Александр Воронель   ДОРОГА из   А   в   Б. 1

Светлана Исайкина   Коломна помнит Мнишек и Алябьева.. 10

Илья Смирнов   Они возвращаются в сумраке: Распутин.. 14

Виктор Байгужаков   АБСТРАКТНЫЕ ИГРЫ КАК ЧАСТЬ ЖИЗНИ.. 18

 

 

 

 

 

 

 

Александр Воронель

ДОРОГА из   А   в   Б

 

 

Александр Воронель, ученый-физик, философ и издатель в одном лице.

Со вздохом облегчения я погружаюсь в мягкое кресло в уютном купе скорого поезда, следующего из А... ахена, допустим, в Б... ерлин. Достаю из портфеля начатую книжку и предвкушаю редко доступное мне удовольствие от необязательного, легкого чтения в течение нескольких безмятежных часов, пока поезд, выполняя мою суверенную волю, воплощенную в покупке билета, рассекает пространство, спеша доставить меня, как сказано было в школьном задачнике, из точки А в точку Б.

 

В поезде

 

Напротив сидит прелестная молодая девушка (может быть, дама?) с головой погруженная в свой дневник-календарь, в котором, конечно, расписана вся ее жизнь на много недель вперед...

Интересно, при таком образцовом прилежании, осталось ли в ее жизни какое-нибудь место для приключений? И как сможет осуществиться ее встреча с прекрасным принцем? Впрочем, возможно, она уже встретила своего принца...

Но ведь не утеряла же она при этом своего естественного желания нравиться? Хотя бы и собственному мужу. И ее желание удивлять (хотя бы и случайных попутчиков в поезде) тоже при ней.

Это ясно видно по ее изысканно наложенной косметике и продуманно-небрежной прическе. Ах, конечно, ей очень хочется и того, и этого!

Чтобы сделать такую прическу, чтобы так выглядеть, чтобы нравиться и удивлять, ей нужно не только потратить порядочные деньги, но и за недели вперед спланировать все свои визиты к парикмахеру, портнихе, косметичке. А ведь еще есть маникюр, педикюр, аэробика. Массаж, эпиляция, гинеколог и диетолог! Чтобы всех их вовремя посетить и всем им вовремя заплатить, нужно не раз посидеть над книжкой-календарем и хорошо подсчитать расходы.

Чтобы иметь свободу нравиться, нужно лишить себя свободы лениться и небрежничать. Есть, что захочешь, и ложиться спать, когда попало. Жизнь в оковах расписанных будней предохраняет от риска случайных обид, непредвиденных беременностей, роковых ошибок вкуса, обманов мужчин, предательства подруг. Свобода же, что ни говори, включает риск и обрекает на жизнь, полную страхов, уколов самолюбия и непредусмотренных потерь...

Впрочем, лишая себя свободы моментальной, связанной с риском и случайностью, она, может быть, достигает иной свободы, запланированной и желанной, обеспечивающей ей именно то направление жизни, которое она избирает для себя сама. Если она и позволит себе приключение, это вряд ли будет изменение всей жизни и мироустройства. Скорее легкий флирт, пикник горожанки, которой слегка наскучил гладкий асфальт улиц. Ну, полежит разок на траве. Босой ногой попробует. Но... ведь на шпильках по траве не пойдешь! Не с коромыслом же ей ходить по воду студеным утром! Не лучину ведь жечь по вечерам...

Пожалуй, что выбор ее вовсе не между свободой и будничной рутиной, а между свободой и большей свободой. Уж какая ей видится большей.

Вот и я предпочел поезд, благонамеренно, по расписанию влачащий меня из точки А в точку Б по накатанным рельсам, вместо того, чтобы, как птица, рвануть по кратчайшему пути, который так ясно и красочно рисует мне мое воображение.

В реальности, впрочем, все равно пришлось бы брать машину и тащиться по извилинам дороги, которую задолго до меня по неведомым мотивам прочертил неизвестный мне строитель. Не переться же пешком по прямой через горы и овраги!

 

В науке

 

Почему, говоря о свободе, никто из философов не упоминал первичного хаоса, случайности, как главного врага свободы? Все говорили об этике, о законах и препятствиях, ограничивающих свободу, об угнетении личности тоталитаризмом, морализмом, индустриализмом.

Какая ерунда! Даже о Божественном всеведении упоминали как о моменте якобы противоречащем нашей свободе. – «Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в этот вечер... Только что человек соберется съездить в Кисловодск.., но и этого совершить не может, потому что... вдруг возьмет, поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собой так управил? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой?» - теоретизирует Воланд в «Мастере и Маргарите» и вскоре управляется с неверующим Берлиозом. Но Бог тут ни при чем. - Он, может быть, и знал, что Берлиоз поскользнется по дороге к трамваю, но не Он толкнул его. Его подтолкнуло подсолнечное масло, случайно (по небрежности) пролитое на дороге. И собственная невнимательность на ходу, сделавшая его легкой жертвой всякой случайности.

Истинный враг свободы - вечный и непримиримый - случай. Закон (что Божеский, что человеческий) ограничивает свободу человека не больше, чем ветер ограничивает движение парусника, - при умелом обращении с парусами двигаться можно и против ветра. Случай - это мина, которая лежит под землей (а может быть и в твоем теле!) неизвестно где, не зная зачем, и прекратит твое движение там, где ты и не ожидаешь.

Случай определяет и средства, которые подворачиваются под руку и, еще чаще, условия, при которых приходится действовать. Ведь и рождение наше на свет - дело случая. Быть может, и смерть...

Наука утверждает, что элемент случайности должен быть встроен в любое реалистическое описание действительности. Бог создал человека не отдельно от всех, а в ходе шести дней творения. Поэтому тот же элемент случайности, что в остальной природе, присутствует и в человеке, порождая тайну непредвиденности и в нем. Это не облегчает нам выбора точки зрения, ибо непостижимость Божьей воли свободно может проявляться и в форме квантовой механики (поэтому Э. Шредингер называл ее Господней квантовой механикой). Однако квантовая механика (и вообще наука) не случайно формулирует свое знание в форме, присущей русским народным сказкам: «Прямо пойдешь - головы не снесешь. Направо поедешь - коня потеряешь, налево - ...»

Это именно та форма, которая предлагает и предполагает выбор.

"Свободный" выбор. Только этот выбор и есть наша свобода.

 

В русской литературе

 

Но, может быть, человек в силах оседлать вероятность? И осуществить свою свободу через случай, магически овладев средством подчинить шанс своей целенаправленной воле. В «Пиковой даме» Пушкин поставил себе именно этот вопрос. Будучи весьма по-эллински настроен, Пушкин был не чужд и эллинской идее судьбы. Как всякого азартного игрока, его одновременно воспламеняла и отпугивала возможность овладеть судьбой, хотя бы на краткий миг. Регулярно проигрывая за карточным столом, он живописал с натуры (и изнутри) рождение мечты решительным усилием воли загипнотизировать случай, схватить Бога за бороду, разом поправить свои дела и никогда больше в жизни не знать нужды:

«Случай! - сказал один из гостей.

- Сказка! - заметил Германн.

- Может статься, порошковые карты! - подхватил третий».

Эта картежная экономика страшно занимала и Достоевского, так что и «порошковые» (крапленые) карты входили в круг его напряженного внимания: «Раскольников: - А вы были и шулером? ...Свидригайлов: - Как же без этого? Целая компания нас была, наиприличнейшая, проводили время, и все, знаете, люди с манерами, поэты были, капиталисты..." («Преступление и наказание»).

«...Будучи в душе игрок, ...целые ночи просиживал Германн за карточными столами и следовал с лихорадочным трепетом за оборотами игры. «Что, если, - думал он, бродя по Петербургу, - старая графиня откроет мне свою тайну! Или назначит мне эти три верные карты! ...Почему ж не попробовать своего счастия? ...Представиться ей, подбиться в ее милость, пожалуй, сделаться ее любовником, но на все это требуется время, а ей восемьдесят семь лет, она может умереть через неделю, через два дня!..»

Интересная мысль, не правда ли! За два дня до смерти ей, возможно, настоятельно нужен был любовник. Раскольников у Достоевского до этого не додумался. Но Свидригайлов - истинный джентльмен удачи - смело осуществил и этот проект: «Тут и подвернулась Марфа Петровна, поторговалась и выкупила меня за тридцать тысяч... »

«Нет! Расчет, умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит покой и независимость!" - так упорно продолжал бороться с дьявольским наваждением Германн.

Действительно, эти три карты всегда выигрывают, но, конечно, не в руках человека, готового стать любовником восьмидесятисемилетней старухи. Мысль о старухе (любить, либо убить) и картах с такой силой прозвучала у русских писателей, как будто и в самом деле никаких других путей к благополучию нет в этом мире.

Может и вправду не было? А есть ли сейчас?

В «Преступлении и наказании» во многих вариантах мусолится эта соблазнительная возможность. Раскольников убил старуху (якобы убил, я все же думаю, что это напраслина, возведенная гениальным писателем на русскую интеллигенцию - прообраз будущих фальсифицированных процессов против вредителей и врагов народа) и, мучась совестью, слег в постель. Его друг Разумихин, пока суд да дело, доблестно добывал для него пропитание и уход при помощи флирта со вдовой в возрасте, его хозяйкой. Свидригайлов, без успеха испробовав и «случай», и «порошковые карты», стал мужем, а впоследствии и удачливым убийцей богатой Марфы Петровны. Именно на ее деньги щедро устроил он комфортабельное покаяние своему интеллигентному коллеге, убийце-неудачнику Родиону, и счастье его добродетельной сестре Дунечке (а заодно и их общему другу Разумихину).

Один Бог - судья всей этой геронтомахии. Но есть там и персонаж, который заслужил безусловное осуждение всех окружающих, - Лужин, который свои большие деньги не выиграл, как человек, с помощью счастливого случая, не добыл шулерским приемом, никого не убил, а заработал именно тем сомнительным, нерусским способом – «расчет, умеренность и трудолюбие», - который и пушкинский Германн сперва полагал своим ("Германн - немец: он расчетлив - вот и все! - заметил Томский"), пока, «просиживая ночи напролет за карточными столами», не вошел с головой в соответствующую культурную атмосферу.

Он до своего помешательства был не только немец, но еще и инженер. Это, пожалуй, необычная профессия для картежника. И тоже может быть воспринята как вызов судьбе. Ибо инженеры, наука и вся технологическая цивилизация в целом, дерзко работают против случайности. Сухо и расчетливо, пренебрегая магией, блядством и другими красивыми путями к удаче, муравьиным своим трудолюбием инженеры систематически сокращают поле неограниченного господства случайности и тем вызывают законное отвращение поэтов. Цивилизация заключает бесформенную и свирепую природу в клетку геометрических форм, и эти рассчитанные формы отнимают у нас романтическую, опасную тайну непредвиденности, которая так манит азартом удачи и цепенит страхом провала.

 

В мысли и деятельности

 

Если бы я собрался пройти из Аахена в Берлин до того, как сначала циничные римские императоры, а потом и сами расчетливые немцы, проложили там дороги, мои приключения в туманных лесных дебрях Вестфалии среди звероподобных швабов и тевтонов могли бы послужить основой для еще одной Песни о Нибелунгах. А поездка на поезде среди их умеренных и трудолюбивых потомков едва ли стоит даже краткого упоминания. Добравшись живым до Берлина, я торжествовал бы победу воли богоподобного Человека над косным пространством и превратностями судьбы. А, прокатившись на поезде, я, в лучшем случае, могу лишь рекомендовать этот маршрут своим знакомым. Тем не менее все мы выбираем этот второй, обывательский вариант.

Вот как характеризует эту склонность неистовый романтик Ницше, проведший, впрочем, большую часть жизни в постели: "Кто исследует совесть нынешнего европейца, тот найдет в тысяче моральных изгибов и тайников одинаковый императив стадной трусости: Мы хотим, чтобы когда-нибудь настало время, когда будет нечего больше бояться! Стремление и путь к этому называются нынче в Европе прогрессом".

Ему, при его прогрессивном параличе, действительно нечего уже было в жизни бояться, и он очень точен в своей формулировке европейского понимания прогресса. Но действительно ли побудительный мотив этого векового стремления в "стадной трусости"? Понимал ли он, в чем состоит свобода европейца?

Свобода - это не настроение. Это не ощущение. В цивилизованных странах это уже давно и не гражданское состояние. Это - возможность. Возможность свершения. Т.е., действия. Например, перемещения из точки А в точку Б. Понятие свободы, по-видимому, должно включать цель, для которой она необходима. Нельзя отгородиться от тех реальных сфер, в каких свобода может воплотиться.

В конце ХХ века уже легко усомниться в общепринятом определении человека, как «человека разумного». Слишком часто он ведет себя, хотя и предсказуемо, но неразумно, причем не только в своем диком состоянии, но и в составе цивилизованных обществ. Поэтому будем исходить из более реалистического определения его, как «существа целеполагающего».

То есть, в отличие от животного, человек (по крайней мере, в цивилизованных сообществах) ставит себе цель (хотя и не всегда разумную) и действует в соответствии с желанием эту цель достигнуть. Тогда свобода для человека существует лишь до тех пор, пока возможность - вероятность (обоснованное ожидание, надежда) достигнуть его цели остается выше нуля.

Вероятность выиграть в карты всегда больше нуля. Если, конечно, не считаться с возможностью жульничества. Вот почему игра или лотерея так притягивают людей, страдающих от недостатка свободы... А страдают все. «На всех стихиях» человек скован и порабощен. Так или иначе. Добровольно или принудительно.

Например - боюсь вымолвить - свободы мысли не существует.

Ведь цель мысли - ее адекватность. Она не может быть свободной, будучи привязана к истине. Она также не может быть свободной, будучи связана традиционными средствами выражения, т.е. языком.

Не связанная с реальностью и не имеющая укорененной в традиции формы, мысль теряет и содержание. Адекватность мысли может представляться только в двух соотношениях: адекватность своему предмету и адекватность наличной культурной атмосфере. Совместить первое со вторым почти никогда не удается (потому что общей традицией обычно становится то, что почиталось за истину в прошлом), и это вынуждает мыслителя, преданного реальности (истине) больше, чем людям (традиции) бороться со своим окружением. Якобы за свободу мысли. Несчастные Джордано Бруно и Сервет! Они боролись не за свободу, а за признание. Им не удалось выразить их мысль в такой форме, которая позволила бы окружающим рассмотреть ее спокойно, как допустимую. Не во всяком обществе вообще принято рассматривать различные варианты...

Легко представить и противоположную картину - религиозный гений борется с очевидной реальностью за свободу своей мысли. За то, чтобы она осталась верна традиции, вопреки фактам. Достоевский, например, решительно боролся за свободу своей мысли от тирании современного ему научного мышления.

В нашем веке уже миллионы людей угнетены знанием и часто предпочитают, что попроще - гипноз или телекинез. Это борьба не за свободу мысли, а за свободу от нее. Мысль ведь обязывает:

«Скажи мне, чертежник пустыни, сыпучих песков геометр, - ужели безудержность линий сильнее, чем дующий ветр?" (О.Мандельштам)

Да, «безудержность линий» сильнее, и правильная логика мысли не позволяет той свободы, что процветает в чувствах и поступках людей, а потому и в истории. Однако иногда, напротив, действительность врывается в строй мыслей теоретика с грубым нарушением логики, и он опять не свободен защитить свои эфемерные конструкции.

В отличие от мысли, в деянии присутствует время, и введение этой дополнительной координаты открывает новую степень свободы. Ведь действие обнаруживает все свои последствия только со временем, когда этих последствий уже не избежать, а причины частично забыты. И незнание случайных последствий создает сразу и свободу, и опасность для деятельных сообществ. Вот почему глухой консерватизм имеет не меньше привлекательности в глазах некоторых людей, чем изменение, даже если оно и к лучшему: Не шевелиться под гипнотизирующим взглядом судьбы... Не обнаруживать себя. Не дышать...

 

В моей голове

 

Вот я, сидя в купе поезда Аахен - Берлин, собрался прочитать книгу и сосредоточиться перед предстоящим докладом. Однако отвлекся, засмотревшись на случайную соседку с календарем.

Вернусь к книге. Только в уборную схожу.

...Уборная занята. В коридоре висит карта нашего маршрута. Интересно, поезд останавливается в Гамбурге? Любопытный, говорят, город. Там под землей есть целый сад развлечений. Неприличных, в основном... Да что я буду ожидать в коридоре! Пойду в соседний вагон...

Соседний вагон оказался буфетным. Интересно, что там в меню? Могу перекусить и в вагоне... Вот, кружку пива выпью... После пива книжка как-то не идет, хотя... Соседка, видимо, сошла, пока я был в буфете. Уже больше часа прошло после Аахена, пожалуй, не стоит начинать обдумывать тему доклада, все равно скоро приедем...

Если расслабиться, случайность одолевает и изнутри. Путь из точки А в точку Б усеян препятствиями в собственной голове.

Существует ли свобода воли? Пожалуй, этот вопрос релевантен только для человека, способного не забыть о намеченной цели между двумя случайными препятствиями. А что считать препятствием, определяет его индивидуальный масштаб. Так что на вопрос о свободе воли можно было бы ответить то же, что анекдот отвечает на вопрос о том, будут ли деньги при коммунизме: «У кого - будут, а у кого – нет». Вот что говорит по этому поводу Генри Форд, о характере которого можно предполагать все, что угодно, кроме стадной трусости: «Гораздо больше на свете людей сдавшихся, чем побежденных. Грубая, примитивная сила настойчивости есть некоронованная королева мира человеческой воли. Люди видят успехи, достигнутые другими, и ошибочно считают их легкой удачей. Но в жизни все обстоит наоборот, неудачи встречаются гораздо чаще, и каждый успех достигается адским трудом. Случайные неудачи сопровождают каждый миг беспечности, за удачу приходится платить всем, что у тебя есть... Пусть каждый американец вооружится против изнеженности». Мне кажется, это относится не только к американцу. Меньше всех к американцу. И это совершенно противоположно тому, что Ницше говорил о европейском прогрессе.

 

 

В прошлом и в будущем

 

Для всего иудео-христианского мира образ вождя-освободителя свя-зывается с именем Моисея. Почему именно он? Почему не Спартак, например? Ведь Спартак пытался сделать почти то же самое - вывести отчаявшихся иноплеменных рабов из организованного государства, в котором не предвиделось для них другой доли. И поначалу преуспел.

Но Спартак определил для них свободу, как право поступать по своему произволу и разумению. И они вскоре рассыпались по всей Италии, так и не дойдя до своей обетованной земли.

Моисей с самого начала связал их свободу с выполнением Закона. И это, рано или поздно, сделало евреев другими. Сделало их народом. Он дал им Всевышнего и Закон, но не дал рецепта удачи. И евреи по-житейски справедливо роптали, что Моисей их обманул. Действительно, он прилюдно обращался к Фараону с требованием отпустить их на три дня в пустыню, а сам задумывал вывести навсегда. Сколькие из народа были посвящены в его грандиозный замысел? И сколькие бы обязательно возражали, если бы поняли, что им предстоит? Цель, которую поставил перед собой Моисей, превосходит человеческое воображение. Народ и сейчас не прочь склониться к чему-нибудь попроще. Пустыня, куда Моисей вывел людей, выглядела как воплощение идеи свободы только до того первого момента, как им захотелось пить. А потом и есть. Потом еще пришли кочевые разбойники-амалекитяне...

Бескрайняя пустыня ограничивает эффективнее тюремных стен. Свобода для человека без цели легко становится тюрьмой души, рабством у необходимости. Рабы же при хозяине, напротив, живут беспечно: хозяин даст день - даст и пищу. У рабов зачастую даже остается время для духовной жизни.

Европейский прогресс направлен на устранение внешних случайных препятствий при достижении цели. Европеец свободен не «вообще», а только благодаря тысяче ограничений, которые он добровольно на себя принял. И еще примет в будущем. Он свободен, если у него есть цель. Те, у кого цели нет, или они затрудняются ее сформулировать из-за обилия внутренних препятствий, порабощены европейскими правилами цивилизованного поведения. Они справедливо бунтуют. И находят себе множество певцов и лидеров, делающих на этом бунте свою жизненную игру, преследующих совсем другие цели. Эта игра для Европы нешуточная.

Также и древние правила еврейской жизни были направлены на устранение внутренних случайных препятствий в сознании, мешающих сосредоточению на главном, на Незримом. Внутренние препятствия сравнимы по своей разрушающей силе с самыми тяжелыми внешними трудностями. Еврейская дисциплина ума оказалась творчески настолько плодотворна для тех многих, чей ум видел перед собой цель и способен был к ней стремиться, что без еврейских имен европейская цивилизация теперь существовать не может. Однако если высшей цели нет, такой ум часто становился разрушительным. А если и эта дисциплина выдыхается, евреи становятся такими же варварами, как и те, кого вел Спартак.

 

В настоящем. Здесь и сейчас.

 

Способность стать выше хаоса случайностей, поставить себе далекую цель и преследовать ее, вопреки внешним и внутренним препятствиям, поминутно возникающим из ничего, есть то единственное качество, которое может обещать человеку свободу. Не в будущем, когда-то и где-то, а всегда - здесь и сейчас. И только тому, кто при достижении далекой цели поминутно готов принять отказ от своей свободы отклониться на цель помельче.

 

 

 

 

Светлана Исайкина

Коломна помнит Мнишек и Алябьева

 

В 1862 при строительстве железной дороги Москва-Рязань была основана станция Голутвин, которая давно находится в черте города Коломны. От Москвы с Казанского вокзала, сев на электричку, можно доехать до этой станции за полтора часа. Поездка же на лошадях (на почтовых или ямских тройках) в 50-х г.г. ХIХ века занимала от двух до трёх дней и обходилась от 15 до 20 рублей на человека. После строительства железной дороги - «чугунки» — весь путь занимал всего четыре часа, и плата была в несколько раз меньшая, чем на лошадях. Преимущества «чугунки» стали очевидны.

 

 

Местность Голутвино известна с ХIV века, когда Дмитрий Донской заложил там монастырь, получивший название Голутвинского (позже Старо-Голутвин). Исследователям известно несколько вариантов происхождения этого названия. Голутва – вырубка, поляна в лесу. Действительно, в древности территорию окружали густые леса, служившие естественной защитой. Монастырь был заложен в двух верстах от Коломны, среди леса, а для его строительства, естественно, требовалась поляна. Но есть и другая версия. Рассказывают, что на месте монастыря был притон разбойничьей шайки - голутвы, голытьвы, бедноты, грабившей торгово-ремесленный люд на дорогах.

Голутвин монастырь сейчас расположен у самого полотна железной дороги, у слияния Москвы-реки с Окой. Монастырь закладывает в 1385 году князь Московский Дмитрий Донской по совету Сергия Радонежского. Его строителем и первым настоятелем был ученик Сергия, преподобный Григорий. В Голутвинском монастыре хранились реликвии, связанные с именем святого Сергия Радонежского – его посох, оставленный им преподобному Григорию, и древняя икона преподобного Сергия. В монастыре с ХVI в. располагалась одна из крупнейших (целых 123 книги!) средневековых библиотек. Сюда в 1697 году был сослан монах Авраамий за сочинение подметный писем, обличавших царя Петра. В 1799 году монастырь был упразднен, преобразован в Ново-Голутвин, а с ХIХ стал называться Старо-Голутвинским.

Дошедшие до нас монастырские постройки, созданные в ХVIII – первой половине ХIХ вв. из кирпича, значительно изменили первоначальный внешний облик. Главный храм – Богоявленский собор, известный с ХIV в.; церковь св. Сергия с трапезной, кардинально переделанная в 1833 г. в стиле ампир; над Святыми воротами возвели колокольню в классическом стиле. Кирпичная ограда создана в 1778 г. по проекту корифея своего дела архитектора М.Ф. Казакова.

Появление Матвея Казакова в Голутвине и в Коломне было не случайным. После Пугачевского бунта правительство стало принимать меры к укреплению власти дворян на местах. С этой целью Екатерина П отправляется по городам России. Её интересовало настроение не только дворян, но и купцов. В октябре 1775 года Екатерина II прибыла в Коломну. Остановившись в Архиерейском доме, государыня посетила Успенский собор и Голутвин монастырь. В подарок императрице были преподнесены несколько кусков шелковой материи, ситцев и платков местных фабрик. Подарками и всем приёмом, устроенным купцами Коломны, Екатерина П осталась довольна. Не случайно вскоре после этого визита императрица утвердила герб города: белый столб в лазоревом поле, увенчанный короной. Высказала государыня и неудовольствие. Ей не понравилось, что город запущен, застраивается беспорядочно, и она повелела «отцам города» привести его в порядок. Этому обстоятельству Коломна обязана тем, что в январе 1778 г. сюда приехал М. Казаков с группой своих помощников.

Зодчий составил план города и кремля. По его проектам был перестроен Архиерейский дом, пострадавший от пожара, домовая церковь на Архиерейском подворье и само подворье. Территории Голутвина и Брусенского монастырей обнесены кирпичными оградами с белокаменными деталями, многоярусными башнями и стрельчатыми воротами. Предполагают, что Казаков также был автором проекта Вознесенской церкви.

Именно в Коломне архитектор впервые опробовал те архитектурные приёмы, которые впоследствии широко применялись им в своих знаменитых московских постройках. Здесь сформировалась школа учеников Казакова: Родион Казаков, Иван Еготов, Константин и Петр Поливановы. Памятником их творчества в Коломне служит центр старого города - ансамбль русского классицизма. Возможно, что именно тогда родилась поговорка «Коломна-городок – Москвы уголок».

Древние коломенские храмы произвели на Матвея Казакова большое впечатление, поэтому он стал использовать в своих постройках приёмы и формы, восходящие к древнерусскому зодчеству. Архитектор был уверен, что древнерусские постройки сооружались в «готическом вкусе». Отсюда появился в России романтический стиль псевдоготики, в котором построены Царицынский и Петровский дворцы в Москве, ограды Голутвина и Бобренева монастырей.

Деятельность Казакова увенчалась успехом, и 16 мая 1784 года в Петербурге был утвержден план застройки Коломны.

Сама же Коломна – один из крупнейших городов Подмосковья, моложе Москвы только на 30 лет. Впервые она упоминается в Лаврентьевской летописи под 1177 годом. Историк Н. М. Карамзин считал, что название города происходит от фамилии знаменитой итальянской семьи Colonna. Один из её членов, Карл Колонна, бежал в Россию и с разрешения великих князей построил город и назвал его своим именем. Правда, как признавался сам Карамзин, это объяснение он приводил «для забавы».

Другие исследователи утверждали, что название города произошло от соединения слов Ока ломана, так как река Ока, протекающая у Коломны, имеет извилины.

В. И. Даль разъяснял значение диалектных рязанских слов коломень, коломенье как околица, околоток, соседство. Он пришел к мнению, что Коломна означает - околица Москвы. Можно уточнить – околица княжества. Ведь город был пограничной крепостью сначала Рязанского, потом Владимиро-Суздальского и, в конечном счете, Московского княжеств. Коломна была важным стратегическим объектом. Центр города формировался на холме, у подножия которого река Коломенка вливается в Москву-реку. Контроль над городом означал контроль над всей Москвой-рекой. Не случайно московские великие князья в своих духовных завещаниях отдавали Коломну вместе с самой Москвой старшим сыновьям. Именно здесь, а не в Москве, в 1366 году, шестнадцатилетний великий князь Московский Дмитрий Иванович (позже получивший прозвище - Донской) венчался в дворцовой белокаменной церкви Воскресения с княжной из Суздаля - Евдокией. Свадьба носила политический оттенок: два сильных княжества – Московское и Суздальско-Нижегородское скрепляли таким путём свои дружеские отношения.

В ХIV веке при великом князе Василии III в Коломне строится кирпичный кремль. Неизвестны ни его строители, ни авторы проекта. Но Коломенский кремль если не копия, то талантливое подражание Московскому Кремлю. Явно Московский Кремль был взят за образец. У обеих крепостей немало общего в инженерном, архитектурном и фортификационном плане. Зодчим Коломенского кремля удалось завершить строительство почти в два раза быстрее по сравнению с Московским, хотя в их размерах нет большой разницы. В ХVI веке Коломенский кремль ни разу не был взят врагами.

Не все из 17 башен кремля дошли до наших дней. Одна из них – Коломенская – сохранилась. Эта 8-этажная башня (высотой в 31 метр) охраняла сухопутную Московско-Рязанскую дорогу и речную, шедшую по реке Коломенке. С ХVII века башню зовут Маринкиной, так как в ней была заточена Марина Мнишек (жена Лжедмитрия II). Здесь будто бы она и погибла в неволе, прикованная цепями к каменной стене. А ещё рассказывают, что по ночам душа Марины покидала тело в виде вороны и летала вокруг башни, издавая страшный крик. И вот однажды ночью коломенский воевода Данила с епископом и коломенскими священниками проникли в башню и окропили всё вокруг святой водой. Не смогла душа Марины обратно вернуться, да с тех пор и летает она вокруг башни, и сесть на неё не может, как и другие вороны. В 1903 были проведены первые раскопки в Маринкиной башне, но ни останков Марины, ни легендарных сокровищ не обнаружили.

В 1936 году на Маринкину башню поднялась А. А. Ахматова. Это посещение найдёт свой отклик в её стихотворении "Поздний ответ", посвящённом Марине Цветаевой. Это стихотворение созвучно частям "Реквиема", в котором Ахматова откликается на горе Цветаевой:

Не только известная авантюристка Смутного времени очутилась в Коломне поневоле. В 1842 году в Коломну приехал композитор А.А. Алябьев, автор известного романса «Соловей». Композитор провёл в городе целый год, находясь здесь в ссылке по личному распоряжению Николая 1: «Алябьева выслать на жительство в Коломну, уволив со службы». Алябьев, участник войны 1812 года, друг Дениса Давыдова, был обвинён в насильственной смерти одного помещика и в принадлежности к «дерзкой и гордой гусарской вольнице». За это он был разжалован в дворянском достоинстве и офицерском звании, сослан в сибирский город Тобольск, а за тем и в Коломну. В каком доме жил Алябьев - об этом современники ничего не говорят. После Коломны власти разрешили Алябьеву жить в Москве лишь при одном условии — не показываться на публике.

Ещё одна чёрточка к портрету Коломны связана с именем Ивана Лажечникова, уроженца Коломны. Лажечников прославился, как лучший русский исторический романист, автор романов «Последний Новик...», «Ледяной дом», «Басурман». Участник Отечественной войны 1812 года, за сражение в овладении Парижем в 1814 году был награждён орденом за храбрость. До сих пор в городе стоит дом, где жил писатель, одна из улиц носит его имя.

Такова Коломна — московская околица, крепость, ссылка и исток творчества.

 

 

 

 

Илья Смирнов

Они возвращаются в сумраке: Распутин

 

Как хорошо теперь известно каждому посетителю книжного магазина, история – это, в первую очередь, «тайны» и «чудеса» плюс личная жизнь через замочную скважину. Кто воздвиг изваяния острова Пасхи? Вообще-то давно известно, кто и как, даже экспериментально воспроизведено, но приятнее верить в инопланетян и восьминогих шестичленов с затонувшего «континента Му».

Распутин – тоже сплошные тайны с чудесами. Для кого-то фаворит последнего императора – «рашен секс машин». И фрейлину, и царицу, и ткачиху с поварихой… И такое в нем сидело либидо, что его ни яд не брал, ни пуля. Другая версия – что в свободное от половой жизни время подрабатывал Григорий Ефимович тайным агентом мирового сионизма, который использовал его для поражения России в Первой Мировой войне. Зачем мировому сионизму поражение именно России, а не наоборот, Германии – бог весть, но тайна на то и тайна, чтобы быть таинственной. И есть, однако же, ещё предположенье, что Распутина масоны и сионисты как раз убили, а потом ещё и гнусно оклеветали, был же он старец-молитвенник, ясновидец и чудотворец. Как написано в одном из современных, прости господи, пособий для школьников: «В наше время это называется "экстрасенс", и он был из этой братии сильнейшим. Это не вымысел, он действительно лечил цесаревича: останавливал кровь, снимал боль, он лечил даже по телефону" (Соротокина Н.М. История России в лицах. Учебное пособие, серия "Терра - школе". - М, 2003, с. 457).

Боюсь разочаровать читателя, но на самом деле главная мистическая тайна Распутина заключается в отсутствии тайн. Его карьера так же закономерна, как карьера генерала В.Б. Фредерикса или первого министра Б.В. Штюрмера, только по другому ведомству. Реальные механизмы «распутинщины» давно описаны серьёзными историками. Сошлюсь хотя бы на труды доктора исторических наук А.Я. Авреха.

Итак, Г.Е. Новых – Распутин – из крестьян Тобольской губернии. Первая (не политическая) часть его биографии не слишком достоверна, даже дата рождения под вопросом, разброс в 8 лет. Но ясно, что крестьянскому труду на земле он смолоду предпочёл бродяжничество, неоднократно обвинялся в воровстве, хулиганстве, разврате и даже (по тем временам более серьёзный грех) в принадлежности к секте так называемых «хлыстов». К 30 годам он представлял собой тот тип мистического шарлатана, который может завестись в любой стране при любом режиме. Вспомним музыкальную сатиру рок-группы ЗООПАРК: «Здравствуйте, я родом из Бобруйска, Я гуру, по-вашему это будет учитель…», написано с натуры в самые атеистические времена. В скитаниях выработалась специфическая религиозность Г.Е. Распутина: «До тридцати годов грешить можно, а там надо к Богу оборотиться, а как научишься мысли к Богу отдавать, опять можно им грешить (он сделал неприличный жест)… Все можно... Грех на то и дан, штоб раскаяться, а покаяние – душе радость, телу сила, понимаешь?»

Каким же образом подобный персонаж вдруг оказался «Другом» (именно так, с большой буквы) царской семьи, одним из главных руководителей великой империи, у которого министры (тот же Штюрмер) просили протекции? Иностранцев это несоответствие изумляло. Чтобы перестать удивляться, достаточно обратить внимание на то, что Распутин возникает при дворе не сам по себе, а в определённом ряду. Николай Второй и его жена Александра, не доверяя умным министрам, упорно окружали себя шарлатанами и всевозможными, как говорили в старину, «дураками и дурками». Митя Кояба, Инок Мардарий, "французский оккультист доктор Филипп», босоножка Олег, старица Мария Михайловна, Паша из Дивеева и пр.

Принято считать последнего императора слабым политиком: его достоинства – достоинства частного лица, неприменимые к управлению государством. Вот и в людях он не разбирался. Между тем, у Николая II имелись твёрдые убеждения, в отстаивании которых и он, и его супруга не проявляли ни малейшей слабости. Вопрос – что за убеждения. Знавший 5 иностранных языков, царь по своим взглядам был средневековым человеком, унаследовавшим представления о правильном устройстве общества, минуя ХIХ век, прямо из допетровской эпохи. Не зря же он осуждал Петра за увлечение Западом и всерьёз намеревался переодеть придворных в боярские костюмы. Поэтому Николаю трудно поставить в вину демонстративное равнодушие к жизни и смерти подданных или, например, антисемитизм. Для правителя ХVI в. всё это было бы в порядке вещей (иноверец? понятное дело, недочеловек). Именно в таком духе царскую семью воспитывали обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев и пр. «религиозные мыслители». Одна беда – средневековой России, которая «обожает своего монарха именно за то, что он монарх неограниченный и самодержавный», давно уже не существовало.

Значит, то, чего нет, надо изготовить на скорую руку. Олицетворением несуществующего народа – «исконного», свободного от «наносного» влияния интеллигенции – как раз и стали черная сотня (банды погромщиков, организованные полицией на деньги, которые «хозяин земли русской» занимал у французских банкиров под залог этой самой земли) плюс всякого рода мистические шарлатаны, из них первый Г.Е. Распутин со своей замечательной оценкой демократии: «Какого чёрта от них толку? Всё равно, что права, что лева…»

На самом деле он-то, в отличие от менее удачливых конкурентов, «права» и «лева» различал хорошо. Начало его карьеры (в 1905 г.) связывали с именами инспектора Санкт-Петербургской Духовной академии архимандрита (затем архиепископа) Феофана и протоиерея Иоанна Кронштадтского. Отличаясь природным умом, Распутин легко усвоил ремесло царедворца. Как всякий уважающий себя фаворит, он в совершенстве знал психологию хозяев – и сообщал им от имени высших сил именно то, что тем хотелось бы слышать.

А.Я. Аврех заметил, что если бы Распутину вздумалось посоветовать от имени Господа Бога ответственное перед Думой правительство или Милюкова в премьеры - тут же кончилась бы вся его «святость», «чудесные исцеления» и пр. И открылись бы глаза на пьяные безобразия, о которых, кстати, императрица прекрасно знала, но искала им оправдания в средневековой литературе о юродивых.

Последний мистический сюжет – убийство Распутина в ночь с 16 на 17 декабря 1916 г.

Обращаю внимание на то, что об этом событии мы судим в основном со слов убийц. Кто они? Пара великосветских плейбоев определённой «ориентации» и примкнувший к ним профессиональный провокатор В.М. Пуришкевич. Мистическая неуязвимость жертвы (и травили мы его, и стреляли, а ему хоть бы что) придавала их деянию, не слишком-то благородному с точки зрения дворянской морали, некий титанический ореол.

Историк отметил бы другое. Личность убитого, личности убийц, заговор, о котором Пуришкевич заранее разболтал всему Петербургу, поведение великого князя Дмитрия Павловича, когда он плакал и клялся на образах в своей невиновности, наконец, безнаказанность шайки, устранившей какого-никакого, а царского фаворита – всё это свидетельствовало о глубоком и неисправимом разложении режима. Точнее режиссёра Э.Г. Климова не скажешь: «Агония».

«Святой чёрт» вернулся к нам в 90-е годы, когда водка «Распутин» стала, наряду со спиртом «Рояль», одним из символов «экономических реформ». Окружение тогдашнего президента прозвали «коллективным Распутиным». Кто сегодня атакует Патриархию с требованием канонизации «Божьего странника»? (между прочим, в одном подарочном наборе с Иваном Грозным). Те же самые черносотенцы, которые под видом религии занимаются политикой. И аргументация у них хороша: мол, дебоширил и развратничал не сам «старец», а его двойник, засланный масонами. Живой Григорий Ефимович не сочинил бы лучше! Но, как ни чудно, а в предложении его канонизировать есть своя логика. Ведь уже канонизированы Николай II и Александра Фёдоровна. С другой стороны, у либеральной общественности в моде «постмодернизм» – новая, с позволения сказать, «философия», которая принципиально не различает ни добра, ни зла, ни правды, ни лжи, ни «права», «ни лева»: всё едино.

Если собрать атрибуты нашего «Духовного Возрождения» - гороскопы, экстрасенсов, расистские надписи на стенах, кино-«стрелялки» А. Балабанова, игорные притоны на каждом углу, «досуг по вызову» - то ведь и впрямь не придумаешь ничего лучшего, как увенчать эту кучу светлым ликом Гришки Распутина.

 

 

 

 

Виктор Байгужаков

АБСТРАКТНЫЕ ИГРЫ КАК ЧАСТЬ ЖИЗНИ

 

Термин «абстрактные игры» — калька с английского «Abstract Games». В России из абстрактных игр известны официально признанные на уровне Госкомспорта европейские (классические) шахматы, русские классические и международные (стоклеточные) шашки, го и рэндзю, которые считаются «спортивными дисциплинами».

 

Еще ряд игровых систем развиваются в рамках иных организаций: русские обратные шашки (поддавки), русские столбовые шашки (башни), русские шашки на 80-клеточной доске (по классическим правилам), бразильские шашки, русские шахматы (таврели), китайские шахматы (сянцы), японские шахматы (сеги). Другие абстрактные игры практически неизвестны.

Впрочем, и популярность названных игровых систем, кроме европейских шахмат и русских классических шашек, носит довольно «узкий характер». Даже международные шашки, го и рэндзю, несмотря на их официальное признание, нельзя считать широко известными играми. Казалось бы, многим людям хорошо знакомы шашечные поддавки, но большинство рядовых любителей русских обратных шашек играет в них на весьма низком практическом уровне, даже не подозревая о тех игровых возможностях, которые скрыты в игре и известны только малочисленным «профессиональным» обратистам. Абстрактные игры в силу перекошенного исторического развития еще со времен СССР вынуждены были культивироваться в рамках спортивных организаций, а руководители спорткомитетов, особенно провинциальных, за редким исключением, не были заинтересованы в популяризации на вверенных им территориях даже русских классических шашек. Что же тогда говорить об «экзотике» типа башен или таврелей. Эти и другие «немассовые» абстрактные игры и вовсе развиваются за счет энтузиазма их поклонников.

Культурологический аспект игровых систем рассматриваемого типа практически не изучен, что говорит о явной инерционности мышления наших ученых. Между тем, некоторые вопросы заслуживают серьезного внимания. Например, хорошо заметна четкая географическая дифференциация шахматных и шашечных игр, связанная также с религиозным своеобразием определенных регионов. В Европе мы видим многообразие различных видов шашек, в то время как шахматы здесь преобладают одни, а именно, классические – на 64-клеточной доске. С другой стороны, в Восточной и Юго-Восточной Азии существует несколько шашечных игр, а вот шашек в этом регионе нет вовсе. Го и рэндзю, которые иногда считают шашечными играми, на самом деле видами шашек не являются. Характерными признаками любой шашечной системы, согласно справедливому мнению выдающегося русского шашиста, историка шашек и шахмат Д.И. Саргина, принято считать обязательное взятие (бой) игровых фигур соперника и возможность существования обратного варианта (поддавков). Любому знатоку японских национальных игр известно, что ни в го, ни в рэндзю, обратного варианта нет и быть не может, как нет и обязательного взятия. Правда, в го чужие фигуры (камни) окружаются и уничтожаются игроком, но, во-первых, способ взятия иной, чем в традиционных видах шашек и, во-вторых, в го игра ведется, в основном, не на уничтожение материала, а на захват территории (игрового пространства).

Итак, в плане распространения абстрактных игр христианский Запад противостоит буддийскому Востоку. Россия в этом отношении – типично западная страна, ибо шашечные системы у нас свои (русские классические шашки и их модификации), а из шахматных систем наиболее популярны европейские шахматы. В то же время, в российской цивилизации, в отличии от других европейских культур, развиваются шашечные поддавки и кроме того, у нас имеются шашки столбового типа – башни. А вот имеющаяся на Западе столбовая игра, шашки Ласкера (ласка), являющаяся синтезом английских шашек (чекерса) и русских башен, в Европе и других государствах европейской цивилизации почти не распространена. На Западе есть отдельные энтузиасты шашек Ласкера, но свои поклонники этой игры имеются и в нашей стране. Так что можно смело утверждать, что Россия, являясь, с одной стороны, частью Запада, с другой все же совершенно уникальна.

Игры, изобретенные конкретными людьми, можно именовать «авторскими». А как назвать игровые системы, возникшие в ходе исторического развития и являющиеся плодом коллективного (народного) творчества? Очевидно, что такие названия, как «исторические», «коллективные» или «народные» игры – явно неудачны. Учитывая, что подобные абстрактные игры возникли в определенных географических регионах и связаны с определенными же национальными (или «наднациональными») культурами, можно предложить назвать такие игры «региональными», либо «национально-региональными». К числу данных игровых систем относятся европейские, китайские, японские, а также бирманские, корейские, монгольские, таиландские и цейлонские шахматы; русские, английские, итальянские, испанские и прочие национальные виды шашек; возникшие в Древнем Китае го (вэйци), рэндзю и многое другое.

Авторские абстрактные игры с точки зрения культуролога могут быть интересны как примеры индивидуальной мысли. Часть из них является модификациями уже известных игровых систем, другая часть имеет абсолютно оригинальный характер. Национально-региональные авторские игры должны стать предметом изучения этнографов и других специалистов по этническим культурам. Пока этого нет.

Видимо, внимательные читатели заметили, что я сказал о том, что го (вэйцы) и рэндзю возникли в Древнем Китае и в то же время назвал эти абстрактные игры «японскими». Казалось бы, очевидное противоречие. Но на самом деле это не так. Родиной го и рэндзю, действительно, является Древний Китай, откуда обе игровые системы попали в Японию, где и сложились правила этих игр в их современном виде. Поэтому го и рэндзю считаются именно японскими абстрактными играми, являясь частью национальной культуры японцев. Кстати, схожим образом обстоит дело и с шахматами. Известно, что предшественница всех существующих в мире шахматных игр «чатуранга» возникла в Древней Индии, откуда игра распространялась на Запад и Восток полуострова Индостан. У арабов чатуранга превратилась в шатранж, от которого произошли современные европейские шахматы. Шахматами западной ветви являются также монгольская игра «шатар» и таиландская – «макрук». Другая ветвь шахмат – восточная или, точнее, дальневосточная – это уже упоминаемые мной сеги, сянцы и чанги.

Если говорить о генезисе современных шашечных систем, то как доказал в своем капитальном историческом труде «Древность игр в шашки и шахматы» Д.И. Саргин, родиной игры, из которой возникли шашки, был Древний Египет. В Древней Греции жители играли в так называемую «петтейю», из которой по мнению Саргина, произошли древнеримские «латрункули» (от латинского «латро» - воин, солдат). К сожалению, правила «латрункулей» неизвестны, тем не менее считается, что из этой игровой системы возникли все нынешние шашечные игры. Несмотря на различие разных видов шашек, единство их между собой очевидно. Любопытно сравнить правила русских классических шашек с правилами иных шашечных игр. Известно, что в большинстве видов шашек есть так называемое «правило большинства», то есть при наличии нескольких вариантов взятия чужих фигур, игрок обязан брать их большее количество. Русские шашки отличаются тем, что в них выбор боя свободен, то есть сам шашист решает, сколько фигур и какие ему бить. Также в русских шашках фигуры соперника можно брать простой фигурой, как вперед, так и назад, в то время, как во многих других шашечных системах бой назад простой фигурой запрещен и это может делать только дамка. Русские шашки отличны от основных европейских видов шашек тем, что в нашей шашечной игре простая фигура, попадая на дамочное поле и имея возможность бить дальше уже в качестве дамки, должна делать это. А еще во многих игровых системах шашечного типа дамка ходит на одно поле (клетку) и бьет только фигуру, стоящую на соседнем поле, то есть, дамка не может побить фигуру, стоящую от нее через два или более полей, в то время, как в русских шашках дамка дальноходная и дальнобойная, то есть, она может ходить и бить на любое количество полей.

Фактически речь идет о том, что русские классические шашки, если так можно выразиться, игра «более свободная», чем остальные шашечные системы. Правило пробоя простой фигурой через дамочное поле один мой знакомый, шашист-заочник А.К. Купчин сравнил с полетом ракеты в космос. Образность такого сравнения достаточно «экзотична» и все же, несмотря на всю «экзотику» подобного образа, логика в нем есть. Можно даже сказать о «космичности» нашей национальной шашечной игры. Вообще любопытно было бы сопоставить правила национально-региональных абстрактных игр с психологическими особенностями конкретных этносов. Например, случаен ли в итальянских шашках запрет бить простой фигурой чужую дамку, либо возможность боя фигуры соперника или шаха вражескому королю такой фигурой, как пушка и использование при этом любой другой фигуры в качестве «лафета» (подставки)? Думается, не случаен. Замечу, что в японских шахматах есть так называемое правило «сброса фигур». Суть его состоит в том, что побитая игроком чужая фигура переходит к нему в резерв или, как говорят сами японцы «в руку», откуда эта фигура может быть выставлена на доску (сброшена) уже как своя. Этой сброшенной фигурой можно даже поставить мат чужому королю. Любой, кроме сброшенной пешки. Очевидно, что запрет в итальянских шашках бить простой фигурой дамку и запрет в японских шахматах матовать короля соперника сброшенной пешкой – психологически примеры одного ряда, поскольку в обеих случаях слабая единица (рядовой солдат) не может уничтожить того, кто явно сильнее (монарха).

По существу, все виды шахмат и шашек, а также го, рэндзю, Отелло, калах, болотуду и т.д. – это отдельный пласт человеческой культуры, не сводимый, как принято говорить, к «синтезу науки, искусства и спорта». Да, в абстрактных играх имеется исследовательский аспект; да, есть элементы своеобразной эстетики; да, по многим из рассматриваемых мной в этой публикации игровых систем проводятся соревнования — и тем, не менее, абстрактные игры – абсолютно специфическое явление. Это надо осознать всем – как тем, кто играет в ту или иную игру, так и тем, кто культурологически будет пытаться осмыслить сам феномен, о котором я веду речь.