Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2007

Константин Ронинсон

Явление Слова

Друг или враг?..

Несмотря на убедительные победы разума над этим «лучшим даром, которым человек высоко поставлен над всем творением» (В.Белинский), слово продолжает оставаться «великой тайной, которую человечество раскрывает более двух тысячелетий» (Ян Парандовский, «Алхимия слова»). И в то же время благодаря ему человек освоил самый тонкий из языков — «язык ощущений и чувств» (Р. Музиль, «Человек без свойств»).

Почему родной язык поэт называет «коварным»? Ответ находим у Н. Гоголя: «Слов не много, но они так точны, что обозначают все». И он же: «В каждом слове бездна пространства; каждое слово необъятно, как поэт» («Арабески»).

Вот она — ловушка для поэта: в «бездне пространства» слова, т.е. в «необъятности» его смыслового наполнения.

Чтобы осознать подлинный смысл стихотворного слова, важно проникнуться его родословной. Каждая исторически обозримая цивилизация, оставившая о себе память в слове, им же и расшифровывается, но его нужно очистить от смысловых, стилистических, идеологических, этнографических и прочих наслоений подобно тому, как освобождают старинное художественное письмо от позднейших подновлений, перезаписей.

Слово — не что иное, как сгусток смыслов, которые в него вкладывали все поколения, и кто врос в него, т.е. те самые его творцы и художники (из воспоминаний Н. Мандельштам). «Забвение корня (языка) в сознании народном отнимает у всех образовавшихся от него слов их естественную основу, лишает их почвы… Понятные для отцов, повторяемые по привычке детьми, они явились совершенно неразгаданными для внуков» (А.Афанасьев, «Древо жизни»).

У самого языка есть свойство освобождаться от чужеродных элементов. Уловив способность русского языка усваивать иностранную лексику, Белинский писал: «…Гений языка умнее писателей и знает, что принять и что исключить». У И.Бродского этот же тезис через столетие прозвучит более остро: «Язык порождает поэтов, а не поэты порождают язык» (из ответов на вопросы журналистов при получении Нобелевской премии по литературе в 1987г.).

Такая избирательность слов неуловима для сознания, но это самый надежный помощник поэта в работе над текстом — очищает слух, настраивает интуитивный поиск самого нужного, единственного слова.

А.Герцен в «Письмах об изучении природы» отмечал: «Слова не до такой степени вбирают в себя все содержание мысли, весь ход достижения, что бы в сжатом состоянии конечного вывода навязать каждому истинный и верный смысл своей; до него надобно дойти, процесс развития снят, скрыт в конечном выводе... Это своего рода заглавие, поставленное в конце».

И все же «словам надлежит подчиняться», — считал M. Монтень («Опыты»). Хотя «нет ничего более великого и слабого, чем слово» (И.Тургенев). Н.Некрасов, писавший ясным, конкретным слогом, убежден, что «слово всегда есть, но ум наш ленив». «Слово — одежда всех фактов, всех мыслей», — утверждал М.Горький. Более того, говоря о Гоголе, В.Розанов отметил: «Можно сказать, что лицо русского человека он видел под формою русского слова». Здесь имеется в виду не столько персонификация слова как описания, зрительного портрета, когда определение передает оценочное свойство персонажа, сколько его духовный облик, внутреннее лицо.

«Живое слово богато и щедро. Человек нашел слова для всего, что обнаружено им во вселенной... его окружающей» (С.Маршак). О.Мандельштам призывал прислушаться к душе в поисках необходимой ассоциативной адекватности: «Зачем отождествлять слово с вещью, с предметом, который его обозначает? Разве вещь хозяин слова? Слово – Психея» («Слово и культура»). К. Бальмонт так же считал, что «в душе создалось первозданное Слово…»

Эстафета

Поэт Василий Жуковский

«Со времен Жуковского поэтическое слово стало многозначным. Сквозь его основное значение мерцают значения дополнительные, порождаемые контекстом. Стоит употребить слова в чуть-чуть необычном сочетании, как происходит сдвиг значений, за первым значением открываются неожиданно новые. После Фета, символистов, крупнейших поэтов ХХ века эта манера достигла предела изощренности» (Из книги В. Баевского о Д. Самойлове). Действительно, со временем слова «устают», слово может даже «умереть», или, как и деньги можно «чеканить новые слова» (А. Франс). Бывают «слова, отполированные до потери смысла» (В. Маяковский)… и хотя «слова принадлежат веку, а мысли векам» (Н. Карамзин), у И. Бунина на этот счет несколько иное мнение: «Молчат гробницы, кости – бессмертно слово» («Слово»).

Т. Элиот считал, что «поэт старше, чем другие люди, … а искусство больше, чем поэт, … потому что Слово в самом Мире ради мира…» (Н. Гарин, «Век Джойса»). Во всяком случае: «Слово было ранее числа» (Б. Слуцкий «Физики и лирики»).

Очень интересные поэтические размышления о словах-долгожителях и тех, чей век короток, мы находим у лауреата Нобелевской премии по литературе (1948 г.), присужденной «за приоритетное новаторство в становлении современной поэзии», англо-американского поэта-философа Томаса Элиота:

«Элиот считал, что поэзия подобна сну: она создается «на границах сознания, где слова как таковые теряют свое смысловое значение»» (И. Гарин, «Век Джойса).

Поэт Константин Больмонт

Отзвук времени в слове почувствовал К. Бальмонт:

На рубеже XX в. поэтическая нива оказалась решительным образом вспахана новоязовским поколением, открывшим неведомые прежде лексические пласты, языковую фактуру. Критическую массу «отполированных» слов поэтического языка прорывают новые словоформы, рифмоформы, смыслоформы, звукоформы…

После пушкинской поэтики появляется поэтика Маяковского, изменившая характер стихосложения и «мелодику поэтического слова». Опыты со словом А. Крученых, В. Хлебникова и других поэтов русского декадентства «Серебряного века» отозвались со временем мелодичным отзвуком их поэтических экспериментов.

Иосиф Бродский

Во след за Маяковским, Мандельштамом и другими поэтами в русскую поэзию ворвался И. Бродский. По меткому замечанию, он «свалился в русскую поэзию с памятника Пушкину» (из кн. Евсеевых в статье С. Краюхина). На фоне «монохромного XX века» (по выражению самого поэта) его феерический многомерный, многозвучный опыт выстраивания новых изобразительных поэтических стандартов сродни джазовым композициям, которые, тем не менее, опираются на классику. Недаром Нобелевская премия по литературе (1987) Бродскому присуждена «за всеобщее творчество, проникнутое ясностью мысли и поэтическим накалом».

Изумительно заканчивается это почти сюрреалистическое художественно-документальное кинематографическое полотно:

Поэт Иосиф Бродский

Здесь поэт очеловечивает «глаголы»-метафоры, наделяя их свойствами «существительных», т.е. людей, но обезличенных, лишенных сущностных свойств («без существительных»). Они уравнены в безликости («похожие на чужие головы глаголы») и социально, в отличие от живущих этажами выше, обитая почти на «дне» («в подвалах»), голодные, голые, но в атмосфере «всеобщего оптимизма». «Глаголы» как пожизненные механизмы выполняют свои глагольные функции: рождаются, говорят, работают и т.д. (написано в 1960-м!). Сбивчивый ритм строк, призрачность рифм, интонационная монотонность глаголов как части речи и «глаголов» как персонажей — это те самые приемы стихотворчества, которые придают тексту внутреннюю напряженность, подвижность, вызывающие эмоциональную отзывчивость при чтении небольшого, но многозначительного произведения.

Бродский убежден в том, что «пока есть такой язык, как русский, поэзия неизбежна» (из ответов на вопросы). Таков российский Поэт Иосиф Бродский – опальный Нобелевский лауреат, открывший в XX в новую страницу русской поэзии!..

Итак, способно ли Слово передать трепет человеческого сердца, воспроизвести глубинные движения души, взлеты и вибрацию духа, мельчайшие импульсы мысли, оттенки видений Поэта?..

К. Бальмонт на этот вопрос мог бы ответить следующими строками:

Блок бы ответил так:

А чем ответит будущий поэт?!