза ССР». Листовка ходила по рукам, ее
вывешивали в вузах, и в конце концов нашлось несколько десятков молодых людей,
которые последовали призыву.
Разумеется, площадь была запружена оперативниками, плакаты тут же вырвали из
рук митингующих. Особо активных (Вольпина в их числе) растащили по отделениям
милиции. Потом были долгие разборки в факультетских комсомольских организациях,
кого-то выгнали из ВЛКСМ, кого-то из вуза. К счастью, обошлось без арестов.
Видимо, КГБ, который прекрасно знал о готовящейся акции, не придал ей
серьезного значения. Ну как можно всерьез относиться к кучке молодежи,
собравшейся по призыву чокнутого математика? Во всяком случае опубликованная в
сборнике «Пятое декабря», выпущенном обществом «Мемориал» к 40-летию первой
политической демонстрации в СССР, записка председателя КГБ Семичастного в ЦК
КПСС трактует акцию именно так..Семичастный оказался не прав. Прав оказался
Есенин-Вольпин. 5 декабря 1965 года в СССР родилось правозащитное движение. В
стране начался новый отсчет времени. Начиная с 1966 года московские
правозащитники каждое 5 декабря собирались на Пушкинской площади на «молчаливый
митинг». Снимали шапки, молча стояли несколько минут и расходились.