Писатель, ученый, путешественник, Александр Сенкевич более 20 лет отдал изучению и разгадыванию оккультный тайн и мистификаций XIX – XX веков. Его перу принадлежат книги о жизни и деятельности Елены Петровны Блаватской. И вот одна из страниц этой загадочной жизни, над которой размышляет сегодня Александр Сенкевич.

 

 

 

ТАЙНОЕ ПИСЬМО ЕЛЕНЫ БЛАВАТСКОЙ

 

 

XIX век был щедр на выдающихся личностей. В различных сферах человеческой деятельности – науки, религии, культуры, политики – в то время появлялись фигуры масштабные, как говорят нынче, «знаковые», основополагающие не только для современников, но и для последующих поколений. Среди таких людей – Елена Петровна Блаватская (1831 – 1891), основательница тесофии, «богомудрия», духовный учитель своих приверженцев, писательница, путешественница. Вся ее жизнь – калейдоскоп событий авантюрных, драматических, труднообъяснимых.

Одно из необъяснимых на первый взгляд «чудачеств» Елены Петровны – ее письмо в III Отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. Оно написано Блаватской в декабре 1872 года в Одессе и адресовано начальнику жандармского управления Одессы, представляющего это Отделение.

И по сей день не совсем ясно, что ее побудило взяться за перо и обратиться к русским жандармам с предложением своих услуг. Может быть, она захотела обрести связь с родиной, получить прощение за нарушение законов Российской империи. Ведь она покинула Россию нелегально, не оформив заграничного паспорта, не испросив на поездку в Константинополь разрешения властей. Елена Петровна пишет об этом своем единственном «преступлении» в письме, подчеркивая, что больше никаких противоправных действий она не совершала.

А может быть, написанию этого письма способствовал конфликт с родственниками во время пребывания в Одессе в апреле 1872 года. Как бы то ни было, это письмо, сравнительно недавно обнаруженное в одесском архиве, по мысли его публикаторов, должно было бы стать неоспоримым свидетельством якобы духовного изъяна русской теософки, убийственным компроматом против нее. Ведь становиться тайным осведомителем, соглядатаем, говоря сегодняшним языком, «стукачом», секретным агентом по доброй воле во все времена и во всех государствах считалось и считается постыдным, самым последним делом. Но таким ли уж действительно злополучным было это письмо?

Елена Петровна Блаватская предлагала себя русскому правительству в качестве международного агента. В своем письме она исповедовалась, писала о своих возможностях, на сей раз связанных не только с ее медиумическими способностями, но в первую очередь с ее образованием.

Комментаторы этого злополучного письма Блаватской квалифицировали его прежде всего как изначально преступное, с точки зрения морали, деяние. Вынося подобный обвинительный вердикт, они, на мой взгляд, полностью игнорировали как внешние факторы, так и внутренние побуждения, заставившие Блаватскую взяться за перо и обратиться к жандармам. Многие из этих комментаторов настолько предвзяты в недоброжелательном отношении к автору письма, что не хотят даже вчитаться в него и потому превратно толкуют его содержание. Они попросту не замечают, каков характер услуг, предлагаемых Блаватской через охранное отделение русскому правительству, каковы истинные цели ее обращения, в основе которых, как она пишет в том же письме, верность России и ее интересам.

Вот фрагменты из этого письма, достаточно ясно раскрывающие смысл предложения Блаватской. За время длительной жизни за границей «я, - пишет Блаватская, - хорошо ознакомилась со всей Западной Европой, ревностно следила за текущей политикой не из какой-либо цели, а по врожденной страсти я имела всегда привычку, чтобы лучше следить за событиями и предугадывать их, входить в малейшие подробности дела, для чего старалась знакомиться со всеми выдающимися личностями политиков разных держав, как правительственной, так и левой крайней стороны. На моих глазах происходил целый ряд событий, интриг, переворотов. Много раз я имела случай быть полезной сведениями своими России, но в былое время по глупости молодости своей молчала из боязни…

Занимаясь спиритизмом, прослыла во многих местах сильным медиумом. Сотни людей безусловно верили и будут верить в духов. Но я, пишущая это письмо с целью предложить Вашему Превосходительству и родине моей свои услуги, обязана высказать Вам без утайки всю правду. И потому каюсь в том, что три четверти времени духи говорили и отвечали моими собственными — для успеха планов моих — словами и соображениями. Редко, очень редко не удавалось мне посредством этой ловушки узнавать от людей самых скрытных и серьезных их надежды, планы и тайны. Завлекаясь мало-помалу, они доходили до того, что, думая узнать от духов будущее и тайны других, выдавали мне свои собственные. Но я действовала осторожно и редко пользовалась для собственных выгод знанием своим…

Теперь я решилась обратиться к Вашему Превосходительству в полной уверенности, что я могу быть более чем полезна для родины моей, которую люблю больше всего в мире, для Государя нашего, которого мы все боготворим в семействе. Я говорю по-французски, по-английски, по-итальянски, как по-русски, понимаю свободно немецкий и венгерский язык, немного турецкий. Я принадлежу по рождению своему, если не по положению, к лучшим дворянским фамилиям России и могу вращаться поэтому как в самом высшем кругу, так и в нижних слоях общества. Вся жизнь моя прошла в этих скачках сверху вниз. Я играла все роли, способна представлять из себя какую угодно личность; портрет не лестный, но я обязана Вашему Превосходительству показать всю правду и выставить себя такою, какою сделали меня люди, обстоятельства и вечная борьба всей жизни моей, которая изощрила хитрость во мне, как у краснокожего индейца. Редко не доводила я до желаемого результата какой бы то ни было предвзятой цели. Я перешла все искусы, играла, повторяю, роли во всех слоях общества…

Цель моя — не корысть, но скорее протекция и помощь более нравственная, чем материальная. Хотя я имею мало средств к жизни и живу переводами и коммерческой корреспонденцией, но до сей поры отвергала постоянно все предложения, которые могли бы поставить меня хоть косвенно против интересов России…

Я имела много историй за границей за честь родины, во время Крымской войны я неоднократно имела ссоры, не знаю, как не убили меня, как не посадили в тюрьму. Повторяю, я люблю Россию и готова посвятить ее интересам всю оставшуюся жизнь».

Совершенно ясно, что Блаватская видела себя искусной и проницательной лазутчицей в чужом стане, разведчицей и готова была в соответствии со своей новой ролью пойти на всяческие жертвы, лишения и невзгоды не ради корысти, а ради интересов государства российского.

В конце концов, то, что предлагала русским жандармам Блаватская, означало ее переход в ряды тех, кого на современном языке разведки называют «нелегалами», она даже не рассчитывала на дипломатический иммунитет. Нельзя также не учитывать того, что имперское, державное мышление среди деятелей русской культуры было свойственно не одной Блаватской. XIX век - это век борьбы империй за сферы своего влияния. Блаватская предлагала свои услуги в качестве тайного агента прежде всего в Египте и Индии. Ее главным врагом была Англия. Нельзя забывать о том, что такой патриотизм в русских людях укрепила Крымская война 1853-1856 годов за господство на Ближнем Востоке.

Вообще говоря, в мире нравственных ценностей нюансы иногда приобретают решающее значение в конечной оценке того, что хорошо, а что плохо.

И, наконец, разве можно забывать о том, что письмо писала талантливая писательница, чьими очерками по Индии «Из пещер и дебрей Индостана» зачитывалась спустя двенадцать лет вся образованная Россия? Для письма Блаватской характерен остроновеллистический, приключенческий тон. Вот, например, что сообщает Блаватская в этом письме:

«В 1853 г., в Баден-Бадене, проигравшись в рулетку, я согласилась на просьбу одного неизвестного мне господина, русского, который следил за мной. Он мне предложил 2 тысячи франков, если я каким-нибудь средством успею добыть два немецких письма (содержание коих осталось мне неизвестным), спрятанных очень хитро поляком графом Квилецким, находящимся на службе прусского короля. Он был военным. Я была без денег, всякий русский имел симпатию мою, я не могла в то время вернуться в Россию и огорчалась этим ужасно. Я согласилась и через три дня с величайшими затруднениями и опасностью добыла эти письма. Тогда этот господин сказал мне, что лучше бы мне вернуться в Россию и что у меня довольно таланту, чтобы быть полезной родине. И что если когда-нибудь я решусь переменить образ жизни и заняться серьезно делом, то мне стоит только обратиться в III отделение и оставить там свой адрес и имя. К сожалению, я тогда не воспользовалась этим предложением.

Все это вместе дает мне право думать, что я способна принести пользу России. Я одна на свете, хотя имею много родственников. Никто не знает, что я пишу это письмо.

Я совершенно независима и чувствую, что это - не простое хвастовство или иллюзия, если скажу, что не боюсь самых трудных и опасных поручений. Жизнь не представляет мне ничего радостного, ни хорошего. В моем характере любовь к борьбе, к интригам, быть может. Я упряма и пойду в огонь и воду для достижения цели».

Читая эту «исповедь» Блаватской, понимаешь, что перед тобой не столько деловое письмо-обращение, сколько талантливый эскиз будущей авантюрной новеллы. Понимаешь, что русские жандармы к предложению Блаватской о сотрудничестве отнеслись с большой осторожностью. Чиновники сыска в России всегда опасались и опасаются художников, людей с непредсказуемыми действиями и поступками. А ведь письмо Блаватской — прямое свидетельство, что ее обман, мистификация - все это игра художника. Склонная к фантазии натура Блаватской, можно сказать, по-серьезному увлеклась «взаправдашней» игрой, в основе которой была неутоленная жажда чуда и желание преобразить свой внутренний мир. Эта игра Блаватской предвосхитила стиль поведения и творческие поиски художника-авангардиста, тип которого начал складываться в самом начале XX века.

Не став международным тайным агентом русского правительства, Блаватская углубилась в сферу тайного и малопонятного. И на этом пути, казалось бы, очень далеком от деятельности спецслужб, она чуть было не была втянута в отвратительную интригу, связанную с фальсификацией «Протоколов сионских мудрецов», чуть было не вляпалась в некрасивую историю. Однако ее уберег от этого то ли Бог, то ли случай. В то время, когда Елена Петровна познакомилась с Юлианой Глинкой, фрейлиной русской императрицы Марии Федоровны и тайным агентом зарубежного отделения охранки в Париже, в ее душе ясно обозначился надлом - она вступала в последний период своей жизни. И здесь она выдержала испытание, не пошла на поводу у тех, кто натравливает одних людей на других. Но это уже иная история в ее биографии.