Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2010

Ицхак Коган

Тепло она дарила всем

Как несчастье
Счастью помогло

В июле 1966 года мы, студенты, работали в стройотряде в Бендерах, небольшом городе в Молдавии. Жили мы в палатках на берегу Днестра, когда ночью на нас напала банда «Казбек», как они себя называли. Бандиты были вооружены арматурой и другими подручными травматическими орудиями. Завязалась драка. Моего друга убили на месте. Я пытался защитить девушек, которые жили в соседней палатке. Но и мне крепко досталось: я получил тяжелую травму головы, меня отвезли в больницу и наложили 38 швов. На суде выяснилось, что бандиты позарились на транзисторный приемник «Альпинист» который тогда только входил в моду, и студенток из Ленинграда.

По возвращении в Ленинград мама решила показать меня опытному врачу, другу моего дедушки. Обладая опытом двух революций и трех войн – гражданской, финской и отечественной, он уверял, что никогда не поверил бы, что пострадавший с такими ранениями головы мог остаться нормальным человеком. После операции голова сильно болела, и мама заставила меня поехать в дом отдыха на зимние каникулы. Я сомневался, стоит ли ехать, ведь некошерных продуктов я не ел. Предложил ей взять две путевки, чтобы со мной поехал мой приятель: он съедал бы лишнюю порцию, и тогда мой рацион не вызывал бы никаких вопросов у бдительных товарищей. Так и сделали: мама достала вторую путевку, и мы поехали вместе с другом.

Дом отдыха располагался на Финском заливе – между Репино и Комарово. …А зима в тот год стояла очень холодная – до минус 38-ми. Но я все равно не изменял своим привычкам и ежедневно обтирался снегом. Однажды во время моих экстремальных процедур мимо прошли две симпатичные еврейские девочки. Мой друг, державший одежду, говорит им: «Как вам нравится этот морозостойкий еврей?!» Поскольку телевизор был только в нашем корпусе, мы вскоре встретились вновь. Так я познакомился с Софой.

Между «свиными ушками» и Светом жизни

Потом мы пошли на концерт известной еврейской певицы Нехамы Лифшицайте, это был прощальный концерт – она уезжала в Израиль. Я знал идиш и переводил. Софа не владела идишем, хотя ее папа был из традиционной семьи. Он даже войну прошел с молитвенником. Но кошерного стола они дома не держали. Поэтому, когда я приходил к ним в гости, фактически ничего не ел. Мама сказала однажды Софе: если выйдешь замуж за этого парня, тебе придется с ним помучиться. Но главное, вскоре я увидел, что она мне бесконечно доверяла. Потом я много позже понял, в чем дело. У Софы был молодой человек, который хотел жениться на ней. И когда подошло время обсуждать свадьбу, мама жениха сказала, что на праздничном столе должны стоять «свиные ушки». Ей возразили, но она настаивала. И тогда папа Софы встал и сказал, что его на этой свадьбе не будет. Мама ее также поднялась и, в свою очередь, заявила, что ее тоже не будет… Все окончилось размолвкой. А звали того молодого человека Изей… Так что в противовес тому Изе, на свадебном столе которого должны были непременно присутствовать «свиные ушки», появился другой Изя с совсем иным набором ценностей. Честно скажу, я никогда не злоупотреблял ее безграничным доверием…

Прошло лето. Мне предстояло ехать на суд в Бендеры. И я захотел встретиться с Софой, – она в это время была в круизе по Черному морю на теплоходе «Петр Великий». Родителям я не мог сказать, что решил встретиться с девушкой далеко от дома,– стеснялся. И я придумал историю, что хочу, мол, навестить своих двоюродных сестер в Куйбышеве. А их я попросил прикрыть меня, пока я в Феодосии буду встречаться с девушкой! Эта встреча, когда она увидела меня с корабля на пристани… сблизила нас по-настоящему.

В сентябре начались занятия в институте. Мы уже созрели, чтобы создать семью. Но все произошло внезапно. Октябрь уже подходил к концу, когда она вдруг сообщила мне, что ее родители не разрешают нам больше встречаться. Но – почему? «Да потому, – сказала она, – что мне уже 21 год. Я учусь на четвертом курсе медицинского института, и если в ближайшее время не выйду замуж за инженера или врача, работающего в Ленинграде, меня отправят по распределению в Тмутаракань. И поэтому они не хотят, чтобы я с тобой встречалась – я должна выйти замуж». Я не растерялся: «Хорошо, давай поженимся!» Мне показалось, что она посмотрела на меня с некоторым удивлением. Наше решение застало ее родителей врасплох. Но они не стали противиться естественному ходу событий. Они понимали, что это выбор Софы. В сущности, они относились ко мне с симпатией.

Потом я и своим родителям сказал, что мы с Софой женимся, – им она очень нравилась. Но в ноябре Софа заболела. У нее с детства было больное сердце – мерцательная аритмия. А тут случилось воспаление легких. Я пришел ее проведать. И вдруг она заговорил о том, что мы не должны жениться. «Я больна, а ты здоровый. Ты будешь со мной мучиться».

Я сказал: «Поправляйся…» 30 декабря у нас была хупа, почти тайная, на которой никого из моих товарищей не было, – только ближайшие члены семьи. Хупа – настоящая, как полагается, со всеми раввинами, которые были в этот момент в Ленинграде. А 31-го была свадьба, куда уж пригласили всех. Так мы поженились.

Открытая душа

С сыном Йоси и внучкой Иохевет (справа)

Мы 42 года прожили душа в душу. Софа не отличалась здоровьем, но никогда не показывала, что больна. После нее осталась огромная семья – теперь уже 23 внука и правнука. Судьба удостоила ее присутствовать при обрезании своего первого правнука, которое проходило в Хевроне. Другой родился через две недели после ее ухода. Его обрезание состоялось в только еще строившейся тогда в Иерусалиме синагоге.

Ее хватало на всех. Она успевала быть женой, матерью, дочерью. Она несла свет и тепло людям,– всем, с кем была знакома. Но Софа исцеляла не только души. Она и врачом была замечательным. Она работала и в Израиле. У нее была клиника, которая помогла мне создавать общину в Москве в первый год после возвращения в Россию. Софа присылала деньги из Израиля, чтобы поддержать синагогу, благодаря чему мы могли существовать. Одна женщина из Бней-Брака ездила к ней лечить зубы. Так вот, ее спросили, — что, в Бней-Браке мало стоматологов? Она ответила, что стоматологи есть, но они умеют лечить только зубы, а Софа и душу лечит. Я думаю, что эта ее способность каждому дать тепло души своей, чтобы потеплело и на душе у человека, – это и есть самое главное. С ней всегда было тепло.

Она любила детей. После рождения двух дочерей у нее дважды подряд прерывалась беременность, и когда она забеременела в третий раз, доктора сказали ей: вы сумасшедшая, как врач вы должны понимать, что подвергаете себя опасности. Она выносила трех дочерей, а потом в Израиле еще мальчика выносила, и еще у нас есть один мальчик, которого она приняла в семью. Для нее он был дороже всех остальных. Она говорила: не удержала всех детей в себе, чтобы они увидели свет, поэтому Бог подарил мне душу, которую я могу согреть. Тепло она дарила всем, и его удивительно на всех хватало.

Боевая подруга

Ицхак Коган, Ида Нудель и Софа Коган (справа). Кривошеино Томской области. 1980 год

Шел 1980-й год. Арестовали известную «отказницу» и правозащитницу Иду Нудель. Ей дали четыре года ссылки в Томской области. За что? Живя на улице Горького в Москве, она вывесила из окна плакат: «КГБ, отдай мою визу!». Когда люди в штатском начали срывать плакат баграми, эта маленькая женщина (ее рост 1,52 метра) вскипятила чайник и начала поливать незваных гостей горячей водой. Несколько раз я посещал ее в ссылке, и однажды она рассказала мне о своей тяжелейшей проблеме, связанной с женскими болезнями. Я пообещал привезти врача. Это были трудные времена – посадили Щаранского, Слепака, других «отказников». Я уговаривал врачей поехать к ней, но они молчаливо отходили в сторону. Добраться туда можно было только на катере. Зима в тех краях наступает рано, навигация на Оби кончалась в середине октября. А дальше нужно ждать января, чтобы проехать по крепкому льду реки.

Мне ничего больше не оставалось, как обратиться к Софе: может быть, как врач и как женщина она все-таки сможет помочь Иде? Она согласилась, и вовремя: едва ли не последний катер отходил от причала…

На пристани собралось очень много народу, – и пяти таких суденышек не хватило бы, чтоб забрать всех желающих. Мы везли провиант на всю зимовку – 105 килограмм. Все это размещалось в рюкзаках и коробках: у меня был один рюкзак спереди, другой сзади и две коробки в руках – всего 85 килограммов. Вскоре судно полностью загрузили, и матрос закрыл проход. Корабль отчалил без нас. И тут… я не знаю, откуда у меня взялись силы, вместе с грузом перепрыгнул через ограждение и оказался на палубе. Как я сумел преодолеть препятствие, – не понятно. Капитан сказал: «Ладно, раз такой смелый, пусть плывет». Я говорю ему: «У меня жена в положении на пристани осталась». Капитан командует: «Задний ход, спустить трап…» В итоге Софе все же удалось сесть на катер…

Все бы хорошо, вот только я надорвался и больше не мог нести весь груз разом, пришлось все перетаскивать по одной коробке до дороги. Нужно было еще несколько километров подъехать на машине. Темная ночь, мы голосуем, никто не останавливается. С трудом нам удается остановить грузовик. Но шофер в кабину нас не сажает, боится милиции. Пришлось лезть в кузов и лечь на дно, чтобы нас не было видно. После уборки в кузове было рассыпано зерно. И на этом зерне нас, как на подшипниках, мотало от борта к борту. Одной рукой я схватился за борт, а другой взял Софу подмышки. Так мы доехали до Иды. И Софа помогла ей… А для меня Софа была настоящей боевой подругой в самом высоком понимании этих слов.

Еврейский дом

С сыном Йоси, мамой Ицхака Когана – Ривой (слева) и Любой Зайчик

Мы были «в отказе» 14 лет. А что это такое – держать еврейский дом «на семи ветрах», куда иностранцы приходят, где занятия идут, где вся еда должна быть кошерной? При том, что Софа работала… Когда она подала документы на выезд в Израиль, на работе к ней приставили заместителя секретаря парторганизации, чтобы та следила, не подложила ли Софа лишнего мышьяка советским гражданам при лечении зубов. А женщина эта виновато говорила ей: «Софочка, ты меня уж прости, у меня такое задание; ты же мне зубы лечила, я знаю – ты у нас лучший стоматолог». Потом Софу вообще уволили. Но она не хотела терять квалификацию. И мы договорились в другой клинике, где ее хорошо знали, чтобы она работала по выходным на подмене врачей.

Жить в отказе – это значит находиться в постоянной тревоге: за детей, за мужа, за друзей. Когда я начал заниматься шхитой – кошерным забоем скота, ей приходилось ощипывать кур, вымачивать и высаливать мясо, а потом рассылать в посылках по всему Советскому Союзу с поездами. Когда приезжали ученики, она должна была их принять, накормить. Это продолжалось с 1972 по 1986 год: она была образцовой еврейской женой, вела дом, растила детей да еще работала – нагрузка экстремальная.

Она очень любила Израиль. И в Россию вернулась только потому, что чувствовала: мы должны быть вместе. Потом она привыкла к новой роли, особенно в последние годы, когда стала просто необходимой для всей общины. Лучше всего об этом рассказал наш гость, случайно оказавшийся в нашем доме на праздновании Субботы. Когда он пришел к нам, его встретила улыбка, которая, казалось, ждала его все время, пока он был в пути. Он оставил свои вещи и пошел молиться. А потом стал свидетелем того, как дом стал наполняться гостями. Загорелись субботние свечи, еда подавалась на стол. Казалось, что все это работает само собой, автоматически, как будто всем этим сверху руководит некто, но никак не женщина, которая сидела со всеми вместе. Это и есть Высший порядок, с которым она сроднилась.

В одном порыве

В ночь перед выездом из России с дочерьми Аней (справа), Симоной, Эстер (в центре). 14 мархешвана 5747 года (16 ноября 1986 года)

Несколько лет назад Софа решила создать клуб «Аидише маме». Это даже не клуб – просто встречи. По средам собирались женщины, девушки, девочки и обсуждали вопросы еврейской религиозной жизни. Встречи проходили у нас, чтобы показать им настоящий теплый еврейский дом. Собиралось много народу, так что они с трудом размещались в квартире. Я предложил собираться в конференц-зале в синагоге, там гораздо просторнее. Но Софа сказала, что все хотят собираться дома. Только здесь она могла одарить всех настоящим домашним теплом. Занятия и сегодня продолжаются у нас. Эту традицию приняли наши дочери. В результате они многим помогли организовать хупу, подготовиться к свадьбе, пройти гиюр.

Может, это звучит пафосно, но муж и жена – это, и в самом деле, единое целое. Особенно единение чувствуется, когда они живут в одном духовном порыве. Не просто одной жизнью, а в одном порыве. Так сложилось, что те 42 года, которые мы были вместе, и были тем самым порывом в причастности к еврейскому народу, и не только к еврейскому, поскольку не только евреи получили тепло от общения с Софой.

Ребецен должна быть примером для общины, особенно для женщин. Я думаю, немного найдется таких, как Софа. Это был лучший пример немногословного, без всяких прикрас, естественного служения Вс-вышнему, служения – с радостью.

…Она ушла очень быстро, мгновенно. Полтора часа ей делали искусственное дыхание. Она ушла, когда готовила микву. Женщина сказала, что перед родами хочет окунуться в микву. Но сделает это, только если ей наберут новую воду. Вода, которая была в микве, 20 часов из 24-х проходит фильтрацию. Только на четыре часа, когда вода в ванне, фильтры отключены. «Свежая» вода из водопровода еще не прошла через столько фильтров, сколько та, которую придется слить. Но раз женщина хочет – пожалуйста. Софа наполнила микву… потом пошла поговорить с внучкой по телефону… И все… Вс-вышний призвал ее к себе…