Беседу вел Игорь Дудинский

Копия – тоже шедевр

 

У художника Григория Гинзбурга редчайшая профессия. Он занимается копированием уникальных музейных экспонатов. Такому искусству ни в одном из учебных заведениях не учат. 

 

- Почему?

- Потому что таких как я не должно быть много. Наша работа настолько деликатна, что массовость нам ни к чему. Представляете, если производство двойников величайших шедевров поставить на поток? Рынок мгновенно наводнят фальшивки, и понять, где подлинник, а где подделка, будет невозможно.

- Получается, что вы - больше чем художник. Вам приходится  разбираться еще и в соответствующих технологиях…

- А также в истории мирового искусства, досконально знать музейное дело, современный рынок антиквариата. Чтобы повторить художественное произведение, нужно видеть его, что называется, изнутри. Например, я долгое время занимался реставрацией слепков, хранящихся в Российском государственном гуманитарном университете. Для тех, кто не в курсе дела, напомню, что в РГГУ есть музей, в который Музей изобразительных искусств имени Пушкина передал несколько сотен копий (слепков) скульптур из своего собрания, которые были сделаны под руководством основателя музея профессора Цветаева. Их может прийти и посмотреть каждый желающий. Так вот, попадает мне в руки гипсовая копия. Из нее надо сделать «оригинал». А он хранится, допустим, где-нибудь в Австралии. Я запрашиваю, из чего хоть он сделан. Мне отвечают, что из базальта. Значит, я обязан совершенно точно знать, как выглядит базальт. К тому же необходимо быть виртуозом литейного производства, знать все тонкости декоративной отделки, которые поистине безграничны. Моя задача - уметь имитировать все. Ведь по одной и той же технологии мы делаем и мелкие, и масштабные вещи - в том числе и  садово-парковую скульптуру. Например, во Франции сейчас принята грандиозная государственная программа по замене всех скульптур из национального собрания страны. Там десятки тысяч шедевров только  по четыре метра высотой, не говоря уже о сотнях тысяч более мелких музейных экспонатов.

- Зачем их менять на копии? Что, подлинники уже настолько развалились, что не подлежат реставрации?

- Сегодня другого выхода нет. Во всех странах с оригиналами поступают одинаково - по мере возможности заменяют копиями. По многим причинам. И из-за значительного износа, вызванного неблагоприятной экологией, из боязни воровства, которое приняло угрожающие масштабы. Чтобы снизить последствия от вандализма…  Например, во Флоренции стоят целых шесть Давидов Микеланджело. А самого главного, авторского  Давида никто давно не видел и даже не знает, где он находится.

- У нас в России тоже все «вторичное»?

- Россия - не исключение. Мы как никакая другая страна нуждаемся в аналогичной программе. Но, к сожалению, проблема одна - вечная нехватка средств. Не так давно решили заменить все скульптуры Архангельского - пожалуй, самого роскошного из музеев-усадеб Подмосковья. Успели из трехсот бюстов на знаменитой балюстраде дворца князя Юсупова скопировать пять. И тут же кончились деньги.

- Я знаю, что одно из ваших недавних творческих достижений - интерьер модного столичного ресторана «Пушкин».

- Диапазон моих заказчиков достаточно широк. Иногда мне приходится заниматься стильными интерьерами, в том числе и ресторанными. Правда, такую работу я выполняю без всякого удовольствия, потому что моя квалификация позволяет мне заниматься более серьезными проектами. В «Пушкине» на одну лепнину на стенах пошло 60 тонн гипса. А вся якобы деревянная резьба, которая там есть, на самом деле полимерное литье. В том числе и балясины на лестницах. В чем преимущество моей технологии? Например, чтобы изготовить одну дубовую резную балясину на лестницу, хорошему резчику по времени требуется недели две. В «Пушкине» 360 балясин. Представляете, сколько нужно времени. А там всю лестницу я сделал за полтора месяца. Плюс разница в цене. Еще, скажем, есть в Москве ресторан «Ле Дюк». Внутри - чистейшая средневековая готика, этакий Нотр-Дам в миниатюре. Для него пришлось отлить 24 тысячи «натуральных» каменных глыб - причем все разные. Вплоть до того, что там есть фрагмент стены со следом от попадания пушечного ядра. Если учесть, что ресторан расположен на втором этаже, то создается впечатление, что все это нагромождение тяжеленных глыб вот-вот обрушится на первый этаж. Тем не менее конструкция довольно легкая, хотя при постукивании по стене сохраняется ощущение, что перед вами натуральный камень.

- Однако ваш «конек» - копирование музейных коллекций.

- Работа в музеях сопряжена с огромной ответственностью. Ведь если я испорчу оригинал, ни в один музей меня больше никогда в жизни не пустят. Как правило, я говорю экспертному совету: «Поймите, я гораздо больше, чем вы, беспокоюсь о сохранности ваших экспонатов. Потому что на кону стоит моя репутация». Я имел дело с самыми разными музеями. Начинал с Музея В.И.Ленина. Делал копии личных вещей вождя. Потом работал в Музее Востока, Историческом, Изобразительных искусств имени Пушкина, Эрмитаже, петербургском Музее этнографии. Особое наслаждение испытал, копируя скифское  золото из так называемых сакских курганов. Оно хранится в алма-атинском Музее истории, археологии и этнографии. Я сделал несколько десятков предметов в полимере. Их потом позолотили и  отвезли в Японию на выставку. Дело в том, что у японцев не оказалось денег на страховку подлинников, поэтому решили везти копии. Японцы ни о чем не подозревали. Их прибор показал, что вещи - золотые, и они решили, что все в порядке. Ведь копии ни на йоту не отличались от оригинала. Даже по весу.

- Где гарантия, что не найдется нечистоплотный представитель вашей профессии, который начнет торговать копиями по цене оригинала?

- Гарантии, конечно, никакой нет. Правда, существует такая организация - Международный совет музеев. У них есть кодекс чести, который не рекомендует (правда, и не запрещает) копировать экспонаты в размере оригинала. Ведь рано или поздно кто-то принесет копию на аукцион и будет выдавать ее за подлинник. Поэтому рекомендуется, чтобы масштаб произведения искусства, если оно скопировано в материале оригинала, был либо слегка увеличен, либо уменьшен. Но поскольку я копирую не в материале оригинала, то все делаю в натуральную величину и даже стараюсь, чтобы вес копии соответствовал оригиналу - не говоря уже о полнейшем внешнем сходстве. В моей практике сплошь и рядом случается, когда на столе вперемешку стоят и оригиналы, и копии, и бедные хранители в панике мечутся, не понимая, что есть что.

- Кто был вашим самым солидным заказчиком?

- Пожалуй, дирекция национальных музеев Франции. Ей принадлежит  обширная сеть салонов, торгующих копиями при музеях, в том числе при Лувре (там их целых шесть). Кстати, у нас когда-то был киоск в Пушкинском музее, где продавались копии, но сейчас его нет. Вообще есть такая Международная ассоциация производителей музейных копий. Она регулярно организует выставки в Париже и во Франкфурте. На них съезжаются тысячи торговцев, которые специализируются только на музейных копиях. Их клиенты - как частные лица, которые приобретают копии шедевров для своих собраний, так и музеи. Так вот, по заказу дирекции национальных музеев Франции мы изготовили  несколько тысяч изделий. И все они были проданы.

- Вы работаете один или у вас есть помощники?

- Те, кто занимаются гальванопластикой. Они - специалисты высочайшего класса. Технология такая. Берется оригинал. Я с него снимаю резиновую копию. И ее опускают в гальваническую ванну. На форме начинает расти медь. В результате получается изделие уже в меди. Его теперь можно посеребрить, позолотить, покрыть эмалью. Именно такие подарки дарит Путин известным людям. Например, недавно он подарил Примакову точную, один в один копию старинного серебряного блюдо из Оружейной палаты. В каждом музее, а особенно в запасниках можно найти тысячи предметов, которые так и просятся, чтобы их скопировали. Одна Оружейная палата чего стоит. Или тот же Исторический музей с его знаменитыми фондами - металла, оружия, камня, кости, драгметалла. Однажды я взял своего коллегу в фонд оружия Исторического музея. И он сказал директору: «Я прошу у вас политического убежища». Каждый музей, повторяю, с нашей точки зрения неисчерпаем.

- Ну и копировали бы на здоровье, устраивали бы, допустим,  передвижные выставки по стране.

- Тут вообще открываются захватывающие перспективы. Скажем, в экспозиции Пушкинского музея изобразительных искусств представлено меньше пяти процентов хранящихся там шедевров. А 95% никто никогда не увидит из-за отсутствия площадей. Выход один - делать с них копии и создавать на их основе музеи в других городах. Представьте себе какой-нибудь Урюпинск. Большинство живущих там детей никогда не увидят сокровищ мировой культуры. Зато у них в каждой школе можно создать небольшой музей. Или передвижную выставку. Причем обойдется все в копейки. Поэтому тут для спонсоров работы непочатый край. Не так давно мне предложили принять участие в создании большого музея копий в Нижнем Новгороде. Причем не только российских, но и зарубежных. Одному, даже с бригадой помощников с таким объемом работы справиться невозможно, но выгоднее проехаться по Европе и оптом, за гроши скупить копии, даже полуфабрикаты, которые уже на месте довести до ума.  Можно даже открыть в Москве салон, где их продавать. Почему бы не сделать так, чтобы человек пришел в музей, увидел шедевр, спустился на первый этаж и приобрел его точную копию. Тут открывается простор для безграничной фантазии. Например, любое классическое произведение можно изготовить в шоколаде.

- В Москве уже открылись бутики, специализирующиеся на шоколадном «антиквариате».

- К сожалению, в них полно откровенной безвкусицы и китча - начиная от бюстов Путина и кончая гигантскими монолитами в виде сидячих львов по сто килограммов и ценой в 3,5 тысячи долларов. Один из таких недавно подарили на день рождения Льву Лещенко. Интересно, как он собирается съесть центнер шоколада? 

- Не так давно киностудия «Мосфильм» провела благотворительный аукцион в пользу престарелых актеров. Наибольшим успехом там пользовались разные предметы, которые снимали в качестве реквизита в известных фильмах.

- Я 10 лет проработал на «Мосфильме», изготовил немало реквизита. В частности, копию «Вальтера», из которой «стрелял» Штирлиц. Она стоит долларов 50, а ушла за 7,5 тысяч баксов. Хорошо раскупили, например, мои копии орденов разных стран. Вообще я обеспечил реквизитом 150 фильмов. Причем занимался вещами особой сложности, которые снимаются крупным планом. Однажды мне нужно было сделать фальшивый рубль. Чтобы его актер надкусил - и на нем осталась вмятина. Такие задачи фантастически интересны. У меня рубль был резиновый, а чтобы он не распрямлялся, я его армировал медной сеткой. А один персонаж вообще должен был раскусывать рубли пополам. Я их отлил из шоколада. Отдельная тема - реставрация антикварных автомобилей. Мне приходилось копировать пробку от радиатора «майбаха» 1939 года. Ее привезли специально из Англии, и я ее скопировал. Как и, например, раструб от микрофона телефона фирмы «Эриксон» 1892 года для Политехнического музея… 

- Наверняка вы попадали в скандальные ситуации, связанные с вашей работой…

- На киностудии мне приходилось делать много монет. В частности, николаевских червонцев. Настоящие ведь для реквизита никто не даст. Съемки предстояли в Японии. И вот их таможенник в реквизите, который я вывозил, обнаруживает николаевские червонцы в количестве 200 штук. Я говорю, что они пластмассовые. Но пластмассовая монета не будет прыгать по столу и звенеть. Поэтому внутрь я всегда кладу для веса что-нибудь тяжеленькое. Какие-нибудь металлические пластинки. В тот раз под рукой ничего подходящего не оказалось, и я решил положить двухкопеечную монету. И вот  таможенник запихивает под рентгеновский аппарат монету и видит внутри другую монету. Он начинает возмущаться, что я его обманул, сказав, что везу пластмассу, а на самом деле там внутри монеты. «Пожалуйста, - говорю, - проверяйте. Там две копейки. Вся «контрабанда» стоит 4 рубля». Тогда он сломал одну монету (к счастью, я специально сделал лишние) и убедился, что там действительно две копейки. Спрашивает: «А в остальных что?» Я говорю: «Вы что, хотите лишить нас реквизита?» И предложил ему на выбор проверить несколько штук. Он сломал пять и успокоился.

- Какие экспонаты из тех, что вы копировали, оставили наиболее яркое впечатление?

- Очень понравилась медаль, которую получил юный Володя Ульянов в гимназии. Там отлито всего одно слово: «Первоуспевающему». И рисунок. Бежит греческий атлет и в руках у него пальмовая ветвь. Гениально по своей лаконичности. Или, скажем, мне пришлось делать копию трубки Сталина с отпечатками его зубов. Сколько диковин прошло через мои руки… Например, трость машиниста Блумквиста, которой пользовался Ленин, когда жил в Финляндии. Обычная палка красного дерева с серебряным набалдашником. Ее в свое время преподнес музей Ленина в Тампере Музею Ленина в Москве. А в Москве решили повыдрючиваться, сделать копию и отправить им обратно… Немало пришлось потрудиться над коллекцией музея в Александровской слободе (город Александров). Музей очень бедный, поэтому его дирекция взяла на время экспонаты из Суздаля. Ржавый кусок косы, обломок лопаты, замок, утюг, нож без ручки, погремушка, крючок для штопанья сетей, сережка, колечко. Когда пришло время возвращать, меня попросили сделать копии, причем так, чтобы все выглядело именно до основания проржавевшим, как в оригинале. Я долго думал, как достичь эффекта ржавчины. И теперь мою работу можно видеть в Александровской слободе, а оригиналы вернулись в Суздаль…

- Как тщательно вы оберегаете секреты своих технологий?

- Я готов перечислить все компоненты (а их больше, чем деталей в автомобиле), которые я использую, но ни у кого все равно ничего не получится. Потому что тут дело не в материале и технологии, а в нюансах, которые кроме меня никто никогда не сможет применить на практике.

- Случалось ли, что администрация музея встречала вас в штыки и категорически отказывалась предоставить экспонат для копирования?

- В музеях работают самые разные люди. Например, директора, как правило, с удовольствием откликаются на мои предложения. Коммерческие директора идут на контакты еще более охотно. Но есть одна категория музейных работников, с которой иметь дело очень трудно. Я имею в виду хранителей. Они всегда задают мне один и тот же вопрос: «А в чем, собственно, мой интерес? Вы возьмете вещь, скопируете, а что я с этого буду иметь кроме головной боли? Да, вы отчисляете музею 10% от продажи тиража, а мне с них не достается ни копейки». Хранитель - человек, назначенный государством для хранения конкретного экспоната. Ни один директор не может заставить его согласиться на то, чтобы экспонат покинул стены музея. Без него вещь не может уехать ни на одну выставку. Если экспонат едет, допустим, в Париж на выставку, то вместе с ней едет хранитель. И ровно столько времени, сколько вещь покоится в витрине, хранитель гуляет себе по Елисейским полям.

- Ваша заветная мечта?

- В свое время величайший археолог современности наш соотечественник Виктор Сарианиди, который сейчас преподает в одном из университетов США, раскопал на территории Афганистана так называемое «золото Бактрии» - уникальное собрание древностей, состоящее из сотен тысяч экземпляров. К слову, знаменитый Шлиман по сравнению с Сарианиди - детский сад. Перед тем как передать находки в Кабульский музей, Сарианиди вызвал моих коллег, занимающихся гальванопластикой, и попросил с наиболее значимых экземпляров сделать формы. Впоследствии, когда к власти в Кабуле пришли талибы, коллекция из музея исчезла. Где она - никто не знает. А формы хранятся у нас. И теперь мы собираемся восстановить наиболее ценную часть «золота Бактрии» - в копиях, конечно. Думаю, предстоит ответственная работа всемирного значения.