Copyright © 2006 Ежемесячник "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" - Корпоративный член Евразийской Академии Телевидения и Радио (ЕАТР)

    С Надеждой Яковлевной Мандельштам я познакомилась в Тарусе, где она в то время снимала часть избы. В московской прописке ей отказали, хотя после смерти Сталина Осипа Мандельштама реабилитировали. Сурков, бывший тогда секретарём Союза писателей, сказал ей, что она уехала из Москвы вслед за высланным  мужем добровольно, и право на прописку потеряла. Из бесед с ней я поняла, что Надежда Яковлевна была бы не прочь ещё пару лет где-нибудь поработать (она была кандидатом наук, защитила диссертацию по истории английского языка). Как раз в Псковском педагогическом институте, где я работала, собирались открыть факультет иностранных языков. И ректор обрадовался предложению пригласить Надежду Яковлевну. Так она оказалась в Пскове, и было ей в том, 1962-м году, 62 года.

Её съёмное жильё было очень неудобным, и она чувствовала себя неуютно. Может быть, поэтому свой адрес никому не дала, а дала мой. И так вышло, что всех, приезжавших к ней, сначала встречала я. А приезжали очень многие, стараясь помочь, чем могли, понимая, как ей одиноко вдалеке от друзей. На институтское начальство большое впечатление произвёл приезд к ней известной писательницы Фриды Вигдоровой. Вигдорова была корреспондентом «Известий», очень смелым журналистом (позднее она записала весь процесс Бродского, а запись передала за границу). Её приезд поднял авторитет Надежды Яковлевны в глазах институтского начальства.

    Надежда Яковлевна очень дружила с Анной Ахматовой. Однажды она рассказала, как по-разному Ахматова и Цветаева отнеслись к женитьбе Мандельштама. Когда-то он был влюблён в обеих (а влюблялся он постоянно). Но Цветаева настолько принимала поэта как нечто своё, личное, что когда Мандельштам приехал с Надеждой Яковлевной к ней, просто не обращала на его молодую жену никакого внимания. А Ахматова влюблённость Мандельштама сразу пресекла, и они всю жизнь были великолепными друзьями.

    По рекомендации Анны Андреевны приехал в Псков познакомиться с Надеждой Яковлевной молодой поэт Иосиф Бродский. Приехал с компанией: со своей будущей женой Мариной и поэтом Анатолием Найманом с супругой. В разговоре с Надеждой Яковлевной Бродский пытался философствовать. В частности, изложил свои понятия о Боге. Но она прямо сказала ему, что его философская система не интересна. Стихов он не читал, да и его никто и не просил об этом. Позднее Надежда Яковлевна, зная, что Ахматова хвалит стихи Бродского, решила познакомиться с его поэзией. Замечательная строчка поэта « к равнодушной отчизне прижимаясь щекой» напоминала мандельштамовскую из сборника «Камень». И Надежда Яковлевна потом шутя говорила, что у Бродского есть только одна хорошая строчка, да и та из Мандельштама. Вообще она была человеком острого ума, отличалась резкостью суждений.

    У неё сохранились многие письма Мандельштама, и по ним видно, какая это была трагическая жизнь, даже до ссылок. Мандельштам всегда был неугоден и вызывал отрицательное отношение к себе людей благополучных. Жил он в постоянной нищете. Его последний сборник вышел в 1928 году, и больше его стихов не публиковали. Жил он только за счёт литературных переводов. В одном из писем он писал Надежде Яковлевне, что видел в магазине фланелевое платье и обязательно купит его ей, как только получит деньги за очередные переводы. Известны его стихи о «нищенке-подруге». Друзья постоянно помогали Мандельштамам. Когда его выслали в Воронеж, они постарались найти ему какое-то место в театре. Передавали деньги через Эренбурга, который, при своём специфическом образе жизни и характере, всегда поддерживал поэта и его жену. Даже Всеволод Вишневский, человек не близкий им по духу, передавал для них деньги.

    Мандельштам происходил из еврейской ассимилированной семьи. Когда, ещё до революции, он поступил в университет, то не прошёл по процентной норме, хотя всё сдал на «отлично». Тогда он съездил в Выборг и вернулся с бумажкой, удостоверяющей, что он – лютеранин. Его тут же зачислили. Несмотря на крещение, поэт всю жизнь осознавал своё еврейство. Вначале оно его внутренне тяготило, но постепенно он всё более проникался им. Этим можно объяснить его тягу к Армении, которая казалась ему родиной евреев: ведь Ноев Ковчег, согласно Библии, достиг горы Арарат.

    Надежда Яковлевна когда-то училась живописи в Киеве, но оставила своё увлечение, считая, что «два волка в одном логове жить не могут». То есть, по её мнению, они бы с Мандельштамом не ужились, если бы оба были людьми искусства. И она всю свою жизнь была при нём. Говорят, что он не пропускал ни одной строчки без её одобрения. Если он в кого-нибудь влюблялся, она определяла это сразу, так как он тогда стихов её не показывал. В своей первой книге она пишет, как собиралась уйти от него, когда он влюбился в очередной раз. Но он, увидев, что она упаковывает чемоданы, пришёл в ужас и сразу «излечился» от своего увлечения. Она была для него необходимым советчиком, пусть даже порою излишне резким.

    Рукописи Мандельштама она при себе не держала, понимая, какое время на дворе, а сделала копии и раздала их в одиннадцать надёжных домов. Потом почти все они вернулись к ней.

    После выхода американского издания книги стихов Мандельштама к ней зачастили иностранцы. Им нужны были комментарии, хотя Надежда Яковлевна считала, что стихи поэта комментировать не нужно. Может быть, она была не права, так как зачастую они основаны на ассоциациях, не всегда известных читателю. Да и сама она нет-нет, да и комментировала их. Иностранцы привозили ей какие-то гонорары, вещи, подарки. И Надежда Яковлевна после нищенской жизни, когда она постоянно зависела от добрых людей, начала отдавать друзьям и знакомым всё, что у неё есть. И ей всё время хотелось дарить и дарить.

    Друзья многие годы хлопотали о её прописке в Москве. Наконец, долгожданное разрешение было получено, и Надежда Яковлевна обрела в столице однокомнатную квартиру и уехала из Пскова.

    Я часто приезжала к ней в Москву, в её новую квартиру. Вокруг неё по-прежнему хлопотали друзья: убирали, приносили еду, готовили…