Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2008

Евгений Попов

Как я прирастил собою Москву

Однако на Ярославском вокзале меня поджидало первое испытание: в сортире, на кафельном полу валялся «в собственном соку» пьяный вусмерть гражданин, а скучающий милиционер осторожно будил его носком своего служебного сапога, приговаривая малоразборчивое «бла-бла-бла» в ожидании медицинской «перевозки».

В общежитии мест не было, но я этому только радовался — нас, абитуриентов, разместили на раскладушках прямо в одной из аудиторий того Московского геологоразведочного института, куда я тогда поступил и который окончил. Радость была не напрасной. ЦЕНТРОВЕЕ жить просто было нельзя, институт помещался на Манежной площади, напротив Кремль, слева — ресторан «Националь», справа — Ломоносов в виде статуи. Поэтому когда я все же поселился в корпусе № 1 того студенческого городка, что до сих существует непосредственно за Киевским вокзалом на улице Студенческой, место это показалось мне глубокой окраиной, как в фильме Бориса Барнета с одноименным названием.

При Брежневе студенты собирали картошку в рекордные сроки

Шли годы. Сначала — учебы, а потом и просто годы. И ведь мне никто не поверит, но я, честное слово, вовсе не целился присосаться к Москве с целью дальнейшего в ней благоденствия. Вот почему получив диплом и сопутствующий ему ромбовидный знак под названием «поплавок», я отбыл обратно на родину, которая теперь стала для меня малой, потому что я уже тридцать с лишним лет живу в столице официально, здесь моя семья, работа, дом.

А путей остаться в Москве существовало тогда для молодого человека невероятное множество, несмотря на строгий полицейский режим этого вечного режимного города с хорошим снабжением дефицитными продуктами и советскую власть, которая была не в силах обеспечить этими продуктами все остальное население страны.

Можно было, например, жениться на москвичке с целью прописки — по любви или за деньги. Удивительно, но власть с этим мирилась, как будто уже тогда знала все про Святого Валентина, покровителя влюбленных.

Можно было целенаправленно строить карьеру, достигнуть успехов в учебе и общественной жизни, спланировать из комсомола непосредственно в КПСС, получить московское распределение, комнату в общаге, постепенно — квартиру в пятиэтажной «хрущебе», которых для решения жилищной проблемы выросло тогда в пределах Москвы великое множество, а нынешние московские начальники теперь даже и не знают, что делать с этими разрушающими на глазах панельными зданиями, где потолок находится на расстоянии от пола в 2 м 50 см.

Можно было пополнить собой армию московской лимиты, то есть временно, лет на десять, поступить на тяжелую, низкооплачиваемую работу (стройка, водить трамвай, подметать улицы, служить рядовым в милиции, где коррупция тогда существовала в эмбриональном состоянии) с перспективой укоренения в нашем городе-герое.

И так далее. Москва всегда дозировала количество приезжих и само пребывание в ней полагала наградой и льготой. Так, отслужившие свой срок провинциальные коммунистические шишки, все эти секретари обкомов партии, лидеры так называемых Советов депутатов трудящихся по выходе на пенсию частенько получали московское жилье и прикрепление все к тем же закрытым распределителям материальных благ, о чем в остальной части страны слагались саги и легенды. Требовались Москве и высокопоставленные специалисты: только получив вызов из Министерства, такой спец имел право обменять свою трехкомнатную кв. на любую ж\ пл в Москве, как гласили многочисленные объявления в «Справочниках по обмену».

Но можно было меняться на Подмосковье, а уж оттуда беспрепятственно в саму Москву. Что я в конечном итоге и сделал, переселившись сначала в старинный город Дмитров, а потом и в московскую коммуналку, чудную обитель разномастных граждан, живущих по сложным законам, описанным в произведениях Михаила Зощенко, Владимира Высоцкого, Василия Шукшина и многих других творцов, досыта хлебнувших советской власти.

Отринув свою природную скромность, опустив вопрос о масштабах дарования, я и себя вынужден отнести к подобным творцам, потому что, увы, тоже являюсь теперь профессиональным писателем. Однако в те времена, на излете зрелого социализма, мои сочинения почему-то казались тогдашней официальной идеологии «идейно-ущербными, близкими к клеветническим, с элементами цинизма и порнографии». Отчего в родном городе меня явно поджидало печальное будущее, как того витязя на распутье: спиться, сесть за «диссиду» или, наоборот, пополнить собою ряды советских конформистов, верноподданных правящей партии. А в Москве таковых, как я, было уже много, в Москве легко было раствориться, здесь вовсю циркулировали «самиздат», «тамиздат» и поговорка «всех партизан не перевешаешь».

Ах, сколько воды утекло за это время через Москва-реку в Оку, а затем и в Волгу, впадающую в Каспийское море! Советская власть сменилось совершенно другой общественно-исторической формацией, пока что не имеющей четкого научного определения, прежние шишки большей частью обернулись мелкими и крупными олигархами, банкирами, помещиками, капиталистами, дефицит стал профицитом, и теперь даже в провинциальных магазинах гражданин может купить все, что его душе угодно, а также съездить непосредственно из своего города на Канарские, например, острова или поохотиться, как американский писатель Эрнест Хемингуэй, в Африке, были бы денежки, не было бы, упаси Бог, войны. Я и многие мои друзья, коллеги, кто пока не помер, плавно переместились из разряда отщепенцев в полезные члены нового экзотического социума.

Комсомольская свадьба застойных времен

Да и сама Москва, где в конце XIV века проживало сорок тысяч человек, а на излете эпохи коммунизма уже более восьми миллионов, тоже преобразилась в правильном, на мой взгляд, направлении, хотя по-прежнему прирастает не только коренными, но и приезжими. Сияет новыми огнями, в свете которых люди по-прежнему влюбляются, женятся, рожают детей и, если применить новомосковский жаргон, пилят бабки.

Хотя… хотя в Москве ведь все приезжие, как в Америке. Разница лишь в сроках, когда москвич попал в Москву. Ведь согласно древнему преданию даже основатель Москвы князь Юрий Долгорукий, которому стоит памятник напротив бывшего Моссовета, едучи в XII веке из Киева во Владимир походя убил, не сойдясь в цене за свое высокое покровительство, боярина Степана Кучку, прежнего владельца территории будущего мегаполиса. Так что чего уж тут говорить о других правителях нашего государства, а тем более о простых насельниках нашего любимого города?

P.S. Готовясь сочинить все вышеописанное, я с целью творческого вдохновения вновь посетил тот студенческий городок на улице Студенческой, знаменитый своими корпусами, выстроенными в стиле «конструктивизма», и буйным нравом его тогдашних обитателей, один из которых, геолог по фамилии Гарибян, от ревности сразил метким выстрелом из пневматической винтовки лампочку в комнате своей неверной возлюбленной, жившей напротив, в общежитии СТАНКИНА (Станкостроительного Института). Прямо скажу, что мерзость запустения обнаружил я, бродя в милых моему сердцу пределах этого бесспорного памятника архитектуры, который, считай, теперь находится в самом центре столицы, уже шагнувшей за пределы преображенной Московской кольцевой дороги. Штукатурка домов облупилась, многие окна зияют, в упомянутом общежитии СТАНКИНА скученно поселились вьетнамцы, которых, правда, положительно аттестовала бабушка-вахтерша, что они не пьют, не курят, не дерутся, а лишь с утра до ночи «вкалывают на своем рынке». Еще я отчего-то обнаружил на территории студгородка «Библиотеку христианской литературы» для трех конфессий — протестантской, католической и православной, а также большое количество дорогих автомобилей с калужскими, тульскими, самарскими, чувашскими и даже североосетинскими номерами. Но это уже, наверное, совсем другая история.