Январи

Не ропщу, не мыслю, не мечтаю.

Жизнь пошла, хоть плюнь и разотри.

Нету августа, и сентября, и мая –

Январи, сплошные январи.

 

Ветры копошатся по задворкам,

Темнота откусывает дни,

А душа по льду залитой горки

Катится в московские огни.

 

По проспектам, скверам, переулкам,

Сплевывая фразы в мишуру.

Ту, что матерком бросаясь гулким

Соберут таджики по утру.

 

Холодком разбуривает кожу

Фейерверков массовых стрельба.

Январем мои несчастья множа,

Остывает вялая судьба.

 

И бессмысленно года листая,

У окна торчу я до зари.

Октябрей вдали исчезла стая.

Январи, сплошные январи.

 

Поживем

На разломе привычной жизни,

В буре страсти, во взрыве гроз

От рождения и до тризны

Поживем еще? Вот вопрос?

 

Нас гоняли, пытали, били

И травили, и жгли огнем.

Нам такие достались были!

Поживем еще? Поживем.

 

И сегодня надеждам новым

Сбить бы спесь и убавить прыть.

Нам же ноги суют в оковы…

Поживем еще? Может быть…

 

Но мечты в дорогие дали

Буйным временем не сожгло.

Мы, поверьте, другими стали.

Поживем еще! Всем назло!

 

Ведь пройдя сквозь беду и смуту

Под пургою, жарой, дождем,

Мы себя закалили круто.

Поживем еще! Поживем!

 

Москва-Тольятти

За билет мне друзья заплатят.

Я без слов подчинюсь судьбе.

Скорый поезд «Москва-Тольятти»

через время летит к тебе.

 

И вздохнет в полусне плацкарта,

и проспит перегон молву.

Мимо смятых сугробов марта

скорый поезд летит в Москву.

 

Барабанят часы на стыках,

учащая сердечный стук.

Я спешу от любви до крика,

от улыбок спешу до мук.

 

Утром воздух гудок разрежет,

расчищая туманный путь.

Остановки все реже, реже,

и осталось совсем чуть-чуть:

 

обгоняющей электричке

помахать пятерней во след

и собрать, не спеша, вещички,

и сойти, и сказать: «Привет!»

 

Пустое время

Пустое время, не сказать бы хуже.

Ни бурь, ни катаклизмов, ни стихий.

И пузыри, кипящие на лужах,

Не просятся в уставшие стихи.

 

И мокрая скамья в пустой аллее

Не шевельнет уснувшие года,

И память ничего уже не склеит

И не уложит в строчки никогда.

 

Нахохлились в листве увядшей птицы,

Скрипят, как по стеклу металлом, дни…

Не пишется…

           Не помнится…

                                 Не спится…

 

Я гоню лошадей

Я гоню лошадей по замерзшему тракту.

Скрип полозьев и сиплый прозвон у дуги…

Та-та-та-та… Упавшему щедрому такту

Подпевает фагот баритоном пурги.

А за белой стеной, огоньками охвачен,

Вскользь мелькнет иногда теплый лик деревень

И кидаются звуки в возок на удачу:

Тавда, Таборы, Тара, Тобольск и Тюмень.

 

Пробивают копыта настилы в сугробах

И, размытые ноты в полете схватив,

Ветер пьет их, смакуя, и тянет на пробу,

И пытается втиснуть в щемящий мотив.

И, слегка осовев от безумной дороги,

И картуз передвинув рукой набекрень,

Я пытаюсь запомнить и выучить слоги

Тавда, Таборы, Тара, Тобольск и Тюмень.

 

Я гоню лошадей, от себя убегая,

От судьбы, от беды, от любви, от тоски.

А мотив, раздуваясь от края до края,

Мою странную жизнь зажимает в тиски.

По заснеженной зыби вдогон за мной мчится

Твоих звуков и запахов легкая тень.

Ретуширует снег незнакомые лица.

Тавда, Таборы, Тара, Тобольск и Тюмень.

 

И гоняя метель по российской глубинке,

Унесут меня лошади в темную даль,

Высекая подковами искры и льдинки,

Разрывая мечтой и надеждой печаль.

И взъерошится утро усталой зарею,

И, слепя, обожжет возгорающий день.

А я в памяти новой надежно укрою

Тавду, Таборы, Тару, Тобольск и Тюмень.