Публикация Сергея Шумихина.   КОЛЛЕКЦИЯ МЕНДЕЛЕВИЧА.. 1

Беседу вёл Сергей Солдаткин.   Александр Фрумин: «Наша станция — по-настоящему народная»  11

Рубрику ведет Павел Беккерман.   ГОЛОСА.. 14

Илья Колодяжный.   Поэт стальной эпохи.. 16

Владимир Радзишевский.   Приглашение к путешествию.... 17

Татьяна Анчугова.   ЛЕГЕНДА РУССКОГО БАЛЕТА.. 21

 

 

 

 

 

 

Публикация Сергея Шумихина

 

КОЛЛЕКЦИЯ МЕНДЕЛЕВИЧА

(байки и анекдоты из «Воспоминаний старого москвича»  А.А.Менделевича)

 

Драматург, эссеист и мемуарист Александр Гладков четверть века назад писал в статье «Похвала анекдоту»: «Напрасно критики боятся слова “анекдот”, имеющего у нас хождение как нечто заведомо отрицательное. Они забывают, что Пушкин высоко ценил анекдоты, собирал их и записывал. Непохоже, что он их рассматривал как полуфабрикат, как материал, заготовленный для литературной обработки. Наоборот, есть все основания считать, что Пушкин ценил анекдот как жанр, как род микроновеллы, или, как бы сказали теперь, как мини-сюжет. Но собранные Пушкиным анекдоты почтительно печатаются в собраниях его сочинений, а в критике словом “анекдот” бранятся. Разумеется, анекдот может быть хорошим или плохим, но и трагедия тоже может быть скверной, и почтенный толстенный роман, случается, оказывается глупым. Кстати, плохие анекдоты встречаются реже, чем плохие романы, – вероятно, потому, что на маленьком сюжетном пространстве все открыто и обнажено. (Можно разбавить водой пол-литра водки, но разбавить рюмку в тридцать граммов труднее: сразу будет заметно.)» (Гладков А.К. Поздние вечера. М., 1986. С. 216).

 

Автор публикуемой «коллекции» баек – Александр Абрамович Менделевич (1886 – 1958). До революции – актер знаменитого театра Н.Ф.Балиева «Летучая мышь», театров Ф.А.Корша, оперетты Е.В.Потопчиной. В 1920-е г. – премьер множества эстрадных театриков: «Аквариум», «Веселые маски», «Эрмитаж», «Альказар»; в 1930-е г. – знаменитый конферансье, неподражаемый рассказчик бесчисленных историй из жизни актерской братии – и реальных, и придуманных, и где-то вычитанных... На склоне жизни Менделевич попытался создать книгу «Воспоминания старого москвича», надиктовывая ее машинистке. Однако воспоминаний не получилось: эстрадный рассказчик все время сбивался на репризы, вроде перечисления курьезных надгробных надписей. Например, в первой же главе своих «Воспоминаний»:

 

«Только, дорогие читатели, не подумайте, что я тут что-нибудь выдумываю. Уверяю, что эпитафии эти я сам видел, да и придумать это невозможно, ибо такие вещи не могут придти в голову. Например: «Здесь лежит Иван Григорьевич Селезнев. Трагически погиб. От жены и детей». Или: «Ты умерла во цвете лет, не испытав житейских бед. Твоя душа на небеси. Скажи Создателю “мерси”». Или: «Здесь лежит Парфен Семенович Сизов. Прожил на свете 72 года без перерыва». Или: «Здесь похоронена жена моя, Олимпиада Николаевна Груздева. Ей бы жить и наслаждаться, а она изволила скончаться». Или: «Помяни, Господи, рабу твою Аграфену Митрофановну Санникову, купчиху второй гильдии, торговавшую железным и скобяным товаром, во царствие Твоем». Или: «Здесь полковник лежит. Честь ему и слава! И из гроба он кричит: “Равнение направо!”». Конечно, тема эта невеселая и, может быть, не стоило бы ее трогать, но, право, были такие нелепости, что хочется о них рассказать. Родственники одного умершего зубного врача, видно, решили сэкономить и не тратить денег на могильную надпись, а разрешили вопрос весьма простым способом. Они сняли дощечку, которая при жизни висела на двери этого зубного врача и прибили ее к могиле. И вот, что получилось: «Зубной врач такой-то. Прием от 11-ти до 4-х». Кажется анекдотом, что на нынешней улице Горького, недалеко от Пушкинской площади, было похоронное бюро под названием “Жизнь”».

«Я считаю, что если я вспомню что-либо интересное, но уже где-то напечатанное, тут нет большого греха и не будет большого конфуза, потому что где-то кто-то напечатал, и это, конечно, забылось, а молодежи, несмотря на это, будет интересно», – говорил Менделевич. На деле же, из 93 листов плотной машинописи, которые составляют «Воспоминания старого москвича», наибольший интерес представляют не бородатые анекдоты, а те случаи, непосредственным свидетелем которых был сам автор, или о чем ему рассказывали свидетели и участники событий.

Рукопись хранится в РГАЛИ (ф. 2993. Оп. 1. Д. 5).

* * *

В Харькове жил концертный администратор Уточкин. Этот Уточкин как-то несколько раз приходил к Ф.И.Шаляпину и все уговаривал его поехать с ним на гастроли по Украине, причем главным козырем своего предложения он выдвигал обещание достать для Шаляпина отдельный вагон первого класса. В конце концов, он Шаляпина уговорил, и Шаляпин подписал бумагу в Министерстве путей сообщения с просьбой предоставить ему вагон для гастролей. Дело было во времена первой империалистической войны. Получить вагон тогда было трудно. Все же Уточкину удалось получить вагон, но не первого, а третьего класса. Прошло месяца три. Ни Уточкина, ни вагона. Шаляпин ждал, ждал, принял другое предложение и куда-то уехал, ругая Уточкина. Я был в курсе этих переговоров. Как-то на улице встречаю Уточкина и говорю ему: «Что же вы так подвели Федора Ивановича?» Уточкин сказал: «Ничего подобного. Я не получил вагона первого класса, а получил третьего. Я знаю, что Шаляпин в третьем классе не поедет, но раз вагон был в моем распоряжении, то не воспользоваться им было глупо. Я вместо Шаляпина погрузил вагон колбасы, отвез его в Саратов, а оттуда привез вагон муки. Проделал я это два раза, заработал приличную сумму, и это гораздо выгоднее, чем возить Шаляпина».

* * *

Был такой артист эстрадный – Плинер. Он в царские времена выступал в шантанах. В Иркутске любители устраивали благотворительный спектакль «На дне» А.М.Горького. Для того чтобы привлечь публику, администратор театра выпустил афишу такого содержания: «Сегодня в городском театре силами любителей драматического искусства будет представлена пьеса М.Горького “На дне”. Роль старца Луки сыграет хорошо известный еврейский комик-джентльмен Плинер». Реклама эта подействовала и был хороший сбор...

* * *

Когда хоронили В.В.Маяковского, то гроб с телом стоял в Доме Писателя на улице им. Воровского, но к гробу почему-то допускали по специальным пропускам. Народу собралось много, образовалась очередь, и я, имея пропуск, ждал. Впереди меня стоял один администратор. Когда до него дошла очередь, и контролер спросил пропуск, он сказал:

«Постоянный!» Контролер был так ошеломлен, что пропустил его...

* * *

Этот же администратор на одном из банкетов, где произносились разные тосты, встал и сказал: «Выпьем за неплатить налог!»

* * *

Был администратор Афанасьев. Он как-то приехал в Калинин и привез известную в те времена негритянскую певицу Арле-Титц, но предварительная продажа была слабая. Афанасьев дал в Гастрольбюро телеграмму: «Предварительная слабая. Для рекламы разрешите негритянку поводить по городу».

* * *

Ленинград. Закрытый концерт профессионалов в одном из клубов. Ведет его активист клуба. Он очень волнуется, путает, так как первый раз на сцене и, чтобы не напутать еще больше, все записывает по нескольку раз. Подходит к Шифману. Тот ему говорит: «Скажите так: «Заслуженный артист РСФСР Михаил Борисович Шифман». – «Прекрасно». Записывает. Через несколько минут опять подходит к Шифману и говорит: «Я боюсь, что не выговорю подряд «РСФСР». Позвольте объявить так: Заслуженный артист республики Михаил Борисович Шифман». – «Пожалуйста». Через несколько минут он опять подходит и говорит: «А может быть объявить так: «Заслуженный артист Михаил Борисович Шифман»? А?» – «Можно и так». Наконец, перед самым выходом, он говорит: «Михаил Борисович! Наша публика вас так хорошо знает и любит, что я объявлю просто: «Михаил Борисович Шифман». Хорошо?» – «Согласен на это. Выпускайте скорей!» Активист выходит на сцену и объявляет: «Сейчас выступает Антон Шварц!».

* * *

Рассказывали такое происшествие во МХАТе. В начале революции какая-то организация купила там спектакль, заплатила деньги, получила билетные книжки и забыла! Приходит день спектакля. Никого нет. Тем не менее, подождав полчаса, В.И.Немирович-Данченко распорядился спектакль начать. Сыграли первый акт – опять никого нет. Сыграли второй – никого! На этом и закончили. Так никто и не пришел!..

* * *

 

В театре Корша много лет служил сторожем татарин Джамар. Летом у Корша не играли, и Джамар обычно уезжал в деревню, но к началу сезона, т. е. к 15-му августа, аккуратно приезжал. Однажды он не приехал вовремя и прислал такую телеграмму: «Задерживаюсь из-за уборки хлеба. Начинайте сезон без меня. Джамар».

* * *

 

Драматург М.А.Булгаков как-то читал во МХАТе свою пьесу «Мольер». На чтении было несколько приглашенных драматургов. В пьесе Мольер все время назывался «maître». После чтения началось обсуждение. Один из драматургов, Чижевский, сказал: «У меня никаких замечаний нет, кроме одного: во времена Мольера, насколько мне помнится, метров не было».

 * * *

 

Этот же драматург, когда критиковали его новую пьесу, сказал на обсуждении: «Вот вы говорите, что пьеса плохая, но совершенно не принимаете во внимание, в каких условиях я пишу. У меня очень плохие бытовые условия. Дайте мне Ясную Поляну, и я буду писать, как Лев Толстой!»

* * *

 

Во МХАТе в начале своей артистической деятельности служил начинающим актером К.В.Эггерт. Когда шел «Юлий Цезарь», Эггерту дали роль оруженосца, и на генеральной репетиции он в латах, со шлемом и другими доспехами стоял за кулисами в ожидании своего выхода. А у Эггерта очень большой нос. Проходивший мимо К.С.Станиславский, ставивший «Цезаря», увидев Эггерта, остановился перед ним и сказал: «Пойдите, перегримируйтесь. Таких носов не бывает!».

* * *

 

В Колонном Зале Дома Союзов был концерт. Вышла Нежданова, тогда она была молодая и не имела никакого успеха. Затем вышел Качалов и тоже не имел никакого успеха. За ними вышла какая-то второстепенная балетная пара – оглушительный успех! Оказалось, что в зале сидит полторы тысячи глухонемых.

* * *

 

К.С.Станиславский как-то позвонил в Малый театр и попросил к телефону кого-нибудь из дирекции и на вопрос, кто спрашивает, сказал: «Станиславский». «Брось трепаться», – ответил ему подошедший к телефону какой-то актер театра.

* * *

 

Как-то в концерте, в котором участвовал И.С.Козловский, который, по обыкновению, пел «Колыбельную», «Сурка» и другие мелочи, устроитель концерта подошел ко мне и сказал: «Скажите Козловскому, чтобы громче пел. Большие деньги платим»...

* * *

 

К Антону Рубинштейну, знаменитому пианисту, как-то пришла девушка, окончившая консерваторию, и попросила Рубинштейна ее прослушать. Рубинштейн согласился. Она сыграла. «Что мне делать?» – спросила девушка. «Выходите замуж», – был ответ Рубинштейна.

* * *

 

Тенор Викторов как-то подарил мне фотографию, на которой он был снят в костюме Элеазара в опере Галеви «Дочь кардинала», но с бородой в руке! Когда я его спросил, почему он не наклеил бороду, он сказал: «Но если я снимусь в бороде, то меня не узнают на улице».

* * *

 

Знаменитый сахарозаводчик Бродский, хотя и меценатствовал, но не знал самых элементарных вещей. В разговоре с Н.П.Рощиным-Инсаровым он, между прочим, сказал: «Я вас видел играющим Чацкого в “Ревизоре”». – «Я играл Чацкого, но не в «Ревизоре», а в

«Горе от ума». – «Ну, это неважно. Ведь обе пьесы Островского».

* * *

 

В голодную зиму 1918 года один из зрителей Художественного театра, рабочий-охотник, пришел в театр, вызвал А.Л.Вишневецкого, дал ему двух уток и сказал: «Это тебе за «Дядю Ваню». Ты там много страдаешь!»

* * *

 

Когда великий князь Константин Константинович сыграл Гамлета, было сказано Суворину, что великий князь был бы рад прочесть рецензию о своей игре. Суворин сказал: «Он этого не дождется, ибо в “Новом времени” нет обыкновения ругать членов царской семьи».

* * *

 

В Киевской опере, в сцене дуэли, когда Онегин поднял пистолет, была осечка, выстрела не было, но артист, игравший Ленского, упал. Когда же Онегин спросил Зарецкого: «Убит?», артист, игравший Зарецкого, не растерялся и пропел: «Нет, умер от разрыва сердца».

* * *

 

У В.Ф.Комиссаржевской был страстный поклонник бутафор-реквизитор. Однажды по ходу пьесы она должна была пить шампанское. Он купил ей настоящего шампанского на свои деньги, она этого не заметила, не заметила и своего действительного опьянения и заснула на сцене... Спектакль не доиграли. Горю бутафора не было границ.

* * *

 

 Как-то я сидел в Клубе работников искусств и со мной сидел за столом Э.Т.Кренкель, знаменитый радист с Северного полюса, Герой Советского Союза. Меня отозвал Плинер. «Познакомь меня с Кренкелем», – просил он. – «Зачем тебе?» – «У меня радио испортилось, – сказал Плинер, – может быть, Кренкель его сможет починить».

* * *

 

Как-то Плинер приехал из Крыма, и я ему сказал: «Что же ты в Крыму не загорел?» – «Мне на солнце нельзя быть», – сказал он. – «Почему?» – «Карты просвечивают», – ответил Плинер.

* * *

 

Известный академик И.П.Павлов был очень религиозный человек. Он как-то встретил похороны и перекрестился. Стоявший рядом милиционер сказал: «Эх, темнота!».

* * *

 

Во время первой мировой войны в одном из лазаретов был концерт. Футурист Бурлюк читал какие-то свои стихи, читал очень много и долго. Никто ничего не понимал. Я подошел к одному раненому и спросил, как ему понравилось. Он ответил: «Ничего, потерпим-с».

* * *

 

В 1920-м году в Москве из-за отсутствия топлива было очень холодно, мы замерзали. Служил я в Театре оперетты Потопчиной. Три девушки, поклонницы Радошанского, поднесли ему три полена дров. Интересно, что полена эти были перевязаны белой, красной и голубой ленточками.

* * *

 

В Москве ежегодно, в каком-нибудь театре или в концертном зале с благотворительной целью устраивались базары. На один из таких базаров билеты привезли известному богачу, банкиру Джамгарову. Он приехал с сыном. В одном из киосков знаменитая московская красавица Мордвинова торговала розами. Джамгаровы подошли к киоску Мордвиновой.

Сначала подошел сын, поцеловал ручку Мордвиновой, взял розу и положил на поднос сто рублей. Потом подошел старик, поцеловал ручку и положил на поднос пять рублей. Мордвинова сказала: «Какой вы скупой! Вот ваш сын добрый, щедрый, он заплатил за розу сто рублей». Старик опять поцеловал ручку и сказал: «Красавица! Моему сыну можно быть и добрым, и щедрым – у него отец богатый, а я – круглый сирота!».

* * *

 

Мне рассказывал Н.Н.Ходотов, что в Александринском театре был режиссер Дарский, который обозначал мизансцены буквами. Как-то он сказал Варламову: «Вы, Константин Александрович, идите на Б, остановитесь на В, сделайте несколько шагов к З и садитесь на Ж». Варламов рассердился: «Что ты меня азбуке учишь?! Ты скажи, куда идти, а сидеть я знаю на чем. Шестой десяток на Ж сижу!»

* * *

 

Как-то Льву Никулину позвонили по телефону и сказали, что его жена родила двойню. Он сказал: «Нищета стучится у ворот моего дома».

* * *

 

Мне рассказывал А.Н.Толстой, что в Петербурге в одном из комиссионных магазинов один человек забыл свою трость. Когда он на другой день пришел за нею, она уже висела на стене с надписью: «Посох царя Ивана Васильевича».

* * *

 

 

И.М.Москвин рассказывал, что К.С.Станиславский на одной из репетиций, следя за актером, восклицал: «Вот именно, вот именно!» Репетиция кончилась, артист решил, что он хорошо играл и ждал похвалы. И вдруг К.С. говорит: «Вот именно так не надо играть».

* * *

 

Когда Станиславский умер, около могилы осталось несколько человек своих. В.И.Немирович-Данченко, которому тогда было больше 80 лет, сказал громко: «Смерть Константина Сергеевича так на меня повлияла, что я оправлюсь только через десять лет».

* * *

 

Тифлис. Съезд писателей. Тамада – Дадиани, рядом с которым сидит Корнейчук. Дадиани предлагает тост: «Я предлагаю выпить за солнце украинской литературы, за писателя, который сидит рядом со мной, за человека, которого грузинский народ очень любит, за писателя, произведениями которого мы зачитываемся, знаем наизусть, за здоровье товарища...» (обращается к Корнейчуку): «Извините, я забыл, как ваша фамилия?». Про этот случай мне рассказывал А.Н.Толстой, который был свидетелем этого тоста.

* * *

 

Д.Г.Гутман как-то сказал мне: «Хочу написать книжку воспоминаний. Назову ее “35 лет, прожитых зря”».

* * *

 

 

Когда «Летучая мышь» была в Милютинском переулке, в подвале, то там помещение было настолько маленькое, что физическая уборная помещалась... в зрительном зале. Помню, что на двери висел плакат: «Минута стыда – годы здоровья».

* * *

 

Мне рассказывал А.А.Фадеев, что он встречал А.И.Куприна, когда тот после двадцатилетней эмиграции вернулся в Москву. Когда он увидел много строящихся домов, он был поражен и сказал: «Замечательные люди эти большевики! Только одного я не понимаю: откуда они берут столько денег?».

* * *

 

В.П.Шкафер рассказывал, что какой-то оперный провинциальный баритон, певший Онегина, спросил у режиссера, кто такой Гименей. Тот, не задумываясь, сказал: «Гименей – это садовник у Лариных, потому что Онегин поет: «Какие розы нам заготовит Гименей».

* * *

 

Я как-то спросил у Ю.К.Олеши, где он живет. Он сказал: «Я живу наискосок Художественного театра. У меня чудный вид на похороны артистов этого театра».

* * *

 

В каком-то городе, в драматическом театре, где были очень плохие сборы, для поднятия оных висело такое объявление: «Каждый, купивший билет на спектакль «Гамлет» Шекспира, имеет право получить в буфете рюмку водки с малосольным огурцом».

* * *

 

Мне рассказывала А.М.Балашова, что про знаменитую балерину Леньяни говорили так: «Она необычайно воздушна и касается земли только оттого, чтобы не обидеть своих подруг».

* * *

В Кисловодске один «больной» узбек очень долго не выходил из ванны. Когда

удивленная врачиха зашла к нему, она застала его одетым. Он сказал: «Извините. Пью, пью, еле-еле четверт ванны осилил!»

* * *

 

Гуляя по Кисловодску, я встретил одного известного артиста МХАТа, который пригласил меня в гости, в санаторий им. Горького. На другой день я пришел. У него была отдельная комната. В этой комнате на столе стояло много опорожненных бутылок. Известный писатель и хозяин комнаты были очень навеселе. Когда я им сказал: «И это на сердечном курорте!», один из них пробормотал: «Ничего ты не знаешь! Ведь Эльбрус дымится. Может быть землетрясение!».

* * *

 

У Корша служил артист Моисеев, который блестяще играл лакеев. Роль Карпа в «Лесе» была его коронной ролью. В какой-то французской комедии он играл одного из гостей. Н.М.Радин, увидев его на сцене, решил, что он по обыкновению играет лакея, и сказал ему: «Человек, кофе!». Моисеев тихонько шепнул ему: «Николай Мариусович, я сегодня –

граф».

* * *

 

Н.М.Радин вообще не любил Моисеева. Как-то проходя мимо уборной Моисеева, он написал: «Лакейская». Моисеев прибавил: «острота».

* * *

 

Мне рассказывал Л.М.Леонидов, что К.С.Станиславский проходил по сцене, даже когда она была пуста, на цыпочках.

* * *

 

Мне рассказывал профессор Назар Григорьевич Райский что в начале революции он был назначен «заведующим клавиатурой г. Москвы».

* * *

 

В реперткоме как-то служил некто Симон. Просматривая мой репертуар, он восклицал: «Это – гениально! Это – очень смешно! Это – замечательно!» Я был очень доволен такими похвалами. Вдруг Симон сказал: «Давайте все это вычеркнем. А?»

* * *

 

Генерал А.А.Игнатьев рассказывал такую историю: Киеве, на Крещатике, по случаю коронования Николая II, стояли толпы «крестьян». Они были в свитках, надежные мужики, привезенные полицией, чтобы создать впечатление всенародной встречи царя. Увидев эту толпу, Николай сказал: «Как приятно не видеть полиции».

* * *

 

Он же вспоминал: знаменитый генерал Драгомиров забыл, что 30 августа день именин царя и не послал поздравительной телеграммы. Спохватился он лишь 3 сентября и, чтобы выйти из неловкого положения, телеграфировал так: «Третий день пьем здоровье Вашего величества». Александр III ответил: «Пора бы и кончить».

* * *

 

Он же рассказывал про пехотинцев, которые ездят верхом. Есть такое правило: «Когда пехотному начальнику случается проезжать мимо конного строя, то ему надо слезть с коня и вести его в поводу, дабы не вызвать смеха со стороны конников».

* * *

 

Когда Б.М.Филиппов был директором Театра народного творчества, он получил из Иркутска такую телеграмму: «Погружено четыре вагона самодеятельности. Встречайте».

* * *

 

Когда некоторые писатели и драматурги стали выводить Ивана Грозного как светлую личность и совсем не упоминали о его жестокостях, кто-то сказал: «Скоро дойдет до того, что откроются детские ясли имени Малюты Скуратова».

* * *

 

Знаменитый издатель «Московского листка» Пастухов был в ссоре с Коршем. Рецензент «Листка» ругал театр, находил пьесы плохими, а исполнителей – еще хуже, но Пастухов такими рецензиями был недоволен. «Вы пишете «плохо», а человек спросит у знакомого. Тот скажет

«хорошо». И он пойдет в театр. Нет, ты напиши, что в театре Корша с потолка кирпичи валятся. Вот тогда кто же в такой театр пойдет?!»

* * *

 

Во время войны в эвакуацию в Тбилиси приехал В.И.Немирович-Данченко. На вокзале его встречал управляющий по делам искусств Б.В.Гогуа . Он сказал: «Здравствуйте, т. Немирович. А где же т. Данченко?»

* * *

 

Как-то К.С.Станиславский, увлеченный репетицией, обратился к охотничьим собакам, выведенным по ходу действия на сцену: «Господа собаки! Господа собаки! Вы совсем не то делаете, что нужно!».

* * *

 

Как-то Владимир Хенкин пригласил на концерт свою престарелую мать. Зал грохотал от смеха, а старуха сидела с каменным лицом и даже ни разу не улыбнулась. Когда он спросил о ее впечатлении, она сказала: «Володя! И вот за это тебе платят такие большие деньги?».

* * *

 

А.Серебров рассказывал, что Комиссаржевская любила неожиданные сравнения. Например: «Мережковский скучен, как понедельник. Горький – нечетный, не делится». Белому она сказала: «Вы – синий и невнимательный».

* * *

 

На репетициях «Юлия Цезаря» Станиславский вызывал всех «пугаться грозы». Некоторые делали хорошо, другие плохо. Пожарный в каске стоял истуканом. Он не имел к спектаклю никакого отношения. «Великолепно! – крикнул ему Станиславский. – Лучше всех! Именно так и должен себя вести римский центурион во время грозы! Благодарю вас, Федор

Иванович!»

 

Пожарного звали Павел Иванович.

* * *

 

 А.И.Южин как-то играл в преферанс с В.М.Дорошевичем. За игрой они сильно поссорились. На другой день А.И.Южин играл премьеру. Ставили «Венецианского купца» Шекспира, причем роль Шейлока играл Южин. Вскоре в «Русском слове» появилась рецензия Дорошевича об этом спектакле. Дорошевич подробно разбирал игру каждого артиста, а о Южине не было ни слова. Только в самом конце рецензии была одна фраза: «У А.И.Южина

очень скрипели сапоги».

* * *

 

Был у Корша превосходный артист Иванов-Козельский. Несмотря на то, что он у публики имел огромный успех, пресса его постоянно ругала. У него были весьма неважные отношения с рецензентами. И к этой ругани все, в том числе и сам Иванов-Козельский, привыкли. Как-то в одной пьесе он не был занят и радовался, что у прессы не будет повода его

ругать. Каково же было его удивление и досада, когда на другой день вышла рецензия, которая заканчивалась так: «В общем, спектакль прошел очень хорошо, и публика принимала артистов великолепно. Это объясняется просто: в спектакле не был занят Иванов-Козельский».

* * *

 

Ю.П.Солонин рассказывал, как он держал экзамен в МХТ. Было очень много экзаменующихся. В.И.Немирович-Данченко дал всем такую задачу: «Вот вы все люди состоятельные, и вдруг получили известие, что банк, в котором хранятся ваши деньги, лопнул. Прошу вас, сыграйте это». Конечно, все стали играть. Один покончил жизнь самоубийством,

другая сошла с ума, третий в отчаянии простирал руки, и только один Солонин стоял очень спокойно. На вопрос Немировича: «Почему вы не реагируете на крах банка?», он ответил: «А у меня деньги в другом банке».

 

 

 

 

Беседу вёл Сергей Солдаткин

Александр Фрумин: «Наша станция — по-настоящему народная»

 

В России шансон давно стал хроникой народной жизни, рисуя ход истории сквозь человеческие судьбы. В №7 мы обращались к теме становления русского шансона, к его традициям. Но музыкальное бытие, в том числе и бытие шансона в современном мире — это не только авторы-исполнители, но и мощная инфраструктура, позволяющая автору состояться. О том, как она строилась в России и о характерных явлениях современного шансона рассказывает один из основателей «Радио шансон» и индустрии шансона в нашей стране в целом Александр ФРУМИН.

 

Как получилось, что Ваша жизнь оказалась связанной с шансоном?

У меня дома всегда слушали шансонную музыку. Её очень любил мой дед, любит моя мама, с раннего детства в доме были записи русских шансонье, Вертинского, Петра Лещенко, Владимира Высоцкого, Александра Галича. И так сложилось, что очень давно, 20 лет назад, в 1985 году, когда я стал взрослым человеком, я решил заниматься музыкой профессионально. По образованию я издатель, заканчивал московский полиграфический институт, работал в одном из крупнейших российских предприятий — в типографии имени Ивана Федорова. И параллельно с работой в типографии (я расстался с ней только в 1993 году, открыв радиостанцию), я занимался шансонной музыкой как коллекционер и с 1985 года стал музыку записывать. В собственной студии, которая располагалась на базе типографии. И немаловажно, что люди, которые тогда со мной начинали, и по сей день со мной работают. Начиная с 1993 года, поскольку тогда появились компакт-диски, возникли частные музыкальные издательства, которые могли издавать такую музыку…

Всё это появилось у нас так недавно, в 1993 году?

Да. И мы стали записывать шансон для выпуска на CD. С 1994 года появляются альбомы из серии «Ночное такси», из серии «Русский шансон», уже в современном лазерном качестве. А начиная с 1993 года мы занялись радиовещанием. Открыли вторую в России радиостанцию — «Радио Рокс», и хотя формат этой станции был абсолютно неподходящим для музыки шансона по-русски, как и формат тогдашних музыкальных станций, но мы рискнули и решили сделать программу «Ночное такси», программу имени студии, и запустить её первоначально в петербургский эфир. Первый эфир вышел в новогоднюю ночь с 1993 по 1994 год, на петербургской частоте радиостанции «Рокс». Затем с февраля 1994 года мы стали производить эту программу в хорошем трёхразовом режиме, еженедельно. А в прошлом году отметили полные 10 лет…

В 1999 году мы зарегистрировали компанию «Региональный радиоканал», одним из учредителей которой я стал, и летом 2000 года открыли вещание из Москвы.

Значит, компания тогда называлась «Региональный радиоканал»?

Она и сейчас так называется. «Радио шансон» — это бренд, который принадлежит нашей компании, ЗАО «Региональный радиоканал». Таково наше юридическое имя в Москве. В 2001 году мы приобрели в Москве радиостанцию «Радио Рокс» и в Москве наш сигнал стал распространяться на частоте 103.0 FM. Стали подключаться другие города к вещанию, и станция за неполных два года выросла, по подсчётам специалистов, в третий рынок радио в России. После «Европы плюс» и «Русского радио». Что для нас и для поклонников такой по-настоящему российской музыки очень важно, поскольку мы не потратили ни копейки денег на саморекламу. Наша станция по-настоящему народная, я вам отвечаю за это как один из её учредителей, она завоевала популярность благодаря музыке и качественной работе нашей редакции, наших инженеров, наших режиссёров, наших ди-джеев. Эта станция, которая начала нести в профессиональном формате абсолютно некоммерческую музыку. Наша станция сама себе «вырубила» рынок, и заняла почётное третье место — пока — среди самых мощных российских вещателей. И что самое важное, это было сделано именно на такой музыке и именно нами самими. То есть без участия олигархов, банков, государства, без поддержки кого-либо. Это сделано только на средства учредителей, сделано честно и навсегда. Такую станцию невозможно победить.

Но финансово она существует за счёт рекламы?

Да, станция существует за счёт рекламы, плюс к этому мы стали теперь серьёзным холдингом, сделанным по принципу франчайзинга.

Многие Вас называют основателем русского шансона в организационном плане…

Это правда, но я был не один, одному невозможно было бы сделать такое. Есть команда людей, где каждый по-своему участвует в нашем деле, понимая, насколько оно важно.

Какие, на Ваш взгляд, основные характеристики современного шансона в России? Например, какие вы видите негативные явления в нём?

На мой взгляд, сама большая опасность для шансонной музыки, — это так называемый поп-блат. Это мой термин, который родился из высказывания нашего аранжировщика в Петербурге Виктора Николаевича Смирнова.

Это важно, поскольку многие отождествляют шансон с блатной музыкой

В этом есть большая беда, в которой крепко поучаствовала компания, присвоившая себе и зарегистрировавшая торговое имя «Русский шансон». Компания московского пирата, который был признан таковым в суде, компания некоего Севостьянова. Этот человек пытался запретить всем, в том числе и нашей радиостанции, называться «шансоном», мы отстояли это право неоднократно, в том числе и в патентном ведомстве России.

Вот эта компания фактически изобрела тему поп-блата, и постаралась, чтобы весь шансон широкие слои общественности отождествляли с безобразием, которое ими выпускается. Ужасно, что у них получилось, теперь мы все терпеливо отмываемся от этого. Поп-блат — это современная — даже не музыка, а музычка, ритмичная, под неё можно танцевать, её можно включать в машине, подобранные весьма своеобразно, как правило, с точки зрения хрипоты и крика голос исполнителя, хорошо и модно, по-клубному, бумбумкающие секвенции — барабанный бас, под них бы молодёжи танцевать, а не шансон слушать. И, естественно, сюжеты песен — тюрьма и воля, больше — тюрьма. Печально, что это есть, печально, что люди, воспитанные на хорошем и настоящем шансоне по-русски, шансоне неподцензурном, смелом, столкнулись с волной быстро, по конвейеру прописанного поп-блата, который одно время даже завоевал часть музыкального рынка. Но настоящие ценители шансона — люди вдумчивые, они хотят слушать по-настоящему интересную, оригинальную, ни на что не похожую музыку, и поп-блат они никогда не принимали и не принимают. Печальные представители этого направления — группа «Бутырка», группа «Воровайки» — подобное просто нельзя делать, это преступление против культуры шансона.

А чего они лишены, чего там нет, давайте скажем более конкретно…

Должна быть заведомо нештампованная, неконвейерная, незаёмная музыка, её надо уметь сыграть. И должны быть стихи. Которые, конечно, могут не бояться и тюремной темы, и политической — это нормально. Стоит послушать людей, которые этим занимаются по совести и понятно, что это есть и никуда не ушло.

Глубокое содержание необходимо…

Конечно, нормальное содержание, а не желание под модную музыку, взяв шансон как флаг, поставить штамповку из примитивных текстов вроде бы на эту же тематику.

А вы не опасаетесь, что подобного рода музыка, поскольку она ориентирована на широкую аудиторию, вымоет шансон настоящий, и он перейдёт в разряд эстетской музыки для немногих?

Нет, я этого не боюсь по многим причинам. Культурное поле шансонной музыки сформировано до нас с вами, оно имеет колоссальные корни, её слушают миллионы и миллионы. Те, кто старше возрастом, оставили магнитофонные плёнки, а теперь диски, детям, у детей появились свои дети… А жизнь всегда в России очень нелегка. Поэтому нормальный человек после 25 лет хочет, чтобы песня обратилась к нему. И поэтому не может быть здесь пустоты, даже в условиях выброса поп-блата. Музыке поп-блата должно быть творческое противодействие с нашей стороны — подчёркиваю, творческое — но поп-блат не может стать объективно важным для миллионов и миллионов людей.

Такая музыка обречена остаться на том возрастном уровне, на котором и появилась…

Да, на том возрастном уровне, когда хотят танцевать под модное, но слушать блатняк. А для взрослого человека, жизнь повидавшего, надо слушать песни о жизни. Их, конечно, тоже могут называть иногда «блатными». Но дело всё в том, что поп-блат культивирует «блатняк» как фрагмент определённого поля аудитории. И считает, что на этом надо деньги зарабатывать. А хорошая музыка деньги зарабатывает не так. Зарабатывает через стабильность, через верность аудитории артистам и, в том числе, через верность средствам массовой информации, которые несут эту музыку. И рекламодатель понимает, что музыкой сформировано поле огромного количества людей, которые в эту музыку верят, музыку слушают, и поверят рекламным сообщениям, которые доносятся через наш канал. Поэтому я не боюсь поп-блата, я просто считаю, что это явление, возникшее на волне известности шансона, и явление неверное для шансона.

Какие позитивные, «естественные» явления в современном русском шансоне?

Что касается традиционного развития, то я очень рад появлению новых альбомов наших авторов, которые стали известны с середины 1990-х годов, я очень рад за Сергея Трофимова. Он, на мой взгляд, становится с каждым годом всё более зрелым автором и исполнителем своих песен, последний альбом («Ветер в голове»), на мой взгляд, очень удачный, это по-настоящему интересное явление культуры. Мы стали интенсивно показывать публике Витю Третьякова, записываем его в студии «Ночное такси»… Рады появлению женщин-авторов, очень подружились с Катериной Голицыной, стали записывать её новый альбом в Петербурге. Трофимов, Третьяков, Голицына — крепкое, нормальное продолжение здоровых традиций Высоцкого, Северного…

Скажите, а западное влияние сказывается на русском шансоне, или это чисто локальное явление, только российское?

Когда мы открыли «Радио шансон», мы вели локальное вещание в Питере, чтобы обкатать программу на региональной аудитории. В 1998 в Петербург приехала Патрисия Каас. Журналисты дали ей список музыкальных радиостанций Питера. И спросили её — куда вы хотите сходить на интервью? Женщина внимательно изучала список станций и сказала через переводчика: «Я хочу поехать только на станцию «Русский шансон». Я был на пресс конференции, не утерпел, и попросил переводчика: «Скажите ей, что это музыка русских бардов, основанная на музыке Вертинского, Высоцкого, которых тоже называли шансонье, их цензура не давала издавать, и называли шансон — то ли вы имеете в виду?» Она сказала: «Я хорошо знаю, что такое русский шансон по очень простой причине: я пою шансон во Франции, я продолжаю традиции Пиаф и Матье, где студия Фрумина, давайте лимузин, я туда еду…» Вот это — самый лучший ответ.

 

 

 

 

 

 

 

Рубрику ведет Павел Беккерман

ГОЛОСА

 

СОЛЬНЫЕ АЛЬБОМЫ

 

Впервые в нашей рубрике представлен Гера Грач. Новая работа исполнителя называется «По зеленой». Компания «Союз-Продакшен» выпустила этот альбом в 2005 году, а продюсером и автором всех десяти композиций альбома является бессменный руководитель компании Вячеслав Клименков. Пластинка получилась цельной, выдержанной в стиле классического шансона, что неслучайно, так как была записана в Твери, на студии «Лига», с бывшими музыкантами покойного Михаила Круга. Из 10 песен есть два несомненных хита: «Дон» и «Серый волк». Последняя композиция за последние несколько лет успела полюбиться слушателям Радио «Шансон», потому часто звучала в концертах по заявкам. В песнях альбома нет ни доли фальши, ни показного блатного налета, а поется ведь обо всем -- о Родине, о родном доме, о настоящей любви, о тяжелой жизни на зоне. Принято, что жанровая песня должна цеплять за душу, будучи полностью согласным с подобным утверждением, скажу , что Гера Грач зацепил меня песнями «Кнопа», «Мила и «Россия».

«Кнопа» –– так звали питерского щипача, который, находясь в местах не столь отдаленных, умудрился проявить смекалку и помочь свей любящей матери. «Мила» –– девушка полюбила зэка, освободившись, он приехал к ней, а что было дальше, можно узнать прослушав песню. И, наконец, «Россия» –– обращение к Родине: «Зачем ты когда-то поменяла кресты на штыки?» В общем –– достойный альбом.

 

 

Александр Маршал –– одна из самых ярких персон на музыкальном небосклоне, но, к сожалению, ранее не представлялся в нашей рубрике.

На этот раз повод более чем серьезный –– выход нового сольного альбома исполнителя, да и еще к тому же, посвященного Великой Победе.

 Десять хороших песен, девять из которых написаны Вячеславом Клименковым, из них две в соавторстве с Александром Миньковым, более известным, как Маршал. Песня «Блокпост» написана Тимуром Милояниным, в ней рассказывается о современных защитниках рубежей России. Интересно, что заглавная песня альбома «Летят журавли» записана в духе красивых медленных песен 70-х годов, поэтому несколько выпадает из общего ряда композиций, близких современному шансону.

«Города полустаночки» навевают самые добрые воспоминания, и слова песни просты:

« А любить и дышать так хочется

Здесь на самом краю земли.»

Еще три песни напоминают о событиях шестидесятилетней давности: «Письмо домой», всегда греющее душу; «Ротный» –– штрафники, «берущие в ночь высоту реки», как недавно было показано в фильме «Штрафбат»; «Седьмой батальон» –– история гибели женского батальона встает перед глазами, достаточно вспомнить замечательный советский кинофильм «А зори здесь тихие».

Афганская тема звучит в песне «Красный скорпион», где потерявший весь взвод командир ползет на Запад с надеждой добраться живым до своих. «Дороги» –– никогда не бывает легко в пути, а на просторах России слышен плач одиноких берез. И завершает альбом композиция «Первый бой».

 

 

 

СБОРНИКИ ШАНСОНА

 

«Звезды шансона» выпуск 7 –– свежая новинка от Централ-мьюзик. На обложке Михаил Шуфутинский в обнимку со жгучей брюнеткой, а на диске выделяется суперхит «Соло» из будущего альбома мэтра. Анатолий Полотно, еще одна легенда жанра, поет про «Суету» и еще, призвав на помощь Федю Карманова, поднимает настроение популярной песней «Денежки». «Венчальная» –– так называется дуэт, который дарит своим поклонникам Макаровна, на этот раз в компании с группой «Гуляй поле». Большой поет о «Зависти», а новое имя — Виталь, дарит замечательную новинку «Любовники». Таня Треф, Ира Ежова и Наталия Старинская заявляют о женском присутствии среди звезд, а итог подводит Дмитрий Полторацкий «Вальсом золотых погон».

 

 

Сборник "Золотые россыпи лирики шансона" –– тематическая новинка от Централ-мьюзик. Открывает диск Макаровна с уже известной композицией Евгения Шапорева "Письмо мужу". Ранние варианты песни  явно уступают этому, а современная аранжировка и проникновенная подача вряд ли оставят слушателей равнодушными к истории, где "Берег любви" –– это "ворота зоны".

Анатолий Полотно дарит успевшую стать популярной песню "Только ты", а Наталья Старинская представляет совершенно новую интерпретацию очень старой народной песни "Приморили, братцы", исполняемой разными шансонье, включая легенду жанра Михаила Круга. Открытие года, автор-исполнитель Андрей Таланов, предлагает песню "Белый лебедь", а проект "Маленькая я " представлен песней "Солдат". Женя Томилин зажигает "Огни за полем" с помощью автора композиции Николая Тюханова, у Пахома "Жизнь цыганская, Таня Треф поет про "Клавиши", а Николай Юрьевич подводит итог рассказом о том, каков "Мент-ЗэКа". Особенно выделяются "Три дня", про которые поет Большой. Эта песня –яркий пример шансонной лирики, а потому, на мой взгляд, должна особенно понравиться любителям жанра.

 

 

 

Презентация в «Засаде»

 

Можно не поверить заголовку данной заметки, но именно так все и происходило.

29 июля новое заведение, кафе-бар «Засада», праздновало свое открытие. Расположенное на границе Измайлово и Новогиреево, на Челябинской улице, кафе обязательно привлечет к себе любителей изысканной европейской и кавказской кухни, а поднимут настроение выступления артистов. Презентация показала, что музыка здесь не уступает кухне. С самого начала презентации гости могли насладиться чарующими звуками живого саксофона, продолжили программу музыканты заведения замечательно исполненными песнями в разных стилях и на разных языках. Основным же действом стал концерт исполнителей шансона.

Сначала гостей порадовал Андрей Широков – молодой автор-исполнитель, песни которого входят в самые брендовые аудиосборники русского шансона и уже несколько лет звучат в эфире Радио «Шансон», а также участвуют в самой рейтинговой программе Артура Вафина и Маши Орловой «Ээхх, разгуляй!» (особенно это касается песни «Карамелька»). Кроме задорных композиций, Андрей спел и лирические песни, а получить полное представление о творчестве Широкова можно будет после выхода его дебютного сольного альбома, который компания «Пролог-Мьюзик» обещает выпустить этой осенью.

Эстафету у Андрея принял более опытный шансонье, Виталий Волин, за спиной у которого уже два сольных проекта, а над третьим музыкант активно работает сейчас. Виталий исполнил свои старые полюбившиеся песни, из которых, судя по реакции зала, выделялась композиция «Пиво». Но лично на меня самое сильное впечатление произвели совершенно новые песни с близкими названиями: «Одинокий волк» и «Одинокая». Яркие аранжировки, смелые музыкальные решения, не знающие стилевых границ, и высокопрофессиональный, энергичный вокал. Исполнители выходили на сцену по два раза, поочередно сменяя друга, поэтому гости не могли заскучать при столь быстрой смене декораций.

После концерта шансонье гостей продолжили развлекать музыканты заведения, а устроители презентации, в свою очередь, уверили гостей, что подобные праздники хорошей музыки станут традицией, а Челябинская 7а –– еще одним популярным шансонным адресом Москвы.

Но не менее важно, что в «Засаде» кормят посетителей совсем не одними песнями – и роскошный шашлык с красным вином, и замечательные щи с пирожками, и многое другое – вся кухня такая же здоровая, надежная и добротная как и крепкие каменные стены кафе, и песни русского шансона.

 

 

 

НОВИНКИ

 

В разгар последнего летнего месяца компания Квадро-диск решила порадовать слушателей своим фирменным сборником «Курортный шансон». На диске хиты от мэтров и просто хорошие песни. Михаил Шуфутинский представляет суперхит «Левый берег Дона» в совершенно новой аранжировке, кстати, весьма оживляющей песню. "Туда" говорит Игорь Слуцкий, а Анатолий Полотно, уточняя куда, спешит на "Острова". Какое лето без романов, так Дмитрий Персин поет про "Санаторный роман", а Юрий Соловей про"Курортный роман", и оба рассуждают по делу! Андрея Таланова уже давно тянет на "Материк", а Маленькая Я влюблена в город "Аккерман". У Александра Дюмина "Пили водочку", а вот Андрей Широков воспевает непременный атрибут пивной процедуры –– "Воблу".

Ведущий этой рубрики на пару с Андреем Данцевым осмелился рассказать про похождения провинциалочек в песне "Секреты дамские...", "Три дня" вспоминает Большой, а морскую тему продолжают Сергей Кама и Гриша Заречный. Без женских голосов и здесь не обошлось: Анжелика Чарская спела про "Аполлона", Ира Ежова перепела народную песню "Корабли", о "Летнем вечере" поведала девушка с холодной фамилией –– Ира Зима. Славный уголок Москвы –– "Воробьевы горы" воспеты Виктором Тюменским, "Золотая рыбка" нужна Вадиму Куземе, а вот у Александра Леера –– "Лето прошло", хоть и на дворе середина августа.

 

 

 

 

Илья Колодяжный

Поэт стальной эпохи

 

Григорий Санников. Раздумье. Стихотворения. Строки памяти. — М.: Прогресс-Плеяда, 2005. — 200 с.

 

Эту книгу принёс в редакцию сын известного русского поэта Григория Санникова (1899 — 1969) — Даниил Григорьевич. Признаюсь честно, имя Санникова до этого мне мало о чём говорило и, скорее, больше ассоциировалось с повестью Обручева «Земля Санникова» (кстати, реальный прототип повести — Яков Санников приходился поэту дальним родственником). Поэтому предложение рецензировать книгу я принял без особого энтузиазма. Но когда Даниил Григорьевич принялся увлекательно рассказывать об отце, попутно вспоминая своё детство в знаменитом писательском доме на улице Фурманова, 3/5, на одной лестничной площадке с семьёй Михаила Булгакова, я, конечно, уже не мог оставить книгу, посвящённую поэту, без внимания.

Григорий Санников был одним из тех, кто стоял у истоков литературы советской эпохи. Сын вятского ремесленника, он в 17 лет приехал в Москву за знаниями. Но грянула революция, затем Гражданская война, и молодой Санников вместо учёбы вступил в партию большевиков и работал на различных командных должностях Красной Армии. Однажды его даже назначили председателем реввоентрибунала. Но когда ему дали на рассмотрение десять «расстрельных» дел, самое тяжкое из которых было о краже буханки хлеба, Санников попросил отставки. После Гражданкой войны двадцатилетний Санников вместе с другими литераторами организовывает первое объединение пролетарских писателей «Кузница» и работает редактором в одноимённом журнале и издательстве. Потом долгое время путешествовал корреспондентом в Закавказье, Средней Азии, Аравии, Иране. Большое впечатление на него произвели морские просторы, что ярко отразилось в его стихах:

 

Затих, уснул закат измученный,

И вот — вовсю разлив луны,

И блещет море многозвучное

Червонным золотом волны.

 

Много лет и сил поэт отдал редакционной работе в различных изданиях: в журналах «Октябрь» (1925 — 1926, 1946 — 1954), «Красная новь» (1927 — 1931), «Новый мир» (1935 — 1937), в альманахе «День поэзии» (1961). Его связывала дружба с Сергеем Есениным (в архиве поэта сохранился экземпляр есенинской поэмы «Пугачёв» с дарственной надписью «Милому Санникову с весёлой дружбой. Есенин. 1921», с Андреем Белым, которому Санников всячески помогал по разным бытовым вопросам, с А.Новиковым-Прибоем (с ним он плавал вокруг Европы), с Борисом Пильняком; был знаком с Михаилом Булгаковым, Владимиром Маяковским, Борисом Пастернаком, Мариной Цветаевой, Андреем Платоновым и др.

Во время войны, когда поэт работал во фронтовой печати, его постигло страшное несчастье: его жена — Елена Аветовна Санникова-Назарбекян, находясь в эвакуации, покончила с собой. По воспоминаниям близких, на неё очень подействовало самоубийство Марины Цветаевой, с которой она дружила. После смерти жены Григорий Александрович практически перестал писать:

 

Без неё стихи не пишутся,

Даже  сна не знаю я,

И, бездомная, колышется

По обоям тень моя...

 

Поэтический голос Санникова в сравнении со знаменитыми его современниками звучал негромко, подкупая своей неповторимой лирической нотой и искренностью. Выделялся поэт и своими человеческими качествами. В «жестокий век» он сумел остаться порядочным и честным. Он не побоялся подписать вместе с Пастернаком и Пильняком некролог Андрею Белому в «Известиях», за что его чуть не исключили из партии; хлопотал об освобождении репрессированных; хранил у себя дома до «лучших времён» поэму «Христосолюбовские ситцы» «врага народа» Павла Васильева.

 

 

 

 

Владимир Радзишевский

 

Приглашение к путешествию

 

Бред Аксиньи

В конце мая с большой помпой отмечалось столетие со дня рождения Михаила Шолохова. Конечно, это был условный юбилей. Давно известно, что в 1922 году, когда налоговый инспектор Шолохов сидел на нарах, ожидая суда «за преступление по должности», его отец придумал объявить сына несовершеннолетним, уменьшил его возраст и взял подследственного на поруки. С тех пор сам Шолохов неизменно писал и говорил, что он родился в 1905 году, хотя, по убедительным сведениям, собранным Ириной Борисовной Каргиной, это случилось тремя годами раньше: в конце лета или осенью 1902-го. И выходит, что отмечались на наших изумленных глазах не достоверные сто лет, а попахивающие фольклором сто лет и три года.

Любопытно, что на могильном камне – почему-то не на кладбище, а прямо перед домом покойного в Вёшенской – догадались обойтись вовсе без дат, без пояснений и даже без инициалов. Ограничились одной фамилией, призвав на помощь придуманную насмешником Чеховым сестру таланта, то есть краткость. Короче – на две буквы – только надпись на Мавзолее.

Из книг, которые вышли в свет к этому чуднόму 103-летнему юбилею и еще продолжают выходить вдогонку, выберем ту, что выглядит поскромнее других да и стоит в Доме книги «Молодая гвардия» на Большой Полянке всего 128 рублей. (Для сравнения: том Феликса Кузнецова «„Тихий Дон“: судьба и правда великого романа» продается в киоске Института мировой литературы, по месту издания, за 327 рублей 80 копеек. Двухтомник «Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников» можно купить в той же «Молодой гвардии» за 710 рублей, а в «Библио-Глобусе» – уже за 866. Сколько же будет стоить факсимильное издание рукописей первых двух книг «Тихого Дона», выпускаемое нумерованными экземплярами, даже представить страшно.)

Итак, перед нами книга орловского журналиста Владимира Ивановича Самарина «Страсти по „Тихому Дону“: Заметки на полях романа» (М.: АИРО-XX, 2005. – 208 с.). И составили ее статьи, которые печатались в газете «Орловский вестник» с 1996 по 2002 год.

После того как в начале 80-х годов Сергей Семанов, понадеявшись на сугубую въедливость штатных советских редакторов, опрометчиво объявил, что в «Тихом Доне», в отличие от всех других известных исторических произведений, нет ни одной фактической ошибки, – пристальные исследователи, да и просто внимательные читатели, как на грех, стали раз за разом выуживать из текста романа исторические, топографические, этнографические и прочие ошибки, погрешности и оплошности. Несуразности, обнаруженные теперь Владимиром Самариным, не только умножают примеры этого рода, но и напрямую выводят на проблему авторства «Тихого Дона». Если Шолохов, допустим, не знает разницы между атаманом наказным, то есть назначенным из Петербурга (такой порядок продержался от времен Петра Первого до июня 1917 года), и атаманом выборным, то есть призванным на должность самими казаками, и тех атаманов, которые были избраны на Дону Войсковым кругом, называет «наказными», а то и вовсе «выборными наказными» (?!), то это свидетельствует лишь о слабой ориентации в истории казачества. Что не очень хорошо для человека, претендующего на воссоздание в романе казачьего уклада. Но совсем худо, если человек, выступающий в качестве автора романа, слабо ориентируется в самом его тексте. Шолохова ловили на этом и Зеев Бар-Селла, и Андрей и Сусанна Макаровы. Вот и Самарин приводит, в частности, разговор между Григорием Мелеховым и Аксиньей, признавшейся в своей беременности:

«– Что ж ты молчала раньше?

– Я робела, Гриша… думала, что ты бросишь.

Барабаня пальцами по спинке кровати, Григорий спросил:

– Скоро?

– На Спасы, думается…

– Степанов?

– Твой.

– Ой ли? <…>

Роняя злые слезы, Аксинья сидела на лавке, давилась горячим шепотом:

– С ним сколько годов жила – и ничего! Сам подумай!.. Я не хворая баба была… Стал быть, от тебя понесла, а ты…»

Григорий не возражает. Он сосед Астаховых и о том, что Аксинья не рожала ни разу, должен знать не хуже, чем она сама.

Но если вернуться к женитьбе Степана и Аксиньи, то окажется, что через полтора года после свадьбы «утром у Аксиньи начались предродовые схватки». Далее: «Аксинья привязалась к мужу после рождения ребенка…» Затем: «Ребенок умер, не дожив до года». А ребенка от соседей, чей курень за плетнем, не спрячешь да и прятать незачем.

Для того чтобы не допускать подобных нелепостей, не нужно долго и много учиться. Надо только помнить, чтό ты сам написал чуть раньше. Если только написал ты сам.

О высокой образованности Шолохова говорить не приходится. Помню официальную справку середины 70-х годов о Московской писательской организации, в которой состоял на учете Шолохов. Из нескольких тысяч столичных писателей только один был с начальным образованием. Он не был назван по имени, но всем был известен. Это как раз наш герой. Однако о его памяти рассказывают легенды. Он, например, диктовал на машинку заключительные главы «Поднятой целины», не имея перед глазами рукописи. Когда же привезли рукопись, оказалось, что текст продиктован слово в слово.

Почему же он не помнил ключевых житейских обстоятельств не какой-нибудь периферийной, а центральной героини «Тихого Дона»? Странный напрашивается вывод, что титульный автор не только не писал роман целиком, но даже не читал его.

Но ведь публике обещают предъявить рукопись первых двух книг романа. А среди тех, чьей рукой выполнена эта рукопись, наряду с женой Шолохова и ее родственниками, есть и сам Шолохов. Не имея доступа к подлинной рукописи и не дождавшись ее факсимильного издания, Самарин смог разобрать те сто тридцать страниц, которые привел в ксерокопии Лев Колодный в книге «Как я нашел „Тихий Дон“». И убедился, что рукопись отражает не столько творческий процесс, сколько процесс механической переписки. Поэтому и были привлечены к работе помощники, у которых не было и не могло быть никаких притязаний на авторство. Сопоставление же рукописи с книгой показывает, что куски готового текста Шолохов главным образом переставлял с места на место, перетасовывал, беззаботно разрывая внутренние связи, нарушая последовательный ход событий. В итоге, например, Пантелей Прокофьевич, отец Григория, грозится проучить его за баловство с Аксиньей, когда на само это баловство еще и намека не было.

В итоге Владимир Самарин склоняется к тому, что Шолохов по-хозяйски распоряжался чужой рукописью, наиболее вероятным автором которой был донской писатель Федор Крюков.

 

Если где-то человек попал в 02

В конце июня жюри Букеровской премии за лучший роман года на русском языке, отклонив 43 произведения, объявило так называемый «лонг-лист», или «длинный список», из 22-х сочинений. К 7 октября из него будут оставлены для дальнейшего обсуждения только 6 романов. Это уже «шорт-лист», или «короткий список». Каждому из авторов, который попадет в этот список, гарантирована награда в тысячу долларов. А 1 декабря мы узнаем наконец имя лауреата, которому достанется главный приз – 15 тысяч.

В нынешнем году наша Букеровская премия будет вручаться 14-й раз. Ни один из лауреатов еще не сделал дубля, но случаи повторного выдвижения на премию известны. Есть среди номинантов и рекордсмен по числу попаданий не только в «лонг-», но и в «шорт-лист». Это Алексей Слаповский, сценарист телесериала «Участок». Четыре его романа включались в «короткий список»: «Первое второе пришествие» (1994), «Анкета» (1998), «День денег» (2000) и «Качество жизни» (2004). На этот раз Слаповский представлен в «длинном списке» романом «Они» (М.: Эксмо, 2005. – 462 с.).

В аннотации, за которой легко угадывается автор, говорится, что люди охотно делят мир на своих, которые, ясное дело, лучше, и чужих, которые, ясное дело, хуже, на «мы» и «они». «Горько, но полезно осознать, как это произошло со многими героями этой книги, что мы – это они, а они – это мы». Таков, по-видимому, был авторский замысел, но, боюсь, без этой подсказки о нем невозможно догадаться. Скорее, некоторые герои Слаповского окажутся способными на такие поступки, в которых их нельзя было заподозрить. Например, обычная вроде бы девушка, без всяких зверских наклонностей, чтобы с гарантией отшить влюбленного в нее поклонника, возьмет у него три тысячи долларов и передаст их наемному убийце. И тот четко выполнит уговор. Да и это, признаться, больше похоже на специальное авторское задание, чем на нормальное поведение даже странных людей.

Другое дело, когда человек не отдает отчета в своих поступках, или в запале не успевает сообразить, что к чему, или действует вынужденно. Но даже такой человек, доходя до отпущенных ему автором крайностей, никак не может сравняться с выведенными тем же автором милиционерами, с их корыстностью, наглостью и цинизмом, заставляющими вспомнить недавнюю поговорку: «02 – если где-то человек попал в беду; 03 – если где-то человек попал в 02». При любом раскладе эти милиционеры – «они», между ними и нами – пропасть. А всё потому, что обычный московский «участок» написан Слаповским с таким знанием дела и с такой страстью, что все прочие московские сюжеты выглядят рядом бескровно и искусственно.

Писатель придумал незамысловатое приключение: 12-летнему подростку, сидевшему на ящике возле киоска, упала на колени небольшая сумка на ремешке, какие обычно цепляют к руке. Мальчишка мог сказать, подняв голову: «Дядь, уронили!» – и эпизод был бы тут же исчерпан. Но малолетка неожиданно для самого себя поднялся, завернул за угол киоска и пустился бежать. И следом стремглав понеслось короткими рывками повествование, захватывая все новых и новых персонажей, пласт за пластом высвечивая фантастическую московскую жизнь.

Слаповский – опытный романист, занимательности ему не занимать. И сгущающейся тревогой он умело пропитывает свою книгу. Так что место в длинном списке ему досталось не зря. Но для предъявленной широты обзора автору все же не хватает достоверного опыта, а для заявленной глубокомысленной цели – фантазии, и это может помешать ему, в нарушение многолетней традиции, перебраться из длинного списка в короткий.

 

Лондон как лабиринт

В самом начале июля, сразу после первой серии террористических взрывов в столице Англии, к центру прилавков переместилась книга Питера Акройда «Лондон: Биография» (М.: Издательство Ольги Морозовой, 2005. – 895 с.). Невероятный объем (56 печатных листов) заведомо выводит ее из разряда традиционных путеводителей или справочников. А иллюстрации разве что слегка освежают текст, отнюдь не подменяя его собою.

Основному повествованию Питер Акройд предпосылает заметку с неожиданным названием «Город как тело»:

«Представление о Лондоне как о человеческом теле и необычно, и поразительно. Его можно связать с символическими образами Града Господня – мистического тела, члены которого – люди, голова – Иисус Христос. Лондон облекали также в форму вольно раскинувшего руки юноши… Переулки города подобны капиллярам, парки – его легким. В дождь и туман городской осени блестящие камни и булыжник старых улиц словно кровоточат…

Для Дэниела Дефо Лондон был огромным телом: „В нем все обращается, оно все извергает и под конец за все расплачивается“… Сотрясаемое лихорадкой, задыхающееся от пепла, тело это влечется от Великой чумы к Великому пожару».

 «Лондон, – продолжает автор, – предвосхитил построения нынешних теоретиков, предположивших, что линейное время – фикция, порожденная человеческим воображением. В городе сосуществует много различных форм времени, и с моей стороны было бы глупо насиловать их характер ради того, чтобы создать традиционное повествование. Вот почему эта книга по-донкихотски скачет во времени, вот почему она сама образует лабиринт».

В книге есть главы о мошенниках и висельниках, о магах и привидениях, о табаке и алкогольных напитках, о дневной и ночной жизни, о коренных лондонцах – кокни – и эмигрантах. Всего здесь 79 глав. А именной указатель включает 300 имен. Среди них и наши соотечественники: Герцен и Бакунин, Ленин и Сталин. Но нет еще ни Березовского, ни Абрамовича.

Пока повторяются взрывы в метро и в автобусах, чтение остается самым безопасным видом путешествий. А, может быть, и самым содержательным.

 

 

 

 

Татьяна Анчугова

ЛЕГЕНДА РУССКОГО БАЛЕТА

 

Прежде, чем Уланова вошла в мою жизнь живой прелестной Жизелью, Джульеттой, Марией из «Бахчисарайского фонтана», Тао Хоа из балета «Красный мак», Золушкой, моё воображение пленила одна фраза из послевоенного романа (кажется, «Бури» Эренбурга, 1947 г.). Она возникает в тексте как символ мирной Москвы, как бы исходит из воздуха, которым дышит приехавший с фронта герой. Он идёт по улицам, и что-то навевает ему песнь о Большом театре — «...умирала Жизель. Танцевала Уланова».

 

 

Вскоре снова пленил меня образ неведомой Жизели, но не в слове и не в театре,.. а на открытках. Причем, как парадокс нашего времени, они были куплены в сумасшедший день денежной реформы 1947г. на последнюю пятёрку, чтобы не пропала. А как пригодились в жизни, пробудили чувство красоты! Через годы приятно было узнать, что в доме Фаины Раневской всегда висел портрет Улановой-Жизели, такой же, как у меня на открытке. Вскоре «портреты заговорили»: ожили на сцене Большого

театра.

Со школьной скамьи Большой театр стал для меня родным домом. Мы ходили в основном на оперу. И как не ходить, когда пели наши любимые артисты: Лемешев в паре с Ириной Масленниковой, потом с Шумской, Нэлепп, Пирогов, Рейзен, Максакова, Г.Большаков, Козловский, и их репертуар охватывал всю популярную русскую и зарубежную классику. Этот период называют «золотым веком оперы», эпохой «большого стиля», который связан также с именем главного дирижёра, выдающегося музыканта Н.С.Голованова. Балетный «бум» начался несколько позже, после ошеломляющего успеха наших артистов, и прежде всего Улановой, на гастролях за рубежом. Тогда стали петь что «даже в области балета мы впереди планеты всей». Но истинные театралы, видевшие на сцене М.Т.Семёнову (кстати, знатоки балета всегда её называли балериной №1, и сейчас, когда ей исполнилось 97 лет, не изменили своего мнения) Уланову, Лепешинскую, Плисецкую, Кореня, Ермолаева, Чабукиани, Стручкову в паре с Лапаури, давно отдали предпочтение нашему балету. Мы ходили на оперу, но если танцевала Уланова в «Жизели», старались не пропустить этот спектакль, И сейчас помню каждое движение, каждый нюанс.

Сколько «Жизелей» мы видели на своем веку. Множество раз с Галиной Сергеевной, позднее, с «примами» из «Мариинки», со «звёздами» Большого театра, такими, как Катя Максимова, учившаяся у Улановой, Наталья Бессмертнова, обладавшая великолепными данными для этой роли; в последние годы — с Н.Ананишвили, начинающей С.Лунькиной, очень хорошей по внешнему рисунку. На гастроли к нам приезжали Лиан Лайде, удивившая всех совпадением своего юного возраста с возрастом героини, балерина с мировым именем Ивет Шовире, утончённая, элегантная, пленявшая чисто французским шармом. Но можно ли применить к Улановой слово «шарм» или столь привычное для других балерин, - «техника танца» или «рисунок роли», или - даже в чём она необыкновенно сильна, - «перевоплощение» Нет, всего этого недостаточно. К характеристике ее искусства более подходит слово - «духовность». И ещё одно - «тайна». Действительно, у Улановой была своя тайна, и в этом - верх её искусства. Не знаю, высокий ли профессионализм или простое человеческое сочувствие к трагическим судьбам своих героинь, без всякого нажима на чувствительность, давали эффект непостижимой глубины. И тогда вспоминалось определение великой Анны Павловой - «танец - это душа».

…И сейчас через толщу лет слышу до боли знакомую музыку, А.Адана, вижу, как из дверцы хижины выпархивает совсем юное существо, похожее на белый цветок. Шаловливо взлетает в воздух и ножку «то совьет, то разовьет». Чуть застенчивая, чуть лукавая, садится на скамейку, закрыв её всю пышной накрахмаленной юбочкой. Где же сесть любимому Альберту? Сжимает юбочку, снова они вместе. Но вот маленький удар по сердцу: гадает на ромашке и выходит «не любит». Не верит, отбрасывает лепестки, обмане вновь беспечна, радостна, открыта. И все-таки удар! Узнаёт обмане Альберта, видит его невесту. Кульминационный и наиболее выразительный момент 1-го акта - «сцена сумасшествия». Это у других «сцена сумасшествия», а у Улановой — нарастание боли: в голове, в сердце, во всём теле. Никого не видит, кружит с направленной на неё шпагой, отбиваясь от жалящего острия, как может, отталкивает злую силу... И надрывается, и погибает.

Всегда после первого акта длительный антракт: актриса выплеснулась до конца, надо восстановиться. В одном интервью Уланова признавалась, что уходит в образ без остатка, отрешившись от каких бы то ни было внешних впечатлений, не замечая зрительного зала, сосредотачивается на том, чтобы прожить жизнь своей героини. Поэтому в её танце нет ни малейшей фальши, ни намека на «технические приемы».

Что говорить о 2-ом акте? Исключительно красивое зрелище! Словно белые призраки неведомой страны, скользят виллисы. Когда они начинают двигаться навстречу друг другу в красивых арабесках, заполняя всю сцену, зал всегда взрывается аплодисментами. Но какая мертвая тишина окутывала пространство, когда медленно приближался к авансцене в скорбном раскаянии Альберт (очень выразителен был М.Габович). Сюжет известен: мстительные виллисы должны его погубить. И только самоотверженная любовь Жизели, её непреклонная верность его спасает. И в Жизели, и во всех других героинях Улановой есть жертвенное начало - самое возвышенное проявление человеческой натуры. Так что не только эстетикой завораживает спектакль, но чистым потоком духовных впечатлений.

В рассказе об Улановой вырвусь из канвы спектакля, чтобы воспроизвести некоторые побочные чёрточки театральной атмосферы тех лет. Вспомню спектакль, на котором она подвернула ногу в вариации 2-го акта; даже не упала, а превратилась в подрезанный цветок. Занавес закрылся. Такие случаи бывали и ранее, но после небольшого перерыва (видимо, для уколов) занавес открывался, действие возобновлялось. Но на этот раз произошла замена, спектакль продолжался с Раисой Стручковой. Балетоманы заворчали: «Была Уланова, теперь ее тень». Но публика ничего не заметила, думали: так и надо в сцене, где Жизель становится «тенью». А сейчас хочется вспомнить с особой благодарностью недавно ушедшую от нас Раису Стручкову, героическую натуру по части замен. В экстренных случаях она неслась на всех парах, с ходу «врубалась» в остановленный спектакль и его спасала.

Старались также не пропускать улановские спектакли «Ромео и Джульетта». На них вообще одно время легко было попадать, шли без аншлага, и как говорили, «виновата» в этом Уланова: в самом начале она отнеслась очень критически к предложенной форме драм-балета и говорила: «Нет повести печальнее на свете,// Чем танцевать в «Ромео и Джульетте»«. В партере всегда были свободные места. И когда удавалось сесть в 1-ый ряд и остаться один на один со сценой, возникала полная иллюзия твоего присутствия на какой-то из площадей Италии, так прекрасны, исторически достоверны, подлинны были декорации П. Вильямса.

Конечно, не одна Уланова «держала» спектакль. Весь ансамбль создавал блестящие сцены: на улице, на балу, поединки на площадях. Но когда под ледяную музыку открывалась сцена в склепе и просыпалась Джульетта, зрители вздрагивали от ледяного холода, и это достигалось одним движением руки Улановой. А когда начиналась знаменитая «улановская пробежка», казалось, что она длится бесконечно долго — так насыщена смыслом каждая секунда. Хрупкая, беззащитная, она мгновение постояла у рампы, преобразилась, набралась решимости, окуталась плащом и, пренебрегая опасностью, понеслась во всю силу вдаль, в ночь, чтобы

спасти свою любовь, остаться верной любимому.

В недавно вышедшей книге В. Красовского о балете приводится любопытная чёрточка из воспоминаний: ленинградские коллеги спрашивали у москвичей: «Ну, как там наша Зоя Космодемьянская?» Конечно, сравнение отражает дух времени, но в сущности оно подходит к Улановой, воплотившей в своих героинях непреодолимую готовность к подвигу. Недаром она мечтала о работе над образом Зои Космодемьянской, как пишет в своих статьях Б. Львов-Анохин.

Не редкостью для нас в те годы были правительственные спектакли. Хочется вспомнить один из них - «Ромео» 10 сентября 1955 г. В Москву приехал канцлер ФРГ Аденауэр устанавливать дипломатические отношения. По традиции приёма гостей его повели на балет. И вот в Царской ложе появились виденные нами не раз тогдашние правители: Хрущев, Булганин, Молотов. С ними - сухой высокий 80-летний канцлер. Эхо войны еще давало себя знать ,и вокруг него сгущалась довольно недоброжелательная атмосфера. И спектакль, выбранный не случайно, давал определенные ассоциации. Особенно яростно разыгрывались сцены вражды двух родов, кровавые схватки. Но балет заканчивался сценой примирения: жертвенная гибель Ромео и Джульетты положила конец вражде. Когда зажёгся свет, все увидели аналогичный акт примирения в Царской ложе. Булганин и Аденауэр встали, демонстративно протянули друг другу руки и рукопожатием показали, что положили конец вражде. Зал, неистово аплодировавший артистам, с аплодисментами повернулся в их сторону.

Незабываемое впечатление оставила «Уланова в жизни», как, впрочем все наши любимые артисты, в майские дни 1951 года, когда отмечался 175-летний юбилей Большого театра. Это был праздник в масштабе страны, а для поклонников театра — праздник вдвойне - возможность единственный раз в жизни увидеть своих кумиров «при полном параде», увешанных наградами. Кто был дважды, кто трижды лауреат Сталинской премии. Единственными среди артистов четырежды лауреатами были Уланова и Лепешинская. На их скромненьких платьецах сверкали по четыре профиля Сталина. И тем не менее, несмотря на сверх-лауреатство, они (как и некоторые трижды лауреаты), любимые народом, не имели тогда высокого звания «Народный артист СССР», оно было им присвоено только в связи с юбилеем ГАБТа. Мы, конечно, тогда с большим пиэтетом относились к званиям и наградам, не то что потом, когда в брежневский период они девальвировались, и дважды присвоенное Улановой звание «Герой Социалистического труда» в нашем повседневном обиходе обыгрывалось аббревиатурой -»Гертруда».

Мы знали и любили балерину без всякой «помпы», хотя противоречий в её облике было немало. В жизни она держалась довольно сухо, неярко, на официальных мероприятиях поражала своей официальностью. Помню её строгий даже «казённый» вид на открытии, кажется, какой-то очередной «декады». Говорила твёрдо, без улыбки. И мы, ещё наивные студентки, только ахали, увидев такой её впервые: она ли та резвящаяся Джульетта-девочка, которую видели ещё вчера, она ли знала, что такое жизнь и смерть во имя любви.

24 марта 1998 года мы были на прощании с Галиной Сергеевной и видели её уже в ореоле вечной славы. Об этом говорили все выступающие, называя её «легендой русского балета». Но когда начала речь Раиса Стручкова, всем показалось, что это не речь, а танец. Так глубоко она вошла в улановский образ Джульетты, так ярко представила её полётный бег, её порыв к любимому, что даже те, кто никогда не видел Галину Сергеевну в этой роли, увидел её глазами Стручковой.

Появившись в Большом театре в 1944 году, Уланова привнесла на сцену нечто своё, особенное, чему сразу же попытался дать определение Ю. Файер, наш любимый балетный дирижёр. Он, философски образованный человек, в духе Серебряного века отметил, что в улановских ролях есть не только «вечно женственное» начало, но и «вечно девическое»… Так она и ушла от нас, в «изгибе» своих ролей, в своем «вечно девическом» совершенстве. Лёгкая, воздушно-бесплотная, недосягаемая. Такой она осталась навсегда в воздухе Москвы.