Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2010

Виктор Гин

Я не хочу терять друзей

В 1974-м году я попал на заключительный телевизионный фестиваль с песней «Поговори со мною, мама». Володя Мигуля, автор музыки, рассказывал мне, с каким скрипом песня прошла на этот фестиваль: шеф телевидения Лапин запретил популяризировать песни авторов-евреев. Он вслух кричал на редакторском совете, просматривая записи «голубых огоньков»: «Что за еврей там в кадре? Убрать его и песню!». Редакторы были запуганы Одна из них облегченно вздохнула, увидев славянскую внешность Володи Мигули, а то кто-то по ошибке записал его фамилию – Мигуль, и все встревожились: Гин – явно какой-нибудь Гинзбург, а тут еще неизвестный Мигуль. Но, слава Б-гу, все прояснилось, и песню допустили к фестивалю. Вообще мы с Володей предполагали ее показать Людмиле Зыкиной, но она оказалась на гастролях, и посетивший столицу Мигуля не стал долго раздумывать, когда песня пришлась по сердцу восходящей эстрадной звезде Валентине Толкуновой. Сейчас, спустя десятилетия, я отлично понимаю, что благодаря Его Величеству Случаю мы с Володей попали «в десятку», потому что убежден, что песня живет долгие годы только в том случае, если помимо слияния в одно целое музыки и стихов она еще ложится на голос исполнителя.

В полутемном зале студии Останкино шла репетиция предстоящего вечернего гала-концерта «Песня-74». На сцене – оркестр радио и телевидения под управлением Силантьева. Каждому исполнителю дано время только на единственный прогон песни с оркестром. На большее нет времени. И вот я вижу на сцене Валентину Толкунову, настоящую русскую красавицу. Оркестр начинает играть, а певица молчит. Силантьев с тревогой смотрит на нее, но времени у него нет, он доигрывает оркестровку до конца.

– Что-нибудь не так? – спрашивает он Валентину.

– Нет-нет, мне надо было только послушать, как играет оркестр, – отвечает она и сходит со сцены, куда уже устремляется очередной исполнитель.

Я подхожу к Толкуновой и говорю:

– Валя, я хотел бы с Вами познакомиться. Я автор этой песни, поэт Виктор Гин.

Она расширила свои и без того большие глаза, раскинула руки и воскликнула:

– Милый ты мой! – и заключила меня в объятья.

Ощущение было такое, что мы встретились после долгой разлуки, два близких друг другу человека. И больше мы не расставались до сегодняшних дней. Я стал свидетелем многих перипетий творческой и личной жизни певицы.

В те далекие 1970-е Валя была влюблена в прибалтийского журналиста. Роман оказался непрочным, потому что ее избранника не устраивали частые гастроли артистки. Она очень тяжело перенесла этот разрыв и с головой погрузилась в работу. Дома бывала редко, а в момент отсутствия в ее маленькой квартирке на улице Чехова жили бамовки, ткачихи из Иванова и другие бесчисленные поклонницы Толкуновой, ее случайные приятельницы. Популярность певицы росла с каждой новой песней. Это и понятно: Валя никогда не пела проходного текста, незадушевной мелодии. И каждая исполненная ею новая песня находила отклик в сердцах миллионов слушателей и зрителей. Казалось бы – все прекрасно. Но Валю терзала неудовлетворенность собой: ей казалось, что она однообразна, не ищет себя в новых формах.

– Вот смотри, – говорила она мне, – Пугачева все время разная, экспериментирует, а я топчусь на месте.

Однажды я не выдержал ее постоянного самобичевания и сказал:

– Валя, пока ты на своем золотом коньке-горбунке, то есть в своем жанре, у тебя всегда будет своя аудитория, и Пугачева для тебя – не пример. Вот Галина Ненашева решила, что ей надо петь рок. Ну и где теперь Ненашева со своим роком?

Не знаю, убедил ли я ее, но русско-эстрадному направлению Толкунова не изменила ни разу. И осталась единственной и неповторимой.

Однажды я совсем «обнаглел» и сказал Вале:

– Что ты себе думаешь? Ты такая нежная, заботливая. Нужно рожать ребенка, тебе уже за тридцать.

Она засмеялась. Я не знал, что она в то время вот-вот должна была выйти замуж. На сей раз ее избранником стал журналист-международник Юрий Папоров. У них родился сын Николенька, в котором она не чаяла души. Как-то я спросил шестилетнего мальчишку в присутствии всей семьи:

– Что ты будешь делать, Николенька, когда вырастешь?

– Я хочу иметь миллион, – не задумываясь, ответил мальчик.

– А что ты будешь с ним делать?

– Я куплю себе машину.

– Но ведь у мамы есть машина.

– А я куплю еще одну.

– Ну, хорошо, а что еще?

– Я куплю себе дом.

– Но ведь для того, чтобы это все купить, надо очень много работать. Посмотри, как мама твоя много работает.

– Вот, слушай, сынок, что тебе дядя Витя говорит.

Работала Валентина, в самом деле, на износ. В семье были проблемы: уехал в Мексику муж – писать книгу о Троцком. И Валя осталась соломенной вдовой на десяток с лишним лет. У брата Сережи не клеилась личная жизнь со своими женами. Кроме того, у него были трудности с устройством на постоянную работу. И Валя приняла его в свой гастрольный коллектив. Сережа имел хороший голос, но в основном постоянно пел в концертах одну-две песни, то есть не рос творчески. Короче говоря, всю свою жизнь Валентина Толкунова пахала, как хорошая рабочая лошадка, чтобы семья не чувствовала недостатка ни в чем. Мама, брат, сын – самое святое, что было в ее жизни.

В марте 1982-го года в ленинградском Театре эстрады прошли два моих авторских вечера. Валя приехала вместе со своим концертмейстером – Давидом Владимировичем Ашкенази. Через его руки прошли лучшие мастера российской эстрады от Вертинского и Изабеллы Юрьевой до Валентины Толкуновой. Я считаю, что именно он сформировал Толкунову как уникальную актрису. Я был свидетелем его репетиции с Валей у меня в доме. Это настоящий мастер-класс. А концертмейстеров такого ранга я в своей жизни знал только двоих: его и ленинградца Михаила Аптекмана. Оба участвовали в моих вечерах. Когда играл Ашкенази, Аптекман стоял за кулисами и смотрел, как он это делает, а когда играл Миша Аптекман, с восторгом смотрел на него старый мастер Ашкенази.

Вскоре после этих вечеров Валя пригласила меня в гастрольную поездку в качестве ведущего ее концертов. У меня к тому времени был статус артиста, автора-исполнителя «Ленконцерта». А Толкунова работала в «Москонцерте». Были некоторые бюрократические сложности с принятием меня на работу: я не имел московской прописки. Но Валя все утрясла, и я поехал с ней в длительную поездку по Украине и Казахстану. Сопровождал Толкунову оркестр народных инструментов в 30 человек.

Дирижером и художественным руководителем был Игорь Крутой, прекрасный пианист и дирижер. Кто мог подумать, что через некоторое время этот мальчик станет у руля шоу-бизнеса и будет иметь влияние на каналы центрального телевидения, в программы которого не подпустят не только меня, но и народную артистку Валентину Толкунову. Ну а пока мы успешно гастролировали. У меня не только была функция ведущего, но и собственный 20-тиминутный номер: я придумал антиалкогольные куплеты на темы популярных эстрадных песен. Сам же и пел их своим поэтическим голосом. Игорь Крутой мне аккомпанировал. Поездка была нелегкой. Например, в городе Шевченко (кто бывал в Казахстане, знает, что дневная температура летом там переваливает за сорок) у нас было по два концерта в день. Второй концерт кончался в полночь. И уставшая Валентина Толкунова еще находила в себе силы побеседовть в гостинице с дежурной по этажу, внимательно выслушивать ее семейные проблемы. Каждому зрителю на ее концертах казалось, что Валечка – она своя, прямо из народа вот только вышла – и поет. Но это было не так на самом деле. Валентина Толкунова была, как говорится, у себя на уме, обладала очень даже властным характером (о чем великолепно знают артисты созданного ею театра или музыканты ее оркестра), прекрасно разбиралась в политической обстановке, знала цену некоторым влиятельным комсомольским и партийным работникам, много читала и с каждых гастролей отсылала домой чуть ли не контейнер дефицитной литературы, благо получала доступ на книжные базы благодаря своей известности.

Когда в стране бурные всходы дали ростки национализма, и его угроза стала реальностью, мы с женой приняли решение эмигрировать. Я потом написал в одном из стихотворений: «Я бежал не от России, я бежал от мракобесья». Впервые мы с Валей потерялись на значительный срок. Она приехала в Израиль на гастроли в 1994-м году. Мы очень тепло встретились. Она побывала у меня в гостях, мы с ней погуляли по нашему зеленому чистенькому городку. Вале захотелось походить по магазинчикам модной одежды. В одном из них она присмотрела несколько платьев и пошла за ширму их примерить. В это время в магазинчик зашли две моих знакомых русскоязычных дамы. Пока я с ними разговаривал о том, о сем, Валентина вышла в салон в одном из нарядов. Дамы потеряли дар речи: они не могли поверить своим глазам. А Валя, как ни в чем не бывало, обратилась к ним:

– Ну как, идет мне это платье, или нет?

Дамы заикались, бледнели и никак не могли прийти в себя. Вот в этом была вся Толкунова – обезоруживающая простота общения.

Я навестил певицу в номере ее тель-авивской гостиницы и спросил:

– Вот скажи, Валя, ты такая русская-русская, до того русская, что можешь быть знаменем России. Тебя, наверно, пытались использовать какие-то националистически настроенные политики?

Валя нахмурилась, пристально посмотрела на меня и сказала:

– У нас никто никого не использует. Это у вас сионисты вербуют весь мир.

На моей душе остался тяжелый осадок. Но Толкунова вместе со своей подругой, врачом из России, попала в тель-авивском торговом центре на Дизенгоф в один из самых страшных террористических актов. Подруга ее сильно пострадала, а Валю Б-г уберег, но все оставшиеся гастрольные дни она провела у подруги в больнице. Уезжая, сказала мне:

– Витя, я ничего не знала о вашей стране. У меня все сместилось на 180 градусов, И я тебе клянусь: никакой политикой больше интересоваться не буду.

Она стала глубоко религиозным человеком, многое в своей жизни пересмотрела. Стала постоянной паломницей иерусалимского женского русского Горнинского монастыря. Каждый год приезжала в Иерусалим и неделю-другую жила в этом монастыре, не извещая об это никого из своих израильских друзей.

Последний раз очно мы встретились летом в Москве, сидели в уютном открытом кафе, ели мороженое и говорили о сегодняшней эстраде.

– Песня, – говорила Валя, – формирует молодое поколение. Какая песня, такое растет поколение. Даже в самые застойные времена пропаганды и ложного патриотизма в песнях были романтика и даже некоторая наивность отношений. Как высокие чиновники не видят, что, отдав песню в руки денежных воротил, они растят пустое, бездушное, прагматическое, пошлое поколение? Исчезла из песни душа, мелодия. В текстах сплошной ресторан, шампанское, никакой профессиональной поэзии. В лирике – только «я тебя хочу», песни «про это». На сцене мяукающие жеманные кошки, хрюкающие бездарные пошляки. Это все дети или любовницы денежных мешков. Крутой надавно высказался: «Раньше были большие песни и большие артисты, а сегодня – маленькие песни и маленькие артисты». Вот и пишут школьницы в своих сочинениях, что хотят быть моделями или дорогими проститутками. А ведь это поколение станет взрослым, впитав в себя популярные сериалы о бандитизме.

Что я мог ей возразить? В голосе Валентины Толкуновой не было даже обиды на то, что всякие крутые ребята выбросили ее на дорогу забвения. А с ней вместе и других настоящих мастеров эстрадной песни. Конечно, не останутся в памяти людей никакие размалеванные поющие куклы барби, считающие себя сегодня «звездами», «принцессами», самыми экстравагантными, самыми непредсказуемыми, самыми откровенными – каких только титулов они себе не придумали. Вот не стало Валентины Толкуновой, – и какая волна человеческого горя, народной любви захлестнула весь русскоговорящий мир…

В ноябре прошлого 2009-го года Валентина Толкунова должна была приехать на мои юбилейные концерты по городам Израиля. Я знал, что певица борется с тяжелой болезнью, и не очень верил, что она приедет. Позвонил и услышал в ответ:

– Ну что ты, Витя! Я дорожу нашей многолетней дружбой и приеду обязательно. Гонорары меня не интересуют.

Концерты сорвались, потому что кое-кто, с кем меня связывали долгие творческие отношения и кого я по наивности идеализировал, посчитал, что им недостаточно заплатят.

Валя искренне расстроилась, узнав об отмене концертов. А потом были частые телефонные разговоры, потому что интернет был переполнен слухами о том, что Толкунова в реанимации, при смерти. По телефону мне отвечал бодрый Валин голос:

– Не верь никому. Все прекрасно. Я на гастролях в Кирове. В Твери. В Минске.

Все ее близкие тоже говорили, что все в порядке. Теперь я понимаю, что Валя так велела им говорить, потому что была верующей, уверенной, что все в руках б-жьих, и пусть все будет, как будет.

Не стало Валентины Толкуновой. Пройдут года, а для меня это всегда будет «вчера», боль всегда будет свежа и остра. Валентина Толкунова встала в один ряд с Вадимом Козиным, Изабеллой Юрьевой, Александром Вертинским, Леонидом Утесовым, Клавдией Шульженко, Людмилой Зыкиной. Вот оно – истинное достояние России, золотой фонд ее песни. Я смотрю сейчас наспех состряпанные телепередачи, смотрю в бесстыжие глаза некоторых лицемеров и вспоминаю слова романса на стихи Евдокии Ростопчиной, современницы Пушкина, романса, который так блестяще исполняла Валентина Толкунова: «Здесь не с кем разделить ни мысли, ни души».

Не стало Валентины Толкуновой…