Сергей Перуанский. Искусственный отбор или Царство социал-гуманизма 1

Сергей Перуанский

Искусственный отбор или Царство социал-гуманизма

Сегодня вопрос о государственной идеологии приобрел большую актуальность. Нужна ли нам идеология, в чем она будет выражаться, и можно ли ее устанавливать в качестве государственной – эти вопросы широко обсуждаются как политэлитой, так и нашим обществом. Политолог Сергей Перуанский, автор книги «Государственная идеология России в XXI веке» и «Манифеста Гуманистической партии» предлагает свой оригинальный взгляд на эту проблему.

1. Что такое «государственная идеология»?

Государственную идеологию нельзя выдумать, изобрести. Ее нужно вывести из анализа исторического процесса. Человечество издревле распадается на сообщества, ведущие между собой конкурентную борьбу, вооруженную или торговую. В вооруженной борьбе побеждают наиболее боеспособные сообщества, в торговой – экономически развитые. Происходит социально-естественный отбор сообществ. Надо установить, какой идеологии придерживаются сообщества-победители, и взять на вооружение именно эту идеологию, апробированную самой историей. Здесь возникает ряд научных проблем. Во все ли эпохи идеология сообществ-победителей имела общие черты, или в древности это была одна идеология, в средние века – другая, а в новейшее время – третья? И что такое: «государственная идеология»?

Чтобы ответить на этот вопрос, полезно начать с рассмотрения сообществ с предельно простыми общественными отношениями. Ясно, что таковыми были сообщества, осуществившими «первый исторический акт». В чем он состоял? В моей книге «Государственная идеология России в XXI веке» обосновывается гипотеза, что первым историческим актом стал мирный дележ добычи между членами стаи антропоидов.

Человек по своему определению произошел из простейшего акта человечности, а дележ человечен, гуманен, так как устраняет принцип звериной стаи «кто успел, тот и съел» и позволяет выжить слабым индивидам. Дележ – простейшая форма общественных отношений, так как он осуществляется по некоторому принципу, установленному прижизненно, а не полученному от рождения генетическим путем. Для обсуждаемой проблемы идеологии важно то, что принцип дележа (т.е. распределения предметов потребностей между членами сообщества) в каждом сообществе устанавливался стихийно под воздействием многих факторов: обычаев, верований, личности вождя и т.д. Не удивительно, что в эпоху первого исторического акта вся идеология сводилась к вопросу, по какому принципу делить. Удивительно, что первый исторический акт оказался и последним, поскольку вся история представляет собой бесконечное повторение этого акта, но только всякий раз с новыми действующими лицами и в новых условиях. Проблемы нравственности и морали, понятия о справедливости и праве, добре и зле, равенстве и свободе – все эти духовные искания уходят своими корнями в вопросы о разновидностях распределительного принципа. Войны и революции, восстания и мятежи, заговоры и перевороты – все потрясения, составляющие содержание всемирной истории, это не что иное, как борьба людей за изменение принципа распределения жизненных благ. Во все времена политическая борьба вращается вокруг принципа распределения и управления собственностью, каковой и является истинной государственной идеологией.

Обычно идеологию связывают с системой взглядов и идей, пропагандируемых в государстве. Но если внимательно присмотреться к содержанию пропаганды, то нетрудно увидеть, что пропагандируется именно определенный принцип управления собственностью. Например, если советская пропаганда утверждала, что государственной идеологией является построение светлого будущего (коммунизма), то это означало, что львиная доля материальных ресурсов должна направляться на развитие средств производства, а не на удовлетворение потребностей людей, поскольку построение светлого настоящего не предполагается. Следовательно, государственная идеология включает две составляющие: реально практикуемый принцип управления собственностью и его пропагандистское обеспечение.

2. Идеология сообществ-победителей

Теперь нам надо установить, какой идеологии придерживаются сообщества, которые оказываются победителями в ходе социально-естественного отбора, т.е. в ходе постоянной борьбы между сообществами.

Как уже говорилось, идеология стихийно формировалась в ранних сообществах под воздействием многих факторов. В одних она была более гуманной и позволяла выживать даже слабым индивидам, в других обеспечивала предметами потребностей, прежде всего, элиту: приближенных вождя и жрецов, знатных воинов и т.д. Какие сообщества побеждали в борьбе друг с другом – вот вопрос принципиальной важности. В среднем победу чаще одерживали сообщества с более гуманными принципами дележа, так как применение орудий изменило сами понятия силы и слабости (вспомним Давида и Голиафа). Кроме того, издревле изобретатели новых орудий рождались в среде слабых индивидов. Гуманность распределительного принципа (идеологии) оборачивалась экономической выгодой, военной мощью.

Распределение предметов потребностей всегда происходит в условиях их дефицита. Поэтому принцип распределения – это, в сущности, принцип дискриминации членов сообщества. Но если бесконфликтное распределение невозможно, то возникает вопрос: какой принцип дискриминации оптимален для сообщества? Ответ в самой общей форме очевиден: поскольку сообщества ведут между собой непрерывную борьбу, оптимальным будет тот распределительный принцип, который обеспечит сообществу наибольшую боеспособность. А это будет в том случае, когда будут обеспечены высокая рождаемость и наибольшая отдача от деятельности членов сообщества: хлеборобов, оружейников, воинов и т.д. Если сообщество установит, например, принцип полного равенства, тогда дискриминации подвергнутся талантливые работники в сравнении с посредственными, трудолюбивые в сравнении с ленивыми. Закон развития сообществ можно сформулировать так: в ходе социально-естественного отбора побеждают те сообщества, чей распределительный принцип наиболее близок к оптимальному варианту «каждому по его способностям создавать для сообщества средства и предметы потребностей».

Здесь речь идет не столько о вознаграждении, пропорциональном заслугам, сколько о распределении средств труда и должностей: земля должны принадлежать наиболее рачительным хлеборобам, лаборатории и институты – самым талантливым ученым, должности – наиболее квалифицированным и порядочным профессионалам и т.д. Этот принцип требует, во-первых, оптимально расставить специалистов, по рабочим местам и должностям, во-вторых, создать жизненные условия, при которых специалисты могли бы сосредоточиться на своей деятельности, а не были бы связаны по рукам заботой о хлебе насущном. Вот в чем сущность идеологии «каждому по его способностям…».

3. Об идеологии России в XXI веке.

Исторический опыт показал, что мировыми лидерами становятся не те сообщества, которые по воле судьбы оказались в благодатных географических условиях, а сообщества, члены которых наиболее полно реализуют свои способности (лучший пример – Япония). Другими словами, побеждают сообщества с наиболее развитыми производительными силами. Чтобы обеспечить наибольшее развитие производительных сил (т.е. наибольшую отдачу от деятельности членов сообщества), идеологией сообщества должен быть распределительный принцип «каждому по его способностям создавать для общества средства и предметы потребностей». Государственную идеологию, основанную на этом принципе, можно назвать социал-гуманистической идеологией, подчеркивая словом «социал», что речь идет о гуманизме, заложенном в самой природе общества, а не о доктринерском или благотворительном гуманизме. Не будет ошибкой связывать слово «социал» и со словом «социализм», но при непременном условии, что последнее используется в классическом понимании социализма как теории социальной справедливости (а не в смысле общественного строя, существовавшего в СССР), поскольку социально-естественный отбор «работает» на повышение уровня социальной справедливости, т.е. на социализацию сообществ.

Ясно, что ни одно сообщество до сих пор не руководствовалось социал-гуманистической идеологией как осознанным и целенаправленно реализуемым принципом. В каждом сообществе практикуется идеология, исторически сложившаяся под влиянием множества факторов. При этом получается так, что у одних сообществ идеология оказывается ближе к социал-гуманистической, у других – дальше от нее. Сообщества с противоестественной идеологией могут существовать веками, но, в конце концов, они неизбежно будут «отбракованы» социально-естественным отбором и сойдут с исторической сцены (ближайший пример – СССР, чья история не составила и века). Социально-естественный отбор дает «зеленый свет» сообществам, идеология которых оказалась наиболее близкой к социал-гуманистической. Поэтому сообщество, которое будет осознанно и целенаправленно осуществлять социал-гуманистическую идеологию, вытекающую из закона социально-естественного отбора, встанет на путь ускоренного социального прогресса.

Подводя итог, замечу: полбеды, что Россия отстала от Запада по уровню компьютерных технологий, автомобильной промышленности, по качеству дорог и т.д., и т.п. Беда в том, что Россия катастрофически отстала по уровню реализации способностей своих граждан. Русский народ трудолюбив и талантлив, но его огромный талан пропадает втуне. О какой реализации способностей можно говорить, если больше половины населения живет за чертой бедности и значительная часть – за чертой нищеты. Чем больше энергии людей уходит на удовлетворение неотложных потребностей (в пище и т.д.), тем меньше ее остается для реализации производительных способностей. Тем меньше производится предметов потребностей, тем труднее удовлетворять потребности и реализовывать способности и т.д. Так закручивается спираль социальной деградации.

А ведь если Россия первой из великих держав примет социал-гуманистическую идеологию, это уже будет историческим достижением хотя бы потому, что политика России станет идеологически выигрышной и понятной для мирового сообщества. Положения социал-гуманистической идеологии просты и очевидны. Но они могут оказаться непривычными для российской общественности, давно отвыкшей от научных обществоведческих концепций. Социал-гуманизм требует взять курс на реализацию способностей народных масс через удовлетворение их потребностей. А это непривычно для государства, где в течение многих лет «большая политика» сводилась к раскладыванию бесконечных чиновничьих пасьянсов, где вопреки здравому смыслу экономику сделали концентрированным выражением политики, тогда как во всем мире политика является концентрированным выражением экономики. Но вопрос об осуществимости в России социал-гуманистической идеологии равнозначен вопросу «быть или не быть». История человечества — это вечная борьба сообществ и другого хода истории не будет. Останется ли Россия субъектом всемирной истории или распадется подобно СССР, это всецело зависит от того, встанет ли она на путь развития, диктуемый социально-естественным отбором. Закон социально-естественного отбора - это объективный закон развития человечества, а объективные законы неумолимы, они не знают исключений. Сколько десятилетий отмерено России на обретение естественноисторической идеологии, сказать невозможно, так как развитие человечества происходит с большим ускорением. Поэтому тот факт, что Россия со своей противоестественной идеологией «кто у власти, тот и у сласти» просуществовала многие века, еще не означает, что ей отведен хотя бы век. И чем быстрее в Конституции Российской Федерации будет записана понятная каждому гражданину гуманная государственная идеология, тем больше шансов у России быть в числе сообществ-победителей поистине великой страной.

Юрий Мамлеев

Чёрный квадрат

Вадим Галунов при всей своей свежести и молодости (было ему всего лет двадцать семь) обладал и незаурядными странностями.

С некоторыми он успешно справлялся, а с одной — никак. Впрочем, он с ней и не боролся.

Шёл уже двадцать первый век и большинство людей боролось за выживание. А этот вообще ни с чем не боролся по-настоящему. Тем не менее как-то само собой устроился в жизни, хотя не терпел никакого постоянства, правда, в основном это касалось отношения к женщинам.

Грызла его только одна постоянная мысль: почему это человек произошёл от обезьяны? (Сам себя, кстати, Галунов относил к человеческому роду, и поэтому такое происхождение задевало и его лично.)

Конечно, можно было плюнуть на эту весьма шаткую гипотезу, тщательно выдаваемую за непререкаемую научную истину (значит, кому-то во всём мире такая гипотеза пришлась весьма кстати), но плеваться Галунов не любил.

Чтобы освободить себя от этих смешных идей, Галунов многое перепробовал, но в науке, философии и богословии он не был таким уж большим авторитетом.

Единственно, что на него воздействовало — это живопись. «Наглядно и вместе с тем глубоко», — думалось ему.

Живопись отвлекала, но дарвинизм не уходил из ума. Даже подробная статья в каком-то журнале

{Здесь, очевидно, имеется в виду публикация П. Катина «Советский питекантроп», напечатанный, правда, не в журнале, а в газете «Куранты» в №137 от 23 июля 1993 года. Думается, что читателю – в связи с рассказом Юрия Мамлеева – будет небезынтересно познакомиться с этой публикацией, данной нами в сокращенном варианте.}

о незабываемой попытке в двадцатых годах советского правительства (какие же всё-таки умы порой бывают в правительстве!) вывести путём труда из обезьяны человека (для чего были и отпущены большие деньги) в обезьяньем питомнике. Попытка не удалась, наоборот, от труда обезьяны, кажется, даже деградировали. Галунова всё это обрадовало, развеселило в конце концов, и разумом он уже догадывался, что такая гипотеза — абсурд, но комплекс — заедал.

И так продолжалось до тех пор, пока он не увидел в роскошном художественном журнале весьма удачное воспроизведение Моны Лизы.

Галунов никогда не был в Париже, но «воспроизведение» оказалось таким, что знаменитая улыбка прямо-таки вышибла из ума Галунова мысль об обезьяне. Она (традиционно на самом деле) показалась ему такой загадочной, что какие уж тут обезьяны!

Своей временной подружке, толстушке Вере, он всё время показывал эту Мону Лизу, тыкая в неё пальцем, и приговаривал:

— Пойми, Вера, эта улыбка говорит о том, что сознание человека не какой-то там продукт материи, а пришло из духовного, высшего мира. А сознание, дух и есть главная суть человека, его отличие. Потому эта Мона Лиза и улыбается, что она по существу с Неба, она — богиня.

Вера не соглашалась. В глубине души ей было по фигу, откуда произошёл человек, но для разговору она возражала:

— Да она улыбается просто потому, что она самовлюблённая нарциссистка. Ей-Богу! Она как буддистка какая, но погружена она в себя, а не в Бога.

Эти споры немного обидели Галунова. Вглядевшись, он и сам заметил, что улыбка-то загадочная, но какая-то не совсем от божества. Ночью ему приснилась Мона Лиза — живая, настоящая, хотя и из материи сна. Обласкав Галунова, она сказала, чтоб он позабыл о её улыбке, ибо она сама не знает, почему она так глубинно и загадочно улыбнулась.

— Не думай об этом, Вадик, и о нашем происхождении тоже. Лучше проснись и пивка выпей.

Проснувшись, Галунов рассказал об этом диком сновидении Вере. Та сначала хохотала, а потом прямо-таки почернела:

— Хороший совет она дала, Вадик. Забудь. Ничего мы не знаем и никогда ничего хорошего не узнаем. Знать можно только одни гадости.

Вера была единственная из всех подруг Галунова, которая как-то влияла на него, хотя и косвенно.

— И твоя история с обезьянником двадцатых годов — просто неплохой прикол, и точка. Да и вся наша жизнь — прикол только, и всё, — объясняла она ему.

— Для кого же это наша жизнь — прикол?

— Для тех, кто на нас смотрит, — заключила Вера.

Галунов рассердился и чуть не разошёлся с ней. Но поиски свои продолжал, хотя обезьяна уже меньше маячила в уме, но всё-таки… «Положим, мы от Первоначала, но ведь и всё оттуда. Речь идёт о конкретном происхождении, — думал он. — Истину пока не нахожу, вот в чём дело. Пусть абстрактную, пусть конкретную — но всё же истину о нас. Обезьяны — это бред, но нужна истина».

И случаем как-то Галунов забрёл в квартиру одной любительницы живописи — Анны Филипповны Богатовой. Так забрёл, по знакомству, и Анна Филипповна приняла его радушно.

— Садитесь, садитесь, осмотритесь, чайку попейте. Раз вы от Стасика, то будете желанным гостем.

Вадик осмотрелся. Сел за журнальный столик. И обомлел. У него всегда так было: что удивит его, то до самого нутра. Глядел на него со стены «Чёрный квадрат» Малевича. Художественное фото, конечно. Но очень проникновенное. И разом вдруг (в Галунова всё входило разом) его осенило: вот откуда мы произошли! Из чёрного квадрата! Из темноты непознанной! Из Вечности — чёрной, как ночное небо. Вот откуда мы.

Квадрат манил его, хотелось ему окунуться в эту черноту, войти в эту бездну, как в мать родную.

И он застыл на стуле.

Анна Филипповна даже испугалась:

— Что ж вы чай-то не пьёте?! Может, вам не такой крепкий?! Я сама-то по возрасту крепкий не пью, но думаю вам, молодёжи, море по колено…

Но Галунов не слышал её слов: окаменел как кататоник. Он понял, откуда он. Из Вечности. Выпрыгнул оттуда — и прямо в эту нелепую человеческую жизнь. Стал существом с двумя ногами, с двумя руками, и всего лишь с одной головой. А там, в квадрате — нет ни рук, ни ног, ни головы, и слава Богу. Одна бесконечность в глубину, какие уж там ноги.

И совсем добило его четверостишие, которое красовалось над «Чёрным квадратом», написанное красными красками на ватмане:

Часы вдруг встали на стене,

И с ними время утонуло

На дне стакана с киселём,

Куда стремглав оно нырнуло.

И подпись была: поэт Лев Тигрищев.

«Всё правильно, — мелькнуло в уме Галунова, — времени там нет, ушло оно. Ну и фамилия же у поэта: Тигрищев».

И потом он разглядел под этим странным именем слова: из поэмы «Кухня Малевича».

Больше Галунов ни о чём не думал. Раз время упало, ушло, то о чём думать? Взгляд его снова вышел на чёрный квадрат…

Анна Филипповна уже не испугалась, а ужаснулась.

Но Галунов вдруг очнулся, вскочил, опрокинул чашку с чаем, и с криком: «Я пошёл» — убежал из квартиры.

С этого момента жизнь его изменилась. Обезьяны как не бывало. Моны Лизы — тоже. Один «Черный квадрат».

Но душа его успокоилась. «Раз мы из Вечности, то чего волноваться?! — решил Галунов. — Надо жить обычно, но на фоне чёрного квадрата, помня его ежеминутно».

Он и перешёл к такой «обычной» жизни.

П. Катин

Советский питекантроп

Перед нами фрагмент статьи корреспондента эмигрантской газеты «Русское время» во Французской Гвинее В. Ткачева за 6 июля 1927 года. Статья хранится в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), а описана в ней встреча корреспондента с советским профессором И. Ивановым (приводится с незначительными сокращениями):

«Наконец, въезжаем в Ботанический сад, гордость местного губернатора. Оставлю «пусс» и направлюсь к двухэтажному дому, на веранде которого замечаю фигуру почтенного старика с длинными волосами, седой бородой, в очках –– типичный русский профессор доброго старого времени.

–– Господин…осторожно…есть обезьяны, они кусаются, –– обращается он ко мне по-французски.

–– Профессор Иванов? –– говорю по-русски. –– Узнав о вашем пребывании здесь, не мог отказать себе в удовольствии познакомиться с вами.

Пожимает руку, приглашает подняться наверх. Проходим комнату, полную скелетов, препарированных животных, лабораторных аксессуаров. Устраиваемся на широкой веранде, куда бой приносит кофе.

–– Давно из России? –– спрашивает профессор.

–– Шесть лет, а Вы?

–– Десять месяцев.

–– Как же вам удалось уехать оттуда?

–– Я командирован Академией наук при содействии Международного пастеровского института…

–– Вы производите какие-то опыты над обезьянами, –– снова спрашиваю его. –– Не в духе ли д-ра Воронова?

–– Нет, не поручено произвести ряд опытов экспериментальной биологии, главным образом, скрещивание сходных пород, как лошади и зебры, и искуственное осеменение.

–– Ваши опыты имеют чисто научный характер или преследуют практические цели?

–– И то, и другое. Как вам известно, во время гражданской войны было уничтожено много лошадей и советское правительство озабочено пополнением дефицита, улучшением породы и более экономным способом размножения путем искусственного осеменения…

–– Скажите, профессор, но какого рода опыты над обезьянами вы предполагаете делать?

Вижу, что попал в точку. У профессора несколько смущенный вид. Бросает взгляд сторону сына, как бы ища поддержки…

–– Видите ли, говорит профессор, –– я предполагаю произвести скрещивание обезьяны с человеком.

Пробывши полтора года в Советской России и привыкши ко всякого рода блефам, я сохраняю невозмутимое спокойствие и, подавляя улыбку, продолжаю «напирать» на профессора.

–– И что же. Это «скрещивание» вы думаете проделать …естественным или искусственным способом? Найдете ли вы охотников и охотниц?

Я вижу, что подошел к области «профессиональной тайны». Профессор делает неопределенный жест и приглашает меня посмотреть его питомник шимпанзе, присланных ему из пастеровской станции в Верхней Гвинее. Мне очень любопытно посмотреть на этих будущих, а может быть, настоящих жертв большевистских экспериментов. В саду ряд клеток, в которых на цепи, до приручения, три огромных шимпанзе…

На другой день в кафе среди обычных посетителей стало уже известно о моем визите к профессору. Меня закидали вопросами, что и как.

Стараясь придать себе серьезный вид, говорю:

–– Миссия профессора очень важная, да! Так как десятилетний опыт советизации России не дает положительных результатов, то большевики решили создать новую «советскую расу». Вы спросите какую?

Все застыли в ожидании.

–– Новую расу, способную воспринять и твердо усвоить коммунистические идеи.–– Полулюдей –– полуобезьян!»

Неужели то, о чем пишет корреспондент «Русского времени», достоверно?! Документы подтверждают это. Вот фрагмент подготовленного проф. Ивановым постаноления академической комиссии, созванной для выяснения возможности постановки предложенных профессором опытов.

ПРОЕКТ ПОСТАНОВЛЕНИЯ КОМИССИИ, СОЗВАННОЙ 19/IV 1929 г. ПРИ НАУЧ<НОМ>ОТ<ДЕЛЕ>СОВНАРКОМА СССР.

Присоединяясь к постановлению физико-математического отделения Всесоюзной академии наук от 30 сентября 1925 г. относительно большого научного значения намеченных проф. И.И. Ивановым опытов по межвидовой гибридизации на антропоидах, комиссия полагает, что

1) опыты межвидовой гибридизации на антропоидах, начатые проф. Ивановым в Западной Африке, должны быть продолжены профессором Ивановым в Сухумском питомнике обезьян как между отдельными видами обезьян, так и между обезьянами и человеком.

2) Опыты гибридизации путем искусственного осеменения женщин спермой антропоида могут, по мнению комиссии, быть поставлены только при письменно выраженном со стороны женщин согласии подвергнуться искусственному осеменению спермой антропоида, взять на себя риск и опыта и на время опыта подчиняться требуемому режиму изоляции.

3) Опыты должны быть обставлены всеми необходимыми предосторожностями и протекать в условиях строгой изоляции женщин, исключающей возможность естественного осеменения.

4) Опыты должны быть поставлены на возможно большом числе женщин и во всяком случае не менее как на 5.

5) Научное руководство опытами должно быть всецело возложено на проф. Иванова, в помощь и распоряжение которого необходимо предоставить врача. На врача-помощника должен быть возложен общий надзор и медицинское наблюдение, а также проведение под руководством проф. Иванова техники искусственного осеменения женщин.

6) На проведение вышеуказанных опытов необходимо выделить специальную сумму денег для оплаты расходов, связанных с содержанием опытных женщин, оплатой содержания врача помощника проф. Иванова из Москвы в Сухум и обратно, а также для оплаты других расходов, связанных с данной опытной работой.

19/IV-1929»

К сожалению, обнаружить в фондах архива документы о дальнейшей судьбе дерзких опытов не удалось. Остается только догадываться…