Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2008

Обложка журнала «Фронтовая иллюстрация»

Надежда Железнова

Уходили на фронт военкоры

Главный редактор П.Н.Поспелов, быстро просмотрев полосы, уехал на дачу в Серебряный бор, где обычно проводили лето сотрудники «Правды». Собирался домой и Железнов; на утро заказана машина, собраны вещи, жена и дочь мечтают о Серебряном боре уже давно. И в это время в его комнату вошли заместитель заведующего иностранным отделом Я. Викторов и кто-то из секретариата: срочный вызов к « вертушке» — на проводе сам Александр Щербаков, секретарь МК и ЦК ВКП(б)…

«Вертушка» на рассвете»!? Ошибок в номере быть не могло — значит, случилось что-то невероятное. Викторов успевает шепнуть: «Речь Риббентропа. Они перешли нашу границу…». И Железнов снимает трубку.

…Я пытаюсь передать драматизм этой минуты: мирно спит Москва, за окнами поднимается розовый рассвет, и оглушительно пахнет сирень под окнами. На обоих концах телефонного провода двое мужчин ведут разговор о том, все ли наборщики ушли домой, как быстро можно собрать коллектив, если потребуется экстренный выпуск газеты, как немедля вызвать в редакцию человек десять-пятнадцать сотрудников, «желательно живущих поблизости». Слово «война» не произносится, но распоряжения выполняются по-военному четко, вот и за главным редактором уже ушла «эмка». Но оба говорящих по телефону понимают: произошло нечто очень страшное для огромной страны — жизнь раскололась надвое…

Константин Симонов

Так началась военкоровская жизнь моего отца: утром митинг в «Правде», отказ от полагавшейся ему «брони», а уже через несколько часов — назначение военкором «Правды», отправка в газету Южного фронта — «Во славу Родины». В группу входили и Борис Горбатов, и Сергей Михалков. Приказ о его зачислении звучал так: «Интенданта второго ранга Михалкова С.В. назначить писателем газеты «Во славу Родины»»…

Наскоро заскочив домой, отец распорядился: нам с мамой отправляться в «глубокий тыл» на Волгу, к другу их студенческой юности Льву Гонору — знаменитому директору Сталинградского завода «Баррикады».

— Туда ни один фашистский самолет не долетит. Да и вообще война будет длиться три месяца и проходить, в основном, на территории противника, — убежденно сообщил он нам.

Кто мог знать, что пройдя немало километров по южнороссийской земле (Киев, Винница, Кишинев, Тирасполь, Одесса, Николаев, Ворошиловоград и т.д.), едва ли не каждый день привозя с переднего края новые статьи для газеты, уже в октябре, после потери многих наших городов, отец получит новый приказ — готовить место для зимовки редакции в… Сталинграде: городу «глубокого тыла» через несколько месяцев предстояло стать местом невиданного в истории сражения.

…Уже известны были первые потери в среде военкоровского братства. По фронтам бродили строки стихотворения «Погиб репортер в многодневном бою…», а его авторы, писатели Борис Лапин и Захар Хацревин, уже геройски погибли в бою под Киевом; в сентябре сорок первого года в партизанском отряде на Украине погиб Аркадий Гайдар…В те же дни в бою за освобождение села Богодуховка убит Юрий Крымов, с первых дней войны литературный сотрудник газеты «Советский патриот», а еще с середины тридцатых — известный прозаик (старшее поколение читателей, наверное, помнит его «Танкер «Дербент»»).

«Каждый третий из ушедших на фронт писателей — около четырехсот человек — с войны не вернулся. Это большие потери. Может быть, они были бы меньшими, но очень часто писателям, большинство которых стало фронтовыми журналистами, приходилось заниматься не только своими прямыми обязанностями, многие просто… воевали в пехотных частях, в ополчении, в партизанах», — эти слова Лазаря Лазарева, известного критика, ветерана той войны, к военкорам относятся в полной мере. Петр Лидов и Сергей Струнников, погибшие под Полтавой; Цезарь Куников, сменивший мирное редакторское перо на пулемет командира отряда десантников и погибший в бою под Новороссийском; асс нашей фотожурналистики Михаил Калашников, убитый при штурме Сапун-горы, — это все про них.

Григорий Бакланов

Что же до нас с мамой, то отцу чудом удалось отправить нас из Сталинграда с последним пароходом в Куйбышев (кончалась навигация, и быстро приближался фронт). Сам он вернулся в Сталинград, и некоторое время весточки о нем мы получали только из его «Фронтового дневника», который вслед за армейской газетой перепечатывала «Правда»… И вдруг новый поворот судьбы! После разгрома немцев под Москвой отца вызвали в ГлавПУ РККА и назначили ответственным редактором новой газеты «Фронтовая иллюстрация», которая стала выходить не только на русском языке, но и как «Фронтиллюстрирте» — на языках войск противника. А если добавить к этому выпускавшуюся огромными тиражами фотогазету, постоянные наборы агитационных материалов, то станет ясно: ежесуточные двадцать четыре часа — это слишком мало для настоящей работы. Вот тогда я впервые увидела, что это такое — военкоровское братство. Именно увидела: меня рано забрали из эвакуации.

Они работали без передышки, возвращаясь в Москву на два-три коротких дня с фронта: Сурков и Долматовский, Кирсанов и В. Гусев, Лебедев-Кумач и многие другие. Иногда план номера рождался поздними вечерами на нашей кухне… Из прозаиков чаще других печатался фактически обозреватель «Фронтовой иллюстрации» Илья Эренбург. После каждого его выступления письма с фронта мешками доставляли на улицу Правды. А каких художников пригласил главный редактор! Кукрыниксы, Борис Ефимов, Юлий Ганф, множество молодых карикатуристов. Одним словом, очень скоро «Фронтовая иллюстрация» завоевала большую популярность у фронтовиков и в литературной среде — недаром же Александр Твардовский своего «Василия Теркина» впервые опубликовал именно на ее страницах. Ну а о фотокорреспондентах этого издания надо просто поэмы писать: Яков Рюмкин и Анатолий Морозов, Марк Редькин и их молодые коллеги постоянно рисковали головой, но привозили в газету фотоочерки, которые и по сей день считаются классикой отечественного фотоискусства…

Тысячи известных и безвестных газетчиков, очеркистов, писателей создавали не просто летопись четырехлетнего сражения, но и настоящую литературу о войне.

Елена Ржевская

Разве можно познать в полной мере историю Великой Отечественной, глубину трагедии многомиллионного народа и торжество его победы без книг Константина Симонова и Василия Гроссмана, Михаила Шолохова, Леонида Леонова и Бориса Полевого? Без «лейтенантской прозы» Григория Бакланова, Юрия Бондарева, без потрясающей саги о войне в книгах Бориса Васильева… Поэтесса Юлия Друнина, сама ушедшая на фронт девчонкой, называла это качество слова «опаленностью войной». «Опаленность» — вот стихия прозы бывшего военкора «Комсомольской правды», настоящего мастера литературы Евгения Воробьева и юной военной переводчицы, известного ныне прозаика Елены Ржевской; одного из лучших современных писателей Даниила Гранина… Все они, названные и не названные здесь, посвятили жизнь и свое перо нам, живущим сегодня.

И пишу я свои заметки о них еще и потому, что не встретишь многих из этих имен в учебниках современной литературы, в перечнях книг о войне, которые рекомендует школа своим питомцам…И еще потому, что на встречах с молодыми читателями — в школьном классе, в библиотеке — часто сталкиваюсь с чьим-то пустым взглядом, вижу незаинтересованность… Что с того, что именно на военных дорогах рождались «Живые и мертвые» Константина Симонова, что, только пережив собственный Сталинград, мог создать свои правдивые и мудрые книги Василий Гроссман, коль скоро сегодня этих знаний не требует экзаменационный билет!

…В октябре сорок первого года в бою под Малоярославцем погиб солдат, имени которого мы не знаем и по сей день. Неизвестный солдат. При переносе его останков к Кремлевской стене три десятилетия спустя после гибели рядом с ним нашли ржавую гильзу с запиской: «Здравствуйте, мои дорогие! Страшный бой идет здесь у нас. Пять раз ходили фашисты в атаку, и каждый раз заставляли мы их отступать…Много хочется сказать, но время отсчитано минутами, скоро снова придется взять в руки винтовку… есть у меня сын, а значит жизнь моя будет продолжаться…»

За 67 лет, прошедших с той поры, у Неизвестного солдата, наверное, и правнуки появились. А память о той войне жива ли под крышей его дома? Читают ли его близкие книги о трагедии, пережитой всей страной?

Вопрос не праздный, потому что идти вперед можно только с памятью, а не забвением.