Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2007

Наталья Стеркина

КиноВидение

В пространстве ВГИКа невозможно быть вне темы кино.

И вот постепенно создается собственная карта мира — мира кино. Фильмы черно-белые, цветные, сепия. Игровые, документальные, полнометражные, «короткий метр», анимация...

На чем останавливается взгляд... На Майе Булгаковой в фильме «Крылья», на Алле Покровской в «Июльском дожде», на Александре Кайдановском в «Сталкере». Глаза, поза, жест. Да, еще Нона Мордюкова и Юрий Богатырев в «Родне» Никиты Михалкова. Эти узоры проявились сейчас, их осветил луч памяти. Есть, конечно, и другие имена…

Как и в поэзии, в кино должна быть «чара», сердце должно откликаться. Поэзия не о том, что А любит Б, а Б не любит А, и это плохо, — а вот, если Б полюбит А, сразу все будет прекрасно... Поэзия о том, что в схему не уложишь, поэтому-то больше всего ценится «послевкусие». Остается в памяти строчка, и она оказывается именно о том, что в душе существует как невысказанное, невыразимое, и когда все же наступает потребность быть понятым, достаточно процитировать, ну, скажем, Бродского: «Как жаль, что тем, чем стало для меня твое существование, не стало мое существованье для тебя»...

В кино — тоже самое. Можно передать свое настроение, состояние, только сказав: «А помнишь, как...ну, например, Неелова в «Монологе?», и становится понятно, что ты такое особенное переживаешь.

Язык, на котором говорят киногерои, важен, как и язык литературы. Мы «слышим», например, Мармеладова в романе Достоевского, но мы «слышим» и Верещагина — героя Павла Луспекаева: не случайно «народный» фильм «Белое солнце пустыни» «растащили» на цитаты.

А вот в « Кин-дза-дза» Евгения Леонова помню: мимику, жесты, даже «ки –кю», а вот «не слышу» — выветрился аромат. Некому и нечего мне сказать этими «ки» и «кю».

Вероятно, меня очень занимает коммуникация. Связи возникают при обмене репликами, при обсуждении коллизий; цитирование, пересказ создают насыщенное эмоциями пространство.

До чего же захватывает пересказ интересной картины: «А он говорит... А она бежит и...»! Герои сходят с плоского экрана и занимают прочное место в памяти.

«Парниковый эффект» Валерия Ахадова — фильм человечный, в нем есть история, прекрасно играют актеры — Саша Якин и Елена Полякова.

Утро. Дребезжит будильник в пустом ведре. Сдернув с глаз черный защитный козырек (такие дают в самолетах), вскакивает с постели мальчишка. А спит он в ярко освещенной теплице, где полно цветов и растений. И бежит этот мальчишка на вокзал, где уже в поисках чемодана мечется приехавшая из провинциального городка Рита... В общем, судьба их сводит, и мальчишка — ему лет 12-13 — заботится о попавшей в беду старшей подруге… Парень готов, отсидев в колонии за совершенный ради женщины проступок, взять ответственность за нее и за ее ребенка…

В. Ахадова критиковали за «heppy end», но, по-моему, напрасно, здесь не нарушена гармония, а это главное.

Я бы вспомнила еще «Нелюбовь» Валерия Рубинчика. Тусклое, завораживающее состояние нелюбви чувствуется во всем: в видео и звукоряде, в пластике актеров Ксении Качалиной и Станислава Любшина. Режиссером уловлено нечто неуловимое, бережно передано. Нелюбовь... Что это? Посмотрите Рубинчика.

А вот о фильме «Письма к Эльзе» Игоря Масленникова (режиссер широко известен по картинам «Приключения Шерлока Холмса» и « Зимняя вишня») писали и говорили мало. Фильм о безгрешных, хрупких людях: о вечной девочке Оле (Юлия Маврина), делающей бабочек из шелка, о кукольнике Коле…

Есть ли место им среди прагматиков, циников да просто равнодушных? Оля находится в психиатрической лечебнице, там же живет и гордая красавица Эльза (ее прекрасно сыграла Алла Демидова), — только там могут порадоваться Колиной сказке про девочку-бабочку.

Все эти три картины, которые я упомянула, объединены тонким, нешаблонным видением мира. А еще бы я присоединила к этой «тройке» фильм «Фокусник» Петра Тодоровского, возможно самый сильный из них... Фильм поэтичный, нежный, грустный и... смешной.

А вот кто всегда очаровывает, так это Кира Муратова.

Кино — искусство? Фильмы Киры Муратовой дают ответ на вопрос: «Да, несомненно». Фильмы разные, но все они — образец гармонии стиля, ритма, пластики и, безусловно, блестящих актерских работ. В « Настройщике» великолепны и Алла Демидова, и Нина Русланова, и Рената Литвинова.

Рената Литвинова интересна и как сценарист; ее парадоксальные, нервные, жесткие тексты мне нравятся.

В некоторых фильмах рядом с Литвиновой появляется Инга Оболдина, очень интересная актриса. Она украсила фильмы Веры Строевой «Небо. Самолет. Девушка» и Андрея Эшпая «Многоточие». Вот уж действительно, «героиня второго плана» — сыгранные ею персонажи запоминаются, в каждой героине видна судьба.

Чулпан Хаматова… Мне она всегда нравится, — особенно, в фильме «Время танцора» Вадима Абдрашитова. И конечно, в картине Валерия Тодоровского «Страна глухих» в паре с Диной Корзун.

Зрителю подчас хочется сверить свои впечатления с мнением компетентного критика.

Как интересно смотреть дебютные фильмы, так же точно увлекательно читать первые работы «начинающих» киноведов.

Вот размышления молодого человека, Виталия Акимова, поступившего во ВГИК в 1968 году.

«Иллюзия кино: показать крупным планом то, чего мы порой не видим в жизни...

Критик должен чувствовать эпоху, в которой он живет. Не зная хорошо состояния дел в обществе, невозможно оценить общественную значимость произведения, угадать реакцию зрителей, последствия.

Критик должен уметь «ловить», чувствовать тенденции в искусстве, отбирать из них плодотворные и отбрасывать изжившие себя.

Насколько важно, чтобы произведение искусства на современную тему опережало эту современность, настолько важнее, чтобы критика, задача которой выражать «интеллектуальное сознание общества», тоже его опережала.

Бондарчук проиграл в «Войне и мире», потому что он, «увлекшись Толстым», начисто обрезал социальные связки между своими героями. Все — сами по себе. А в результате — картинка-иллюстрация.

Ведь толстовская философия (Бондарчук, кажется, ее хотел показать) вырастала из социальных отношений в обществе, из отношений, возникающих между людьми, на базе их экономического положения. Об экономике Толстой понятия не имел. Но он умел «ловить» именно общественные отношения, а не образы, а Бондарчук хотел «поймать» второе без первого».

Все эти «заметки» из архива уже ушедшего из жизни человека. Он не стал известным писателем, хотя и написал интереснейший саркастический роман «Галстук Зеленого змия», он не стал известным кинокритиком, хотя считался самым талантливым на курсе. Он любил кино, размышлял о кино, анализировал, критиковал. В 1968 году ему было 20 лет.

Документальное кино люблю не меньше игрового, способ мышления режиссера-документалиста, возможно, даже ближе. Когда видишь запоминающиеся лица, нестандартные ситуации, странные истории, хочется не позволить этому богатству кануть в «реке времен». Документалистам это порой удается.

Марина Голдовская… «Власть соловецкая», картина, увиденная в начале 90-х, сильно «зацепила». Позже довелось посмотреть «Дом с рыцарями» — о жителях арбатской коммуналки. Портреты, рассказы, интерьеры, фотографии — и эпоха воссоздана режиссером. Голдовская — мастер композиции. Ее «портреты» запоминаются надолго.

Не забудешь и фильм Сергея Дворцевого «В темноте». Жизнь слепого старика дяди Вани захватывает и трогает. Опять вспоминается, как близок киноязык поэтическому слову. Слепой старик плетет сетки для лука, белая кошка прыгает со шкафа на диван, играет разноцветными клубками. Белый пушистый хвост — белая длинная нить, ветки за окном. Зима, оттепель, старик выходит на улицу, идут чем-то своим озабоченные, равнодушные люди мимо старого человека, поэта в душе, и только одна бабушка останавливается, бабушка-чудачка, и поет она, и кладет старику руку на плечо. Никаких сантиментов: снято строго, а душа откликается. А потом осень, а старик все плетет свои сетки, которые он предлагает прохожим. Он слышит скрип качелей, смех школьников. Он помнит, что качели были «голубенькие», он знает, когда у старших физкультура, и когда разбирают по домам младших... Фильм этот получил немало призов, и это замечательно.

Вообще, документальное кино, как мне кажется, будет занимать все больше места в кинопространстве. Документалистике труднее скатиться в попсу, в «мыло».

Хочется еще раз обратиться к заметкам В. Акимова:

«Лаконизм рождается в опосредовании «жизни человеческого духа». Выход из человеческого внутри в окружающее вне (обстоятельства, вещи, мимика, жест), выход через знак.

Опосредование + вкус + такт + чувство меры = выразительность.

Опосредование в широком смысле помогает отыскать приблизительную меру между героем и обстоятельствами.

Опосредование: глаза говорят больше, чем слова.

«Люди пьют чай, а между тем происходит крушение их судеб» — это ли не гениальный пример опосредования.

Великолепно владеет опосредованием Е. Габрилович».

Мне интересно обращаться к комментариям киноведов, сверять с ними свои ощущения, подчас учиться у них.

Приведенные записи Акимова кажутся мне свежими, невзрослыми, а это ближе к восприятию зрителя, настроенного в первую очередь на эмоциональный контакт, но и имеющего вкус к анализу, то есть зрителя-интеллигента.

Кино провоцирует на бесконечные разговоры о нем. Все мы в той или иной мере интерпретаторы, комментаторы — одним словом, «специалисты».

Модный ныне «арт-хауз», авторское кино, рождает особенно много мнений, споров, версий, оценок, ибо особенно ярко «скрывает», демонстрируя, личность автора. Его можно разгадывать без конца, не будучи уверенным, что «правильный» ключ когда-нибудь будет найден.

Видимо, не существует людей абсолютно равнодушных к кино, поэтому-то легко расположить к себе собеседника, задав вопрос: «А ты смотрел?..» Можно предложить поговорить о любимом фильме, а можно, напротив, сойтись во мнении, что фильм неудачен.

О кино можно говорить бесконечно.