ГАЗЕТА "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" | ||||||||
АНТОЛОГИЯ ЖИВОГО СЛОВА |
ГЛАВНАЯ | АРХИВ АНТОЛОГИИ ЖИВОГО СЛОВА | АВТОРЫ № 173 2012г. | ПУЛЬС | РЕЗОНАНС | ИУДАИКА | ЗЕМЛЯ | СУДЬБА | ПОРТРЕТЫ |
ДАР | ПРОГУЛКИ | МИНИАТЮРЫ | СОСТОЯНИЕ | ЭГО | ПАРОДИЯ | ПАМЯТЬ | P.S. |
|
Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"Copyright © 2012 |
А мы идем себе по Кинг Джордж, гуляя от кофейни до кофейни. Дождь моросит, но солнце не отпускает, и белые камни Иерусалима поют, не умолкая, то ли ветер, то ли жизнь…
Когда старый мотив начинает звенеть в белых домиках Иерусалима, мы перебираем наши прошлые привязанности. Израиль вообще не располагает к меланхолии. А ностальгия – это на любителя. Но поди ж ты – звучит в воздухе мотив, словно прибежав по неведомым ступеням из глубин памяти – посидеть у минарета, разбудить голубей взлетевшим голосом польской красавицы Анны Герман, не забываемой на улице Хеврон, в новом веке и в новом времени. Наверное, у нас свои старинные ценности...
Иерусалим – это место, где я перестаю быть бездомной. Хотя все равно предпочитаю ночевать в той квартире, которую снимаю вот уже шесть лет и чувствую родной, но уже на улице возникает дом – вперед, вширь, и под ногами, в проходящих мимо хасидах, в толкающихся пассажирах автобуса, в курящих на ходу подростках с пейсами и без...
В прозрачных пальмах на пути в старый город, в заваливающемся горизонте за Храмовой стеной, в покое тишины и протяжных криках восточного базара в конце дня: «Рак шееекель ва хэци!» – «Только полтора шекеля!», скоро закат, упали цены, толпа расходится... Облетает Гефсиманский сад…
Сладкие булочки на углу, быстро отстроили магазин, молодцы, и продали. И правильно, после теракта надо как-то менять судьбу, пиццерию на булочную, тогда будут только хорошие новости…
Хорошие новости – когда, скажем, из зоопарка сбежала зебра. Точнее, осел, перекрашенный в зебру. Он не пропадет, на Святой Земле ни один осел не пропадает. Если, конечно, нет других новостей... То есть, совсем никаких. Потому что, даже, если по телевизору показывают Ури Геллера, великого экстрасенса земли еврейской, все равно ждешь подвоха. Мало ли что он там сворачивает в трубочку вместе с железными ложками... А мы все о любви, о любви, потому что без нее никак, то есть, сколько угодно можно без нее, и не кончается июль...
Прогуливаюсь по Яффо, переполненной, гудящей машинами и автобусами, шумной улице Иерусалима. Потом где-то через час ее перекрыли – парады, демонстрации и т.д., закрыли и другие улицы. Но сейчас город еще бурлил нормальной четверговой жизнью.
Навстречу шла женщина, прижимая к уху мобильный телефон, по центру тротуара. И говорила, сосредоточенно глядя в никуда: «Я давно иду, шоссе закрыты, машин нет. Дороги пусты».
Или мы с ней шли по разным городам... Или – по разным временам...
Столько народу бродило по Яффо в июле 2006-го – с семьями, с колясками, сумками, малышней, игрушками, мороженым – словно весь север Израиля перебрался в Иерусалим по законам летнего времени...
Июль. На севере падали ракеты и по десять раз на день гудела сирена. А юг и центр страны переполнился жителями Израиля. И вид у них был такой, словно они успели обойти полпустыни в поисках кока-колы.
Июль. Сводки новостей, фотографии развалин Бейрута с одними и теми же лицами на переднем крае и дым, дым хайфских, кармиэльских кварталов, горящие Наария, Тверия – курортные места...
Чтобы все это прекратилось, наши мальчики уходили на границу в полном обмундировании, пешком и часто без еды и воды, потому что какие-то тыловые люди что-то сделали не так. Иногда к границе подъезжала машина с родителями, и сухим пайком одаривался весь батальон…
О чем они молчат древние камни Иерусалима – никому не ведомо… Все так зыбко, неточно, колеблются стены времени, меняя переулки и картинки с выставки, в которую постепенно превращается история.
Говорят, что единственное неизменное место в этом мире – это Гефсиманский сад и его древние оливы с потемневшими от времени стволами, похожие на старинные фолианты времени, раскрытые где попало. Неизвестно, кто его посадил – он был всегда. Остается предположить, что посадил его не иначе как сам В-вышний… а люди ходят рядом, думая о своем.
Итак: здесь и сейчас, когда финики становятся пальмами, а ветреная пустыня подступает близко к сердцу, где люди степенно выпивают свою чашечку кофе, и оливковые деревья шелестят веками…
Таелет – это бульвар в Иерусалиме, близко от старого города, от Храмовой горы, от моего дома, от арабской деревни Абу-Тор, пятнадцать минут на автобусе до центра, где улица с гордым названием Кинг Джорж расходится в разные стороны сама от себя, становясь улицей Яффо.
Пешком до Яффо – минут сорок, а реальность другая, хотя это я загнула, тут параллельные реальности буквально в шаге ходьбы…
На Таелет удивительно тихо, словно и не ездят по соседнему шоссе деловитые машины, озабоченные автобусы, огромные цистерны, груженые чем-то невыносимо грохочущим. И всегда виден старый город – только оглянись. Тумана тут не бывает.
Мы приходим сюда вечером, потому что днем линии наших сюжетов уводят нас далеко отсюда, иногда – в Хайфу, а иногда и вовсе в какой-нибудь суперский магазин, из которого не выйдешь просто так, размахивая свободными руками. Нужно нести что положено, выносить и переносить с места на место, и не до прогулок. Словом, вечером. Когда звезды, не дожидаясь того, что у людей появится свободное время посмотреть им в глаза, появляются над головой.
Когда я успеваю зайти домой, позвонить маме и сказать, что все в порядке, и что все автобусы повсюду приходили вовремя
Тогда и только тогда, через дорогу, за «Таверной», словно щелкает выключатель, исчезает шум большого города, воздух становится «чист и прозрачен, как вино», о чем Наоми Шемер знала не понаслышке, он именно таков, этот воздух, и именно здесь…
Мы говорим о поэзии. Собственно, о чем еще можно разговаривать с видом на огни древнего Иерусалима? Ну, хорошо, еще об истории – только древнейшей, современная сейчас как-то не вовремя.
О современной часто вспоминается днем, особенно, когда смотришь новости, лихорадочно переключая каналы. Но не здесь и не в такое время дня…
Для вечерних бесед куда как уместнее царь Давид или, скажем, Семен Гринберг, иерусалимский поэт, пишущий об автобусах…
Мне кажется, чудится, наверное, я брежу – этот город меняется сам собой, стоит только отвернуться. На улице Агриппас совсем недавно был проход на Яффо близко к базару, то есть не к самому базару, а тому шлагбауму, за которым всегда стоит полицейский пост. Так вот, прохода больше нет. На его месте появилась стена, улочку закрыли, идет строительство.
А со стороны Яффо виднеется просвет между домами – там же, где и был прежде! только ведет он в другой конец Агриппас. И никакой стройки оттуда не видно…
Город меняется, но заметить это трудно, наверное, нужно выпасть из состояния здесь и сейчас, настроится на небо, и тут важно не потеряться…
Такой город непостижимый. Вы только вслушайтесь: «Е-ру-ша-ла-им…» Звенит небесная струна, и пустынный ветер летит ко Храмовой горе. Звездный шалаш опускается прикрыть мою беспечную голову от неведомых бурь, у него тут свои дела, но ему небезразлично и мое присутствие.
Улица под названием Ерушалаим, в Хайфе за последние пять лет стала короче, а пару домов поменялись местами, но живущие в этих домах люди привыкли двигаться ежедневно, не глядя по сторонам…
…Дома и пальмы, и хасиды, и автобусы, и продавец в магазинчике, которому можно было сказать: «Слушай, мы так близко от Стены Плача – почему же Он нас не слышит?» – «Наверное, задержка слуха, – со вздохом ответил продавец, который даже знал, о чем я – опять упал холод, ветер, куда Он смотрит вообще, не говоря про все остальное...
Это мой город, и страна довольно-таки своя, нескучно, ничего нельзя загадать заранее, все происходит само собой, особенно то, чего не ожидаешь. А чего ждешь изо всех сил – наоборот, не происходит, и Б-г с ним, это лишнее, Ему виднее...
Но иногда вдруг наваливается странное оцепенение, словно я нигде и никто. Словно мир летит мимо, а меня выключили из старой орбиты и забыли включить в новую.
Как-то шла по улице и померещилось, что она пуста от людей совсем, только стоят себе магазины, заброшенные за ненадобностью и мигает в изнеможении светофор...
Недавно один знакомый Ювальчик, иерусалимский житель двух лет от роду, хвастался маленьким братом. Братик родился буквально за неделю до этого. И красивый, кричал Юваль, и умный, и здоровый, чтоб не сглазить! А потом добавил с восторгом: «А вы знаете, как он плачет?!»
Если бы этот мир был придуман мной, в нем летал бы воздушный шар, пахло бы снегом, и ни разу не замерзая, мы бы шли куда-то за солнцем.