Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2009

Сергей Белорусец

Председатель оргкомитета Фестиваля и премии имени Корнея Чуковского,
секретарь Союза писателей Москвы,
президент Фонда поддержки творчества Разножанровых детских авторов «РАДА»

Неисчерпаемый Чуковский

Перед застольем некоторые из гостей и хозяев побывали на переделкинском кладбище, где 31 октября 1969 года был похоронен Корней Иванович. Удивительно, но всякий раз в узком кругу вспоминая своего (да и нашего всеобщего) дедушку Корнея, Елена Цезаревна и Дмитрий Николаевич практически не повторяются, рассказывая эпизоды его жизни. Вот и на этот раз внуки были верны себе…

Дом-музей Корнея Чуковского в Переделкино

А 28 октября в доме 3 по улице Серафимовича при весьма невеликом стечении народа они же и все присутствующие тоже говорили о нем, жившем здесь с конца тридцатых до самой кончины…

Спустя месяц и три дня – 3 декабря 2009 года – в Большом зале ЦДЛ состоится торжественная церемония, посвященная закрытию Третьего московского фестиваля детской литературы имени Корнея Чуковского и вручению Литературной премии его имени.

В действительности премий – вовсе не одна. Их четыре. Обладателями этих премий в области поэзии, которые будут вручены уже вторично, станут современные детские авторы, пишущие на русском языке и работающие в игровой манере, характерной для творчества самого Чуковского.

Бессменным председателем взрослого жюри является писатель Эдуард Успенский, тесно общавшийся с Корнеем Ивановичем при его жизни, а теперь регулярно приезжающий в мемориальный Дом-музей Чуковского в подмосковное Переделкино.

Кроме взрослого жюри, свой вердикт вынесет и детское, присудив одному из поэтов премию читательских симпатий «Золотой крокодил».

Фестиваль и Литературная премия имени Корнея Чуковского инициированы Союзом писателей Москвы и Государственным литературным музеем (отделом «Дом-музей Чуковского в Переделкине») и проходят при поддержке Правительства Москвы.

Леонид Гомберг

Левитанский и Солженицын — скандал недели

Взгляд в девяностые годы через 15 лет

А дело в том, что несколько дней назад, в начале октября, в газете «Сегодня» было опубликовано письмо известного своими «неординарными» демаршами искусствоведа, галлериста и диссидента Александра Глезера с протестом против снятия с телеэфира на канале ОРТ еженедельной десятиминутной передачи Александра Солженицына. Письмо подписали около пятидесяти писателей, деятелей культуры и искусства: как же так, телевидение пытается заткнуть рот великому писателю, ратующему за свободу и процветание России! Разразился скандал, на что, вероятно, Глезер и рассчитывал.

В телепрограмме «Скандалы недели» он объяснил, что намерен продолжать сбор подписей под письмом протеста и в дальнейшем направить его руководству ОРТ и в администрацию Президента РФ. Он также грозил вспомнить свое диссидентское прошлое (это его собственные слова) и провести мощную демонстрацию в Останкино, а также «у тех зданий, где сидят люди, которые дают указания Благоволину». Если кто-то уже успел подзабыть, напомним: Сергей Благоволин в те годы занимал пост генерального директора ОРТ. Зная «кремлевскую кухню», А. Глезер справедливо полагал, что сам г-н Благоволин «на такой шаг по отношению к великому русскому писателю, патриоту, лауреату Нобелевской премии, не решился бы».

Забавно, что в письме А.Глезера среди главных гонителей «патриота и лауреата» был назван поэт Юрий Левитанский, который, мол, в своем выступлении на Совещании молодых писателей Москвы поддержал решение руководства ОРТ о закрытии передачи А. Солженицына. Пикантность ситуации состоит в том, что в предыдущий период истории нашей страны Юрий Левитанский неоднократно подписывал письма в защиту А. Солженицына и других диссидентов; подчеркнем: в застойную пору, когда за это можно было схлопотать серьезные неприятности.

Правда, в последние годы (т.е. в начале 90-х годов) Левитанский, как и многие либеральные интеллигенты, отнюдь не испытывал восторга в отношении общего характера деятельности писателя и, в частности, высказываний и работ А.Солженицына. Об этом он не раз честно говорил коллегам, журналистам, друзьям.

Пример — журнал «Грани» №235: материал Татьяной Жилкиной «…Где-нибудь в Прошлом или Грядущем».

«Уже тогда (в период публикации в «Новом мире» повести «Один день Ивана Денисовича» — Л.Г.) не надо было быть провидцем, чтобы понять — появился крупный писатель. Вообще история Солженицына — поразительная. На поверку вышло так, что он фигура трагическая и сегодня. При всей невероятности совершенного им подвига, уникальности его судьбы, он относится к литераторам той словесности, которая предельно идеологизирована и политизирована… Когда советская эпоха завершилась, вдруг оказалось, что то, что сделано им — страшно признаться в этом, но увы!— теряет и смысл, и читательский интерес. Утрачивает интерес и будет утрачивать дальше, как это ни огорчительно». (Стр.29)

И дальше: «Я искренно готов преклониться перед Солженицыным за все, что он сделал, но у меня свои воззрения и понимания. Живя там, я не стал бы советовать, как обустроить Россию людям, живущим здесь. В этом есть некоторая бестактность». (Стр.31)

Совершенно очевидно, что пассаж Юрия Левитанского на Совещании молодых писателей Москвы сохраняет тональность слов, приведенных Т. Жилкиной. Вообще-то выступление поэта было посвящено другим проблемам — новым, опасным тенденциям в современной поэзии, а шире — поэзии в переходный период жизни общества. Слова о Солженицыне он поставил в самый финал своего выступления. Фактически он уже закончил свою короткую речь. Кто-то может подумать, что поэт сделал эффектный финал — этакий фейерверк с шампанским в конце вечеринки. На самом деле, это не так: Левитанский до последней минуты тянул, видимо, до конца так и не решив, стоит ли говорить об этом со столь серьезной трибуны.

И все-таки он их произнес:

«То, что сняли передачу Солженицына, — ну, не знаю, может быть, это плохо. Свобода — это, на самом деле, прекрасно. Хотя мы сегодня, не имеющие никакого опыта, ни малейшего, как жить в свободе, мы многое путаем, перепутываем… Александр Исаевич Солженицын, перед которым я преклоняюсь… что он в последнее время говорил, это мне тоже очень не нравится. Но дело не в том, что кому-то нравится – не нравится, он что-то говорил такое, что, как я думаю, не на пользу нашему нынешнему отечеству, а скорее во вред. И то, что этой передачи не стало, я думаю, это вполне справедливо, и не знаю, какими соображениями руководствовались эти люди. Н Солженицын тоже должен подумать, где он живет, когда он живет, и что он должен, обязан говорить».

Программа «Скандалы недели» предоставила слово и генеральному директору ОРТ Сергею Благоволину, который «на голубом глазу» заявил, что страна вступила в период предвыборной борьбы, и поэтому политическая информация должна быть дозированной. В самом деле, многие политические фигуры забеспокоились: почему, если можно выступать Солженицыну, то нельзя и им? Самое интересное, что С.Благоволин сказал чистую правду. Может быть, кто-то об этом уже забыл, но тогда некоторые серьезные политики видели Солженицына возможным будущим президентом России. Сегодня это кажется забавным курьезом, однако регулярные телевизионные выступления недавно прибывшего из-за рубежа писателя, начавшиеся еще в конце августа 1994 года, казалось, и самом деле могли подорвать сложившуюся расстановку сил.

Разумеется, Левитанский в преддверии предвыборной свары, как всегда, стоял в стороне от главных боевых позиций, по мере сил сочувствуя все еще сохраняющим остатки прежнего влияния «демократам». Вряд ли он связывал А.Солженицына с какой-то влиятельной политической силой. Ему казалось, что навязчивые поучения столько лет прожившего «за бугром» корифея просто дезориентировали и без того замороченную публику. Позицию Юрия Левитанского в то время можно выразить несколькими простыми словами, сказанными еще накануне возвращения мэтра в Россию:

«Что касается Солженицына, мне не интересно, приедет он или нет. Нужно ему — пускай приезжает — его личное дело. То, что это нужно России — тоже чепуха. России нужно, чтобы люди перестали нищенствовать и как-то более-менее достойно жили в этой стране». (Стр.30)

Наконец, журналист «Скандалов недели» предоставил слово самому Левитанскому…

«Я не вижу в этом нужды сегодня — защищать Солженицына, — сказал он. — Мне сама эта мысль смешна, когда Глезер защищает Солженицына от меня… Я не враг — ни Солженицыну, ни всему тому хорошему, что в словесности нашей происходит… Я не уверен в чистоте намерений тех, кто все это затеял. Думаю, что есть основания у меня не доверять этому: письму, подписанному группой литераторов, которое было в газете «Сегодня», — там есть достойные люди, люди, близкие мне… Мне неловко называть имена, но несколько из них мне уже звонили, чтобы извиниться передо мной, потому что они не знали, где я выступал и о чем говорил. А письмо, которое им предложили подписать, они не видели даже в глаза, а по телефону поставили подписи… Вот это нравы этих борцов за свободу слова и за справедливость…»

Собственно, после этих слов инцидент представлялся исчерпанным. Участники не видели сущностного смысла в продолжении распрей, ибо, во-первых, публике бросалась в глаза вопиющая абсурдность сюжета, и ,во-вторых, организаторы демарша неожиданно оказались уличенными в элементарном подлоге. Авторы этой истории вдруг приоткрыли неблаговидные задворки своих намерений. «Скандал недели» иссяк, не получив нового импульса к развитию. А урок остался. Но по случаю отсутствия у нас талантов великого русского баснописца мы не станем формулировать «мораль сей басни», а предоставим это читателям.

В. К.

Признание

Марина Сальтина. Поезда на Монтеррей. Рассказы. – М., «Голос Пресс», 2009

Но все ее рассказы – опубликованные в новой и предыдущей («Опаловый флакон Пенелопы», М., «Голос-Пресс», 2007) книгах, как и в журналах «Наша улица», «Казань», «Меценат и мир», «Грани» – читаются легко и с интересом. Они непременно заставляют вспомнить О.Генри – тем, прежде всего, что тоже являются гротескными юморесками. И, что еще важнее, они долго не выветриваясь из памяти, заставляют задуматься…

В этом заключается и сходство Марины Сальтиной с такими авторами, как Ильф и Петров, Зощенко, Задорнов… И в этом же непременная гарантия скорого и весьма серьезного успеха писательницы.

Люди на ее страницах, словно живые: и в рассказе «Арбуз», где речь о непростых отношениях бабушки и внуков, и в «Бесплатном сыре» – о нашей привычке к широко распространившемуся мошенничеству, и в «Примерке» – об усталом старике, приведшем внука в парикмахерскую и улегшемся в бутафорский гробик…

Герои Сальтиной спорят между собой, конфликтуют с родителями и детьми, с системой, с чиновниками, друг с другом, надеются на счастье и удачу, ждут, хитрят, обманывают и обманываются. Каждому хочется счастья, радости, любви и благоденствия… Мало что кому удается, но сдаваться никто (даже упомянутый в предыдущем абзаце), как правило, и не думает.

Масштаб рассказа «Слезы и песни Марии Конопницкой» представляется поистине космическим, вселенским. Сюжет его чрезвычайно прост. «Сумасшедшая режиссерша студенческого театра… раскопала в какой-то польской провинции фестиваль поэзии какой-то Марии Конопницкой, сделала со своими студентами спектакль на польском языке и на свои деньги собралась везти этот спектакль в Польшу». Парткомов к тому времени уже не существовало, но бдительность осталась. Вместе с труппой отправляют на фестиваль идеологического работника Гориславу Свиристелкину – за счет института, разумеется… Театр добирался до Варшавы на перекладных; Свиристелкина же с комфортом ехала в фирменном поезде «Полонез». Потом она довольно долго дожидалась труппу в «Доме Полонии», откуда их повезли дальше на автобусе.

Городок, где проходил фестиваль, Свиристелкиной «показался так себе. Низкие домики. Мелкая речка. Костёл. Этнографический музей. Магазинов мало». Понятно, что писательница характеризует здесь не географию Польши, а свою героиню. На это же работают в рассказе и брехливый пес Зубик, и директор Дома культуры пан Обажанек, который «…как две капли воды был похож на короля Владислава Ягайло».

Когда Свиристелкина зачитывает написанный кем-то доклад о неведомой ей прежде польской поэтессе («Да кто ее вообще знает, кроме специалистов?!»), в зале появляется сама Мария Конопницкая со всем своим окружением. «…По бескрайнему полю, по черной вспаханной земле шли сеятели. Широкими взмахами они разбрасывали семена. Впереди шла женщина в шляпе, вся в черном, она тоже разбрасывала семена». Девушки в венках набирали у колодца воду и расходились. Пес Зубик, весело задрав хвост, бежал за дамой в шляпе…

До докладчицы долетели такие слова: «А я говорю вам, что Богу тоже знакомы бессонные ночи». И в ее темной и неповоротливой душе произошел какой-то сдвиг…

Писательница всегда заинтересованно и с чувством искреннего сострадания повествует о своих героях – обитателях коммуналок, мелких служащих, продавщицах – будь они просто запутавшимися и заблуждающимися людьми или даже отпетыми алкашами и кретинами… Что уж говорить о тех рассказах, где действуют императрица Елизавета Петровна («Лебедь белая»), Кортес и Монтесума («Колыбельная») или где тонет «Титаник» («Звездопад»).