Сергей Каратов

Тревоги и радости уральских самоцветов

 

По нынешним временам собраться и поехать всей семьей отдыхать куда-нибудь за пару тысяч километров, конечно же, накладно, но если тебя там ждут сестры и племянники, друзья и знакомые, если там могилы родителей, если там невозможно отвести взор от голубых горных цепей и светлых озер, то игра стоит свеч. Вот почему, хоть и изредка, я выбираюсь на Южный Урал, в город Миасс, педучилище в котором я окончил.

Сразу бросаются в глаза перемены в жизни города, его улиц, транспорта, предприятий, торговых заведений. Город прибран, ухожен, появилось много новых домов, использовано для оград узорное чугунное литье, сделанное на Уральском автозаводе. Втрое прибавилось количество рейсовых автобусов до ближайших поселков. Автозавод, выпускавший знаменитые вездеходы "Урал", все еще дымит трубами и даже что-то выдает на-гора. Причем нет прежней грязи вокруг него. Правда, с зарплатой у рабочих случаются перебои. Лучше пошли дела на других предприятиях города, которые прежде выдавали военную продукцию и в течение нескольких лет искали свое место в конверсии и плутали в потемках. Ныне они разрабатывают новые технологии, пригодные для выпуска товаров народного потребления. Дела на заводе пошли на улучшение.

В старинном каменном доме золотопромышленника Симонова, где многие годы находилось Миасское педагогическое училище, давно уже устроили краеведческий музей города Миасса. Фотограф  Александр Мизуров любит и боготворит старую часть города. Его объектив запечатлел  здесь старинные купеческие особняки, украшенные деревянными узорами, кованые ворота, решетки оград, витражи дореволюционных магазинов и торговых палат, минарет городской мечети и купола сохранившейся православной церкви. Он фото-Нестор города, его ценитель и историк. Увлеченно рассказывает обо всем, что я в ранней юности видел? с чем тесно соприкасался,  но не ведал, какие за всем этим стояли имена, события, какая проистекала жизнь

Ильменский заповедник

Конечно, музей Ильменского заповедника - это краса и гордость Урала. Огромное новое здание, с витражами и резьбой по дереву, картинами и  панорамными экспозициями, воссоздающими мир животных, птиц и подводного царства озер, с коллекциями местных бабочек, с уникальной картой всемирно известного минералогического заповедника, выполненной из ярких самоцветов - все это покоряет, Покоряет и местных жителей, и отдыхающих в ближайшем санатории граждан России, и, наконец, иностранцев, получивших доступ в город Миасс. А о богатстве уральских камней, разложенных по  сотням витрин - так и говорить не приходится.

Вход в Музей бесплатный - редкость по теперешним временам. У входа ныне за гроши можно купить наборы камней в частные коллекции, подороже - изделия уральских камнерезов-прикладников и ювелиров.

В свое время мой учитель, поэт Михаил Лаптев говаривал: "Сергей, ты же ходишь по золотой жиле, нагнись и подними ее". Он имел в виду золотоискательство на местных приисках, где в тридцатые годы бушевала настоящая золотая лихорадка. Природа Южного Урала своеобразна и неповторима по своей красоте и разнообразию: горные цепи, поросшие хвойными или смешанными лесами, причудливо переплетаются между собой или, раздвигаясь, образуют долины, по которым текут реки, то тут, то там высвечиваются глубоководные, тектонического происхождения, озера, проступают скалы, цветут луга и зеленеют заросли черемушника, ольшаника, калины... И всякий раз возвращаешься к мысли о камнях. По индийской философии камни - это четвертая форма души, после человека, животных и растений. Москвичи, в большинстве своем, и знать не знают, что многие камни, украсившие столицу, привезены с Урала. Мрамор, добываемый в Коелге, ничуть не хуже Каррарского, просто о нем не писали знаменитые поэты и прозаики, прославляя эту породу на протяжении двух тысячелетий. Мрамор из поселка Сыростан украшает Миасский вокзал - глаз не оторвать. Уральский родонит, лазурит, учалинская пейзажная яшма, малахит, дымчатый и прозрачный хрустали, агаты, опалы, сердолики - все это я вижу и в Москве, и в Петербурге, и в Тбилиси. Мало того, путешествуя по Риму, Флоренции и Венеции, не без гордости говорил своей жене Гале об уральских камнях, которые завозились в Италию еще несколько веков назад. Об этом мы с удивлением узнали из рассказов нашего гида, осматривая росписи потолков и стен Сикстинской капеллы, краски для которых толклись из наших камней.

 

Внешне благополучный Миасс таил в себе и негативные стороны новой жизни: безработица, низкие зарплаты, высокие цены. Конечно же, неблагополучной была экология края: после добычи золота и обработки золотоносных перемолотых пород с помощью ртути, горы песка так и остались на прииске Тыелга, отравляя ближние луга и протекающую рядом речку Тыелгу. Река Миасс утратила свое русло из-за золотодобывающей драги, которая перекопала цветущую долину, оставив после себя горы вывернутой щебенки. И теперь здесь с трудом кое-где начали приживаться заросли чахлого ивняка и ольшаника. Местные власти как в насмешку стали раздавать эти земли садоводам под будущие дачные постройки.

Безжалостно рубят леса вблизи населенных пунктов. С разрешения местных властей валят вековые сосны у самых подножий гор и даже на самих горах, поскольку леспромхозам стало невыгодно ехать в глубь тайги и разрабатывать делянки, прокладывая туда дороги. Гораздо проще добывать древесину из-под носа обескураженных сельчан. В результате остаются голые участки горных массивов, которые самопроизвольно зарастут не через один десяток лет. Тем более что леспромхозы не занимаются лесопосадкой, как это было раньше. Да хорошо еще, если зарастут. А вероятнее всего, горные склоны оголятся навсегда.

Есть и другая беда для нашего края - это запретная зона, куда свозят радиоактивные и химические отходы, сохраняя завесу секретности не в целях обороны страны, а во избежание конфликтов с местным населением. И это делается после того, как в этих краях произошел радиоактивный выброс в атмосферу в курчатовском атомном центре в 1957 году.

Тогда была заражена территория нескольких областей (как при взрыве в Чернобыле). Пострадавшим землякам были обещаны льготы и компенсации от новых властей, но все кончилось тем, что указом президента России были охвачены вниманием только жители одной деревни, которая ближе всех находилась от курчатовского центра. Да и жителей этих там раз-два и обчелся... Много людей умерло за десятилетия воздействия радиации в этих краях. Рак унес двух членов нашей семьи: дедушку и совсем еще молодую маму. Но каких политиков (прежних и нынешних) волнует скорбь миллионов простых людей? Вот такие безрадостные мысли настигли меня, когда я пожелал заглянуть за фасады нынешней безотрадной жизни.

Правда и то, что отмирающие поселки привлекли красотой своей природы горожан и там повсюду развернулось строительство дач. Самые немыслимые места на территории Тыелги, где прежде оставались шурфы и забои, где торчали холмы золотоносных пород,  где вплотную  подступали  болота  и горные кряжи, - все стало предметом внимания дачников. Разровняли, осушили, отодвинули надвигающийся лес, и все превратили в цветущие сады и огороды.

Я показал своим близким место, где в 1934 году бригада старателей под руководством бригадира Сурова за три дня обнаружила и вынула из шурфа 48 килограммов самородного золота. Один из этих самородков, весом в 16 килограммов, был назван «Большим Тыелгинским» и увезен на хранение в Алмазный фонд СССР. Я давно уже не был в Алмазном фонде и не знаю ничего о судьбе этого самородка. «Жив» ли он? На этом месте теперь построена дача, а прямо на самом шурфе устроена теплица для помидор.

Мне всегда казалось, что невозможно дедовским способом выбрать золото полностью. Вполне возможно, что когда-нибудь на этих местах еще продолжатся поиски драгоценного металла.

Многие завели скотину и насовсем переехали сюда жить, оставив городские квартиры детям. Стало веселее от обилия народа, особенно детей, которых вместо былых пионерлагерей и девать-то некуда нынче, кроме как забирать с собой на дачу.

 

«Человеческий фактор» - термин, который экономист Аганбегян пытался внедрить еще в начале 70-х годов, вошел в обиход с Горбачевской перестройкой (заодно и с милицейской дубинкой). Сначала надо было унизить простого человека морально, потом обобрать материально, а уж если понадобится, то воздействовать на него и физически. Назови своих соотечественников " быдлом " (а это делается повсеместно), тогда можно его и грабить и избивать. Так идеологически обрабатывают армию, прежде чем двинуть ее на захват чужих территорий. В малом местечке все люди видны как на ладони. «А-а-а, - говорят, - Паша Иванов? Этот стал рэкетиром». Рэкетир теперь звучит как новая профессия, такая же, как, скажем, сталевар,  плотник, работник торговли... Интересное время. Все всё знают и терпят.  Так и живут в страхе и унижении. Но есть и свои плюсы в новой жизни. Мой родственник - личность легендарная, труженик отменный - приобрел себе грузовик и возит на нем сено, дрова, стройматериалы, и счастлив без меры. На прииске Тыелга он уважаемый человек, хотя заглазно и куркулем кое-кто называет Николая Акимовича Булкина. Но он все своими руками делает (вернее - рукой, так как левую руку он потерял в армии при взрывных работах). Я рад за него. Все у Николая Акимовича ладится: и столярничает (всю мебель сам дома сделал), и землю обрабатывает; на две - три семьи картошки и овощей заготавливает с супругой, двух коров держат, овец, чтобы носки, варежки и шарфы внукам не покупать. Дом сыну помог построить, а теперь и внуку приобрел участок, и тоже дом закладывать начали. Все Булкины потянулись к деду, на прииск,  поближе к земле, к рыбалке, к охоте, к сенокосным угодьям. Нынешняя свобода хороша для людей, умеющих использовать ее во благо. А Булкины умеют.

Из наших старейших преподавателей Миасского педучилища остались в живых буквально единицы. Дозвонился до Захара Григорьевича Фурмана, который уже почти не встает. Он с трудом узнал меня и обрадовался. Когда-то я был одним из его оппонентов в спорах о социальном устройстве нашего общества. Дело в том, что Захар Григорьевич преподавал обществоведение и историю и страдал от моих настойчивых вопросов о коммунизме, где все должно быть бесплатным (буквально через два десятка лет), тогда как мы в ту пору ходили впроголодь и ни о какой манне небесной и помышлять-то не могли. Просто не было для этого никаких реальных предпосылок. Самое интересное, что он и сейчас остался на прежних позициях и читал мне по телефону стихи, исполненные гневом к бесчеловечным реформам. Прежде он писал стихи лирические,  нежные. Их иногда печатали в газете "Миасский рабочий".

А если бы вычленить все хорошее, что было в прежней жизни, да скрестить с тем положительным новым, тогда мог бы получиться такой государственный строй,  который бы пришелся по вкусу всем или почти всем. Ведь как важно всё, что делается для людей и по-людски.