Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2011

Кирилл Ковальджи

Новые страницы мозаики

Совковое

К путевке в Дом творчества требовалась справка из поликлиники о том, что нет противопоказаний и т.п. Как-то раз мы с Ниной собрались в Гагры. Пошли оба в нашу литфондовскую поликлинику, я получил справку, а в коридоре меня ждала заплаканная Нина – ей справку не подписывают: что-то там со щитовидкой – дескать, в жаркие края не рекомендуется… Уже прошла все кабинеты, а в последнем… Меня вдруг осенило: говорю – пусть подпишут, что не рекомендуется!

Удалось убедить. За правду ведь врач ответственности не понесет! Вот с такой справкой мы и поехали в Гагры. В администрации сдали паспорта, путевки и обе справки – мою (положительную) и нинину (отрицательную!). Секретарша деловито взяла документы, паспорта отложила на прописку, а справки выбросила в корзину: раз они есть, зачем их читать?

…Этот забавный случай напомнил мне более серьезный: вопрос о характеристиках на поездку за рубеж.

Делегации за рубеж в СП формировались в секретариате – у Воронкова и Маркова (предложения часто исходили от Инокомиссии), решения секретариата докладывались для согласования в три отдела аппарата ЦК (культуры, пропаганды и международный), многократно корректировались до того, как принять окончательный вид. Важно, что все это делалось устно (по телефону), решения секретариата СП просто заменялись другими (прежние тщательно уничтожались). Считалось, что СП все такие вопросы решает самостоятельно.

Кандидат на зарубежную поездку должен был испрашивать характеристику у «тройки» – у руководства, парткома и месткома. Составляли ее по всем правилам игры всерьез, однако в содержание ее обычно никто не вникал: дали характеристику – значит, нет возражений (отрицательной характеристика быть не могла!). А нужная информация поставлялась отдельно (истинная характеристика), она назвалась «объективкой», составлялась руководством для инстанций и являлась секретной.

Дом детства

…Ездили на юбилей Марка Лисянского в Николаев. Он решил повести нас к дому своего детства. Пошли. Блуждали по окраине города – то туда, то сюда, нет – сюда! Бедный Марк не мог вспомнить или узнать дом детства, хотя особой перестройки не было. На одном квадратном дворике с лесенками на веранды остановился… Вот. Здесь! Убеждал нас и… себя.

Вспомнилось: мама в старости из Кишинева после долгого отсутствия навестила родной город Аккерман, с вокзала взяла такси и, проезжая по Шабской, не узнала свой дом. Проскочили мимо, пришлось вернуться. «Вы же ищете номер 28, вот же он!» б – сказал таксист. И дом, и ворота были какими-то не такими – стали гораздо меньше (так она сказала).

…На юбилее Марка Лисянского в ЦДРИ (отмечали его восьмидесятилетие) рядом со мной сидел Борщаговский. Услышав, что у Марка Самойловича вышло за жизнь сорок сборников стихотворений, он прошептал:

– Сорок сборников – это тревожно...

Настает его черед выступать. Выходит на сцену, говорит:

– Сорок сборников – можно было бы сказать, что это тревожно, если бы не та подкупающая сердечность...

И т.д.

Как я не попал в номенклатуру

Наверное, я в Инокомиссии был белой вороной. Это довольно быстро поняли. Не знаю, по собственной ли инициативе или по чьей-то подсказке, но Чугунов посоветовал Дангулову взять меня в свои замы. Тот обратился ко мне с соблазнительными речами, я поддался искушению (будет достаточно времени для себя – журнал «Советская литература» (на иностранных языках) новых произведений не печатает, только переводы уже известных – легко справлюсь, да и зарплата выше!). Косоруков меня не удерживал. Так я оказался отв. редактором французского издания («Произведения и мнения») и первым заместителем гл. редактора «Советской литературы». Конечно, с моей стороны это попахивало авантюрой – я недостаточно знал французский язык, и, хотя за мной была только подготовка номеров по-русски, все равно я попадал в несколько двусмысленное положение.

Я не знал тогда, что такой пост носит номенклатурный характер, а потому подлежит утверждению в инстанциях. Как я узнал впоследствии, мое назначение первым замом не было утверждено (это наверняка насторожило Дангулова), я остался только отв. редактором французского издания. Слух об этом до меня дошел, но я на него не обратил внимания, мне официально никто ничего не сказал! Зарплата осталась та же, обязанности те же...

Фактически заведовала редакцией Люся Галинская (она отвечала за издание на французском языке). Ее мужем был Жан Катала, кореспондент «Юманите». А, кроме того, он был переводчиком советской литературы. Вдруг разразился скандал в связи с его переводом «Блокады» Чаковского. Книгу раздолбал в газете «Монд» тот же Катала! Конечно, поступил неприлично. Но речь в данном случае не об этом. Меня вызвал Дангулов и сказал, что надо увольнять Галинскую. Я отказался: жена за мужа не отвечает. Дангулов удивился и показал пальцем на потолок – инстанции требуют! Я ответил, что не могу нарушать кодекс о труде. Галинская прекрасный работник, ни одного замечания за много лет.

– Тогда предложите ей уйти по собственному желанию!

– И этого я сделать не могу. Это несправедливо, у меня язык не повернется.

Савва рассвирепел:

– Вы не понимаете или хотите меня подставить? Хорошо, я сам!

Я предупредил Люсю. Дангулов вызвал ее, предложил написать заявление об уходе. Она категорически отказалась. Тогда Дангулов (сам додумался или ему подсказали?) через некоторое время сократил должность Галинской. Абсурд! Редакция оставалась без заведующего. Галинская попробовала судиться, но ясное дело – ничего не добилась (на дворе стоял 1971 год). Вскоре она и Жан уехали в Париж. А я приобрел в Дангулове врага. При первой же возможности я от него ушел (и сам Дангулов меня «поддержал», он сказал Суровцеву, главному редактору вновь создаваемого журнала «Литературное обозрение»: – Возьми ты его от меня!

Я стал заведовать редакцией зарубежной литературы. Это было понижение. Но спасибо судьбе – я от этого только выиграл – вернулся в нормальную литературную жизнь.

Босой маршал

Дочь Буденного – Нина Семеновна – была моей подчиненной в издательстве «Московский рабочий». Как-то рассказывала эпизод из своего детства: всей семьей ехали на поезде в Крым. Конечно, отдельный вагон. На какой-то станции люди прознали, кто едет, стали выкликать Буденного. А маршал от вагонной духоты лежал в одних трусах. Торопясь, он накинул на голые плечи китель c орденами, застегнулся и встал к окну. Народ приветствовал своего любимца, а Нина видела сзади папу: в маршальском кителе до пояса, а ниже каемка трусов и голые босые ноги. Давилась со смеху...

Я подумал, – картинка символическая. Такой была и страна. Парадная и голоштанная.

Догадайся сам

Как-то в ЦДЛ я присутствовал при сеансе одновременной игры Лилиенталя. Вдоль столов сидели любители шахмат, человек тридцать-сорок. Я выбрал одного, стал за его спиной. Он попал в сложное положение, сделал ход, с моей точки зрения наилучший. А Лилиенталь подошел, прихрамывая, глянул на доску и последовал дальше, не сделав ответного хода. Мы были поражены, но не посмели его окликнуть. Решили подождать. Лилиенталь прошел весь круг, наконец, приблизился к моему шахматисту, глянул и опять, не сделав хода, обратился к следующему партнеру.

Что такое? Мы уставились в доску, стали анализировать позицию – нет ли какой ошибки? – и через несколько минут вдруг поняли: форсированный мат в четыре хода! Шея моего шахматиста побагровела от обиды.

Лилиенталь поступил жестоко – мог бы сказать словечко...

С тех пор я неоднократно сталкивался с таким поведением. И при советской власти, и при рыночной многие деятели обещают тебе нечто и... замолкают, если передумали или не получается. Словно ничего и не было. Изведешься, пока догадаешься и поймешь, что нечего больше надеяться. И становится обидно вдвойне.

Так со мною поступали не раз. Да, но грешен, я, и себя ловил на том же. Бывало, предпочитал тянуть, помалкивать, если автор меня не спрашивал (неприятно ведь отказывать человеку!), – как бы обманывал себя – вдруг с течением времени автор остынет к своему опусу или забудет... Конечно, это слабость характера, а не презрительное высокомерие, как в случае с Лилиенталем! Но «потерпевшему» от этого отнюдь не легче.

Шахматы, стихи…

Однажды я в последнюю минуту поспел к поезду Кишинев-Москва, влетел в купе, там, к счастью, оказался всего один сосед, он уже расположился, сидел в пижаме. Упитанный, благообразный, был похож на директора прачечной. Я предложил ему сыграть в шахматы и без труда выиграл подряд несколько партий. Он удивился:

– У вас высокий разряд!

– Нет, – говорю, – я любитель.

– Ладно, не притворяйтесь. Вы сильный игрок.

– Почему вы так думаете?

– Я неплохо играю. Я у себя на работе у всех выигрываю!

– А кем вы работаете? – вдруг заинтересовался я, поняв, что в данном случае это очень важно.

– Я президент Молдавской Академии наук. Гросул.

...Бедный, он не догадывался, в чем дело.