Леонид Гомберг

 

Поэт и Время

22 января 2007 года - 85 лет Юрию Левитанскому

 

 

Юрий Левитанский любил повторять, что жизнь человека трагична по своей сути от начала и до конца, поскольку люди, едва появившись на свет, обречены на неизбежное увядание, а потом и умирание. Нельзя сказать, чтобы эти грустные мысли поэта были слишком оригинальны; всякий человек в тот или иной период своей жизни задумывался о бренности существования, неизбежности ухода в небытие и прочих мало приятных реалиях мироздания. Но Левитанский сделал эти идеи едва ли не главными в своем творчестве. С 1970 по 1991 годы поэт напечатал четыре книги стихов, каждая из которых отражала некий этап в его отношениях со временем.

В «Кинематографе» (1970) время свернуто в замкнутый цикл повествования, а жизнь человека представлена в виде движущейся киноленты с хроникой событий от осени к лету. Ему еще нет пятидесяти, так что со временем он на «ты». Смерть пока воспринимается поэтом не столько как переход в иное качество, сколько просто как отсутствие признаков существования. Конец — это обрыв дороги, как обрыв кинопленки. Игра в прятки со смертью становится непременным условием его творчества.

В стихотворении «Сон о дороге» Левитанский представил концепцию истории человечества как долгую чреду поколений, шествующих по единому для всех пути в бесконечность. А жизнь — лишь небольшой ее отрезок, на который мы пришли откуда-то и вскоре куда-то с него уйдем

В книге «День такой-то» (1976) представлено качественно иное течение времени: спрессованное в стопку дней, оно движется не по кругу, а по вектору «приход – уход» и даже «восход – закат». Жизнь — в сущности, всего лишь один день, «именной билет», «пропуск» «туда, где больше нет календарей.., а все одно и то же время года».

Но поэт не желал смириться с мыслью о скором забвении, не хотел поверить, что приговор окончательный и не подлежит обжалованию. И потому новая концепция времени включает идею «неокончательного ухода» и даже возможность «второй попытки»: «Мы уже были, но мы еще будем потом…» В такой парадигме сущность поэтического творчества — лишь «восстановление» или «воскрешение» стихов, которые жили в прошлом. В качестве зримой модели повторяемости времени, а стало быть, и человеческой жизни, поэт предлагает песочные часы, которые некая рука всякий раз переворачивает после того, как весь песок оказывается в нижнем конусе.

«Письма Катерине или Прогулка с Фаустом» (1981) — очередная попытка трансформации времени — «остановить мгновение». Книга посвящена дочерям поэта, появившимся на свет в середине 70-х годов. По сути дела факт нового рождения — «передвинутые стрелки», «разрушение привычных связей» и созидание новых; это и есть остановленное время, беспредельно растянутое возникшей жизнью.

Окрыленному убедительной победой природы поэту печальное продолжение больше не кажется таким уж неизбежным. Финал книги не то чтобы оптимистический, но все же какой-то умиротворяющий. В конце 70-х Левитанский и в самом деле серьезно полагал, что ему удалось преодолеть время, — ну не преодолеть, так обмануть: ему уже давно за пятьдесят, а у него родились три дочери — возрождение состоялось!

Впрочем, повторение в «новом лике» нисколько не отменяет затухающих колебаний импульса, растворения в бесконечности колец спирали, некоего последнего звука «нисходящей гаммы» «там, за чертой»…

Следующая книга Левитанского «Белые стихи» (1991) вышла в свет ровно через десять лет. За прошедшие годы многое изменилось не только в обществе, но и в личной жизни поэта. Наконец ему улыбнулось простое семейное счастье: он полюбил, и был любим. «Белые стихи» Левитанского — не поэтическая форма, а формула существования во времени, это его последняя, «зимняя книга». Поэту еще не было и семидесяти, однако он решился на странную церемонию заблаговременного прощания.

Он говорит своей любимой в стихотворении «Предзимье»:

 

Простимся до Судного Дня.

Все птицы мои улетели.

 

Диву даешься, с какой тщательностью Левитанский разрабатывает детали своего ухода.

 

Осталось все про все,

Почти что ничего…

…немного помолчать

Присев перед дорогой.

 

После затянувшегося расставания осталось только предугадать и «предописать» свой уход, что поэт и делает в финале книги. Но именно потому, что к такому концу нас готовили давно, лет двадцать, а то и больше, душераздирающее описание не оставляет впечатления тяжелой безысходности…

 

В белый морок, в никуда

Простираю молча руки —

До свиданья, мои други,

До свиданья

До свида…

 

Так и случилось через несколько лет. Юрий Левитанский шагнул в небытие, как и предупреждал заранее. Просто ушел из дома и не вернулся…