ГАЗЕТА "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

АНТОЛОГИЯ ЖИВОГО СЛОВА

Информпространство

Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

Copyright © 2008

 


Леонид Гомберг



Поэт ненадежной вечности

В Малом зале ЦДЛ состоялось представление новой книги стихов «Между небом и небом» («Деком», 2008) Татьяны Кузовлевой, лауреата премии «Венец», главного редактора журнала «Кольцо А».

Вечер, который вел секретарь СПМ Кирилл Ковальджи, начался с минуты молчания – присутствующие почтили память Риммы Казаковой. Стихотворением, посвященным памяти замечательного поэта, начала чтение стихов из новой книги Татьяна Кузовлева.

В этой встрече приняли участие поэты Галина Нерпина и Александр Тимофеевский; прозвучали песни на слова Татьяны Кузовлевой в исполнении лауреата Грушинского фестиваля Натальи Приезжевой и Максима Позднякова, композитора Ольги Кузмичевой. С большим успехом выступил полюбившийся московским писателям дуэт прозаика Людмилы Чутко и заслуженного артиста России Александра Чутко.

Для многих москвичей, особенно, старшего поколения, имя поэтессы Татьяны Кузовлевой до сих пор связано с довольно грустной песенкой на музыку Сергея Стёркина, услышанной еще в молодые годы — в лесу, у костра…

 

Этот город называется Москва.
Эта улица, как ниточка, узка.
Эта комната — бочонок о два дна.
И приходит сюда женщина одна…

Впрочем, может быть, большинство граждан ничего не знает об авторе слов, полагая, что песенка эта — народная. Она и в самом деле почти народная — наивная, искренняя, рассказывающая простыми словами о чем-то таком, чего бывает в избытке только в ранней молодости, а потом почему-то исчезает бесследно. Не случайно известный российский поэт Татьяна Кузовлева открыла этой незатейливой вроде бы песенкой первый раздел своего сборника стихов «Между небом и небом» (ДЕКОМ, 2008), а по существу, и всю новую книгу. Кто-то, возможно, усмотрит в этом шаге некий символический смысл — верность шестидесятников своим каэспэшным идеалам, вечную погоню за туманом и все такое… Тем более что в стихотворениях 2000-х годов «Родиться в России» поэт пишет с нескрываемой тоской о прошлом:

 

В тот миг, когда закат калифорнийский
Стремительно сменился тьмой ночной,
Запел чуть хрипловато Городницкий —
Меж двух эпох немолкнущий связной.

Понятно, что это за эпохи. И не беда, что действие перенесено из Опалихи в Калифорнию: наши песни звучат теперь по всему свету, как далекое эхо прежних предчувствий.

Конечно, пафос книги Кузовлевой не ограничивается тоской по жалкой послеоттепельной вольнице. Важно совсем другое: Татьяна Кузовлева — один из очень немногих поэтов прежней поры — и сегодня сумела сохранить свой голос, интонацию, свою поэтическую осанку. Она все еще интересна, привлекательна, без нужды не фальшивит, в грудь себя не бьет и не кликушествует. Стоит, пожалуй, расслабиться, по возможности отречься от будничного и прочесть лирический цикл «Письма из холодного дома», написанный уже в последние годы зрелым мастером, чтобы оценить неприбранную утреннюю свежесть огромного древнего мира, в который с юношеским волнением вглядывается поэтесса.

И при этом лирическое пространство Кузовлевой не ограничено временем и местом. Она ощущает себя частью единого общечеловеческого организма, некоей мистической Евразии, лишенной, однако, всякой пошловатой многозначительности нынешних умников от геополитики. Уже в ранних стихах она мучима неким призраком «мужчины с татарским разрезом // отвагой сияющих глаз». И хоть образ этот, вполне романтический, не детерминирован никакими реальными атрибутами, а все-таки для нее прежней именно он становится символом чуждости, отвергаемой и притягивающей одновременно. Но она знает уже, что им вместе. Потом спустя годы, в Иерусалиме, столице мира, пройдя сквозь вертикаль любви и горизонталь боли, поэтесса скажет определенно:

 

Я знаю, хрупок мир
И вечность ненадежна,
И не точны слова,
И уязвима плоть.
Но истина одна
Светла и непреложна —
Одна у нас Земля,
Один у нас Господь.

Поэзии Кузовлевой свойственно высокое понимание человеческой всеобщности, неразделенности маршрута движения в вечность. Это единственная возможность устоять, не опрокинуть утлую лодчонку нашей странной планеты в вечно кипящий котел космической энергии. Только такое понимание назначения человечества оставляет нам шанс на выживание…

 

Нам ли множить ссоры и обиды,
Если сутью связаны одной
Накрепко, издревле, не для вида —
Христианский крест, звезда Давида,
Мусульманский месяц золотой.

Возможно, именно сегодня стихи должны не просто складываться в поэтическую книгу, — они еще могут стать важным аргументом в современном дискурсе о разных сценариях развития общественного прогресса.

 


Татьяна Кузовлева



Памяти Риммы Казаковой

Всю жизнь — как по лезвию бритвы.
Назад отводя локотки,
Ломала привычные ритмы,
Ловила движенье строки.

 

И в страстном сражении с ложью,
Ее угадав за версту,
Одна, без страховки, без лонжи
Искала свою высоту.

 

И жизнь свою неудержимо
Сжигала, пока не сожгла.
Любима была, нелюбима.
Но главное все же — была.

 

Но главное – не изменила
Ни сути, ни цели своей.
И всех, кто обидел, — простила.
И все раздала из вещей.

 

И там, у Святого порога,
От плоти освобождена,
— Грешна ли? – услышав от Бога,
Покорно ответит: — Грешна.

 

И прежде, чем снова вернется,
Иные освоит пути.
А нам еще только придется
Всё это однажды пройти.

 

А нам еще словом и взглядом
Искать на земле ее след,
И видеть, и чувствовать рядом
Живой и немеркнущий свет.