Ефим Венгер. Карлики и великаны.. 1

Михаил Этельзон.. 2

 

 

 

 

 

 

Ефим Венгер

Карлики и великаны

 

Во времена хрущевской оттепели в Ленинграде - да, видимо, и по всей стране, - как грибы после дождя, расплодились литературные объединения.

 

Людей, переживших годы страха, взаимного недоверия и подозрительности, особенно тянуло к общению. Хотелось высказаться, поделиться запретными ранее мыслями и чувствами. Поэтому в объединениях, как правило, велись бесконечные творческие, а иногда и политические споры и дебаты, обсуждались стихи и проза начинающих и уже зарекомендовавших себя авторов. Одно из таких объединений, созданное при ленинградской молодежной газете «Смена», посещал и я. Участником объединения был и мало кому в то время известный Иосиф Бродский. Хотя в течение года я каждую неделю встречался с Иосифом в стенах объединения, сблизиться с ним мне не довелось. Причиной этого была разница в возрасте: Иосифу в 1957 году было всего семнадцать лет, а мне уже стукнуло двадцать пять! И все же многое, связанное с ним, я помню. Знаю, что семья их жила трудно. Отец Иосифа был фотографом. Мать – домашней хозяйкой. После восьмого класса Бродский ушел из школы. Работал в геологических экспедициях, но больное сердце вынудило пойти на завод, чтобы вести «оседлый» образ жизни. Из-за неуживчивого характера да еще потому, что главным делом своей жизни Иосиф считал поэзию, а потому ко всему остальному относился, как к печальной, но временной необходимости, он часто менял места работы. К своему внешнему виду Бродский был совершенно равнодушен. Ходил в стоптанных ботинках, в одном и том же заношенном костюме, мешковато на нем сидевшем. Осенью надевал старое, видавшее виды демисезонное пальто, которое носил всю зиму. 

Несмотря на юный возраст, стихи его уже в те годы отличались философской глубиной, проникновением в суть вещей и явлений. Помню необычное ощущение от его стихотворения о зерне истины, которое склевал петух. Запомнилась строфа из более позднего стихотворения «Пилигримы»:

Увечны они, горбаты,

Голодны, полуодеты.

Глаза их полны заката,

Сердца их полны рассвета.

В суждениях Иосиф был категоричным, никаких компромиссов не допускал. И причиной этого был не только возраст, «виновата» была его четкая жизненная позиция. Очень убедительно характер и нравственное кредо юного поэта рисует эпизод, о котором я хочу рассказать.

Как известно, после публикации в 1957 году в Италии романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго» началась травля великого поэта. Его «гневно клеймили» общественность, средства массовой информации. Как-то на одном из занятий объединения наш руководитель, поэт Игорь Ринк, решил присоединиться к общему слаженному хору голосов, осуждающих «отщепенца» Бориса Пастернака. Правда, он не опустился до площадной брани, которой удостаивали поэта «передовые рабочие и колхозники». Он сделал это более элегантно, рассказав о том, как несколько лет назад, собираясь в отпуск, задумался над тем, какие книги взять с собой в дорогу. Затем, перечислив название книг, с которыми решил не расставаться, произнес: «Когда же на глаза мне попался томик стихов Бориса Пастернака, я решил – нет, этого поэта я с собой не возьму: не лежит у меня к нему душа. Теперь я убедился, насколько был прав».

В ответ на это откровение кто-то из присутствующих подобострастно хихикнул, кто-то многозначительно кашлянул, Большинство же молчало, затаим в себе свои мысли и чувства. К этим последним принадлежал и я. И только один человек встал и вышел, громко хлопнув дверью. Этим человеком был Иосиф Бродский.

Мог ли он тогда предположить, что через несколько лет его ждет травля еще более злобная и жестокая, чем травля Бориса Пастернака. Что «справедливый советский суд» сошлет тунеядца Бродского в деревню Норинскую Архангельской области на унизительную для него и непосильную для его больного сердца работу. Что усилиями Жана Поля Сартра, Корнея Чуковского, Вигдоровой и других он будет освобожден, а затем выслан за пределы СССР. Что после всех мытарств и несправедливостей, обрушившихся на него в Союзе, к нему придет всемирная слава крупнейшего поэта современности, что ему, как и Пастернаку, будет присуждена Нобелевская премия по литературе. И как следствие всего пережитого – две операции на открытом сердце, открытом для всех и всего сердце поэта.

А умер Иосиф Бродский легко: уснул и не проснулся.

 

 

Поэта представил Евгений Минин

Михаил Этельзон

 

С Михаилом Этельзоном мы познакомились благодаря Интернету, и по воле случая оказалось, что оба мы учились в одном Политехническом институте в Питере, правда в разное время, жили в одном общежитии, а в итоге оказались на разных материках.

Михаил родился в Виннице. По образованию инженер и патентовед. Живёт в Нью-Йорке. Публиковался в четырёх сборниках, изданных в Лондоне, России, Канаде и США, а также периодических изданиях: «Новый журнал», «Слово-Word», «Метро», «Настоящее время», «Новое Русское Слово», «Зеркало» и «Форвертс». В декабре 2004 стал лауреатом и дипломантом международного поэтического конкурса "Золотая осень 2004", а в 2005 - финалистом поэтического турнира "Пушкин в Британии 2005". Так что это первая публикация стихов Этельзона в Москве.

 

Просто ровесник   ...номер гостиницы,                . заперта дверь... письма разосланы - близким                      о главном... две упаковки таблеток                      под лампой - не помогали - помогут теперь. ...знал ли? да нет...               пару раз за столом. вроде, как все - не казался                          угрюмым, несколько фраз,               анекдотов и рюмок - словом, никак,... никуда,...                       ни о чём... ...номер гостиницы,..                    там и нашли... письма - дошли,            но остались вопросы... кроме вопросов –                 жена и подростки, новенький домик и пара машин... ...знал ли? да нет... и,               наверно, пройдёт... снова, но мёртвым,          уйдёт в неизвестность... просто... жил рядом, просто... ровесник: в сорок последний - критический год...

Ты уедешь домой – в Россию                    В. Карбаинову Ты уедешь в свою Россию, что когда-то была моей.   Плёнки в камере, море снимков... Покажи их жене и сыну: небоскрёбную, магазинную - Вавилонию наших дней. Что ты понял в пятнадцать суток, если я за пятнадцать лет не уверен, что понял сути двух веков, миллионов судеб, осуждённых её и судей, ставших прахом, идущих вслед. Ellis Island... Ты был задумчив... Это странники разных стран - кто от Гитлера, кто от Дуче - веря в Бога, свободу, случай, веря, - Там будет детям лучше, уплывали за океан. Ты подавлен Нью-Йорка высью... Это беженцы всей земли - от погромов, печей и виселиц - через голод и годы выжили и построили здесь немыслимое - до небес себя возвели. Позабыты у вас материи: материк, эмигрантский хлеб... А Россия была Америкой: неуверенной и затерянной, необузданной и немереной - Эмигранией прошлых лет. Ты поведай о старом друге: политехник, мол, - полиглот;.. и напой под гитары звуки про студенчества смех и ругань, - жизнь припевом пойдёт по кругу - сын услышит и подпоёт. Ты приедешь к ним ошарашен, прочитаешь о нас стишок, и про дочек моих расскажешь: настоящих америкашек, не умеющих "read in Russian" - не читающих этих строк.