Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2008

Свидание с Парижем

Леонид Гомберг

Поздняя встреча с легендой

В Париж мы въехали с северо-востока, через порт Д’Обервилье. Миновали знаменитый Стад де Франс, грандиозную спортивную арену, где сборная Франции в 1998 году выиграла чемпионат мира по футболу, потом небольшой столичный аэродром Руасси. Далее по окружной дороге Переферик (что-то вроде московского 3-го Кольца) доехали до района небоскребов Дефанс. Наконец, свернули на проспект Шарля де Голля — к Триумфальной арке, Елисейским полям — до площади Согласия…

Собор Сакре-Кёр на Монмартре

И я узнал Париж, хоть до сих пор ни разу не был в нем… Вообще-то, у каждого есть своя парижская сага, даже у того, кто ни разу в жизни не ходил по улицам этого города… (Вот и мы в газете «Информпространство» недавно опубликовали очерк писателя Сергея Каратова, впервые встретившегося с Парижем уже в зрелые годы — №12, 2007).

Что до меня, то моя история началась очень давно, вечность назад. В ту пору я учился в московской французской спецшколе… Тогда в 1958 году в учебнике французского языка для третьеклассников спецшкол впервые возникла тема «Париж — столица Франции». Далее каждый год под разными названиями эта тема, так или иначе, всплывала из недр школьной программы и, как водится, могла бы превратиться в общее место, заезженное и затертое. Могла бы… Да вот так случилось что иногда уроки французского языка, а потом французской литературы и истории вели в нашей школе люди, для которых Париж навсегда остался живой, пусть и мимолетной легендой их молодости — праздником, который всегда с тобой.

Потом меня не приняли в Институт иностранных языков, пресловутый «иняз», который в ту пору только и открывал дорогу на запад. Реальность (или кажущаяся реальность) превратилась в мираж… Который, как и полагается миражу, вскоре растаял окончательно. А потом наступили «новые времена», — и я написал рассказ, заглавие которого выглядит парафразом названию популярной картины режиссера Александра Прошкина — «Не видеть Париж и умереть». Там — всякие байки о моей учебе во французской спецшколе в свете далекой детской мечты о «столице Франции». На том все и закончилось…

Нотр-Дам де Пари

В первые часы знакомства с Парижем, мы объехали, кажется, весь центр города: пока еще светло, все хотели сфотографироваться на фоне Эйфелевой башни, Мулен Руж, Вандомской колонны.

Вместе с поздней майской темнотой мы отправились на ночлег в отель Ле Бурже, который располагался в ближнем парижском предместье с тем же названием, известным во всем мире благодаря знаменитому аэро-космическому салону.

Разгульный вечерний Париж сменился мрачной тишиной бесконечно длинной, узкой улочки, может быть, просто проезда. Слева на несколько километров тянулся аэродром, напичканный суперсовременными летательными аппаратами, время от времени возникавшими над отнюдь не глухим и не высоким забором. Справа жил своей неприбранной, предвечерней жизнью окраинный «черный район» — с разгуливающими там и сям веселыми мальчиками и девочками, строем грязноватых заведений с громкими названиями «Азия», «Эльсинор» или «Колорадо», стандартными серыми постройками, очень напоминающие московские хрущобы. Четырехэтажную хрущобу за серым глухим забором на московской окраине напоминал и сам отель, внутри, между прочим, вполне пристойный, ухоженный, нелишенный даже некоторого изыска. Но с улицы в сочетании с аэрокосмическим парком все это смотрелось как декорации фантастического фильма по книгам ранних Стругацких. Кормили ужасно: омлет, круассаны, плавленый сырок, повидло. В Европе я и вправду редкий гость, зато Израиль объездил вдоль и поперек. Со знанием дела свидетельствую: легкий перекус в каком-нибудь заштатном кибуце на краю пустыни покажется обильной трапезой в сравнении с завтраком в парижском отеле.

Лувр

На следующий день утром мы отправились в Монмартр. Поднялись на фуникулере к собору Сакре-Кёр, парящему над крышами города, словно дирижабль в небе, побродили по улочкам этого парижского «высокогорья», в прошлом славного художественной богемой, а ныне — обилием туристов, расположившихся в местных кафе и шумно пробующих на вкус одну из самых обаятельных легенд начала прошлого века. Трудновато уразуметь, что внизу Монмартр — это обычный арабский район с дурно пахнущим секонд-хэндом, которым завалены не только прилавки, но и тротуары. Вот через этот-то восточный базар и приходится пробираться туристам в «историческую часть» на холме.

Из Монмартара наш путь пролегал к русскому кладбищу Сен-Женевьев де Буа, находящимся в 20 километрах от города, где мы почтили память Ивана Бунина, Виктора Некрасова, Александра Галича, Рудольфа Нуриева, Андрея Тарковского и других выдающихся деятелей русской культуры… А далее — долгая поездка во дворец Фонтенбло, расположенный в 60 километрах от Парижа…

К вечеру нас «выгрузили» из автобуса в Латинском квартале — кто-то из группы во время не вышел на связь, и неопытный групповод потащился на их поиски за тридевять земель в отель Ле Бурже. У меня появилась нечаянная возможность остаться наедине с городом. И я смешался с толпой у собора Нотр Дам де Пари. Погулял вдоль лавок букинистов на берегу Сены. Спустившись к реке, обнаружил под мостом (кажется, это был мост Сен-Мишель) место, в точности похожее на то, где булгаковский генерал Чарнота общался с обитателями парижских клошаров. Судя по всему, ночная жизнь под мостами Сены за последнее столетие не исчезла, о чем свидетельствуют изрядные кучи неубранного мусора и отчетливый запах мочи.

Вероятно, прогулки по Парижу не обходятся без неожиданностей… Нарочно не взял никаких телефонов, отказался даже передать приветы от друзей Марье Васильевне Розановой, что, конечно, плохо, но в моем положении извинительно — всего три дня в Париже! Возвращаюсь к автобусу, и вдруг на перекрестке улиц Сен-Жак и Сен-Северин буквально натыкаюсь на журналиста Минкина, который, как выяснилось, вместе с сыном проводит в Париже майские каникулы. Бывает же такое! В Москве мы с Александром едва знакомы, а тут, встретившись в Латинском квартале, обрадовались друг дружке, как родственники.

В Париже я начал вспоминать свой полузабытый французский. Через несколько часов я уже сносно ориентировался в центре. Пытался говорить. Но всякий раз случалось так, что реагировать на реплику собеседника — иными словами, сформулировать ответ — я мог только секунд через десять-пятнадцать после того, как это следовало сделать. И все-таки весь необходимый для простого разговора набор слов медленно, но верно возникал из глубин памяти.

Вечером «не чуя ног» вернулись в отель. Еще хорошо, что у меня хватило здравого ума, что бы добавить 50 евро в сутки и занять отдельный номер. В одиночестве принять душ. Расслабиться. Попить чайку: в номере для этого было все необходимое вплоть до маленького, на две чашки, электрического чайника. Пощелкать пультом телевизора. Поваляться в широченной кровати.

Следующий, третий — заключительный — день нашей поездки обещал быть переполненным всякими приятными событиями: Версаль, Дворец Инвалидов, Музей Родена и, наконец, Лувр. Потом ужин в ресторане под названием «Жарден Нотр-Дам де Пари» (Сад собора Парижской Богоматери»). Вечерняя прогулка по Сене. И отъезд в Дюссердорф.

Лувр оказался отодвинутым на конец третьего дня, когда ни сил, ни эмоций уже не было, — одна голая тяга к прекрасному. На этой тяге удалось поверхностно пробежаться по экспозиции Древнего Востока — Месопотамии, Эламу, Леванту и уж совсем бегло Египту, сделав несколько фотоснимков, скорее на память, чем для дела. Последние силы я затратил на восхождение к «Джоконде» Леонардо (глупейшая затея — повстречаться после давнего свидания в Москве!). Она размещается в зале Веронезе, которого я терпеть не могу за ходульность и приторный пафос. Да к тому же зал был забит страждущими встречи с прекрасным на халяву по случаю «музейного дня». Посетители стояли плотным каре, задрав вверх руки с фотоаппаратами. Противно пахло потом.

Я поплелся вспять. В гигантском Наполеоновском холле под Пирамидой я плюхнулся на скамью рядом с разбитной молодежью, воспользовавшись их примером, прислонился к стене и положил на лавку полумертвые от усталости ноги. Просидев так минут пятнадцать, двинулся в кафетерий на Антресоли, чтобы наконец-то выпить заветную чашку кофе.

Прогулка на теплоходе по Сене стала моим прощанием с Парижем.

Теплоход компании «Бато-муш» стартовал от моста Альма в сторону Сите, миновал справа — Бурбонский дворец, Музей Орсе, Французскую академию, слева — Лувр и Мэрию. Когда судно развернулось у острова Сан-Луи и двинулось вспять, уже стемнело. И в этот момент вашим вниманием полностью овладевает Эйфелева башня, самая яркая точка в объявшей Париж вселенной, — вы приближаетесь к ней, но она, кажется, до поры до времени не спешит вам навстречу. И вот новый разворот у Статуи Свободы — и перед вами, как космический взрыв, вспыхивает огненный факел в полнеба. Все это неслучайно: маршрут судна рассчитан в соответствии с ритмом иллюминации на Эйфелевой башне.

Ну все, до свидания…

Париж не стал для меня внезапным открытием, — я получил именно то, что ожидал. С детства. Я хорошо помню небольшую книжонку «Прогулки по Парижу» на адаптированном французском языке с Эйфелевой башней на обложке, со словарем в конце книги, по которой я, учащийся 5-го класса спецшколы №2, по заданию учительницы составлял экскурсионные маршруты. Было ясное ощущение, что я вернулся в детскую реальность — не грезу, а реальность — полвека спустя.

Я всегда думал, что могу жить только в Москве, городе, где я родился, вырос, прожил жизнь, но который никогда не любил, а теперь не люблю еще больше из-за его переменчивого, коварного нрава, особенно проявившегося в последние лет пятнадцать. Вот так бывает: не люблю, опасаюсь, а без него не могу, поскольку между мной и городом существует генетическая связь, в сущности, не понятная мне. А теперь вот почувствовал, что и Париж, оказывается, мне не чужой. Там все знакомо: витрины, афиши, объявления, обрывки непритязательных уличных разговоров и даже рельеф — этот вечный спуск к Сене. Может быть, я готовился к этой встрече всю жизнь? Чтобы услышать простое приветствие горничной в отеле… Да только ради этого «bonjour, monsieur!» стоило столько лет ждать свидания с Парижем.

Фото автора