Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2010

Виктор Кузнецов

Забытый контрудар генерала Снегова

Генерал Михаил Снегов

Но кто сегодня знает и помнит о героической истории Перемышля?

При разделе Польши в 1939 году Перемышль поделили на две части: западную, германскую, и восточную – советскую. Граница проходила по реке Сан. События 1939 года создали иллюзию, что возможна длительная передышка. Но в 1941 году мы оказались не готовыми к войне. За ее первые две недели немцы заняли приграничные территории с населением 27 млн. человек. Это была катастрофа.

Весной 1940-го в пограничный Перемышль прибыл генерал-майор Снегов, вступивший в должность командующего 8-м стрелковым корпусом.

22 июня 1941 года, в 4 или 5 утра, начался артобстрел пограничного города. И уже до полудня немцы заняли его советскую часть. На рассвете следующего дня генерал Снегов принял на себя командование Перемышльским гарнизоном, покинувшим город. Теперь ему подчинялись (кроме 8-го стрелкового корпуса и входившей в него 99-й стрелковой дивизии) и пограничники, и войска укрепрайона, и отряд народного ополчения, созданный утром накануне.

Поздним вечером в деревне под Перемышлем Снегов собрал оперативное совещание. Был он, как всегда, чисто выбрит, немногословен: «У противника в полтора раза больше солдат, танки и авиация. У нас их нет…» Решения принимались в те дни не на рациональном, а на психологическом уровне, по чувству долга. Война снова сделала людей людьми, а не винтиками. В 4 утра 23 июня генерал Снегов повел войска на штурм Перемышля. Бились жестоко, остервенело, как в последний раз. Бились на улицах, во дворах, на мосту, в воде. Немцы стояли насмерть. Наши в ожесточении поднимали их на штыки.

…И вот заслоны смяты, противник бежит! На каждом шагу – трупы; в реке – убитые, раненые, оружие, машины, повозки… Вода стала красной от крови…

25 июня «Правда» торжествующе рассказала о штурме: «Советские войска стремительным ударом вновь овладели Перемышлем!» Газета переходила из окопа в окоп.

Шведский военный обозреватель писал в те дни: «Впервые мы увидели огромное количество деревянных крестов с немецкими стальными касками – свежее кладбище под Перемышлем. Может быть, впервые с начала Второй мировой войны в июне 1941-го германские войска потерпели здесь поражение». В те дни не было более знаменитого подвига… На всех фронтах наши клялись перед знаменами: будем воевать, как воюют в Перемышле – не жалея жизни… К тому времени противник уже продвинулся на десятки километров по всему фронту. Наши отступали по всей линии фронта – кроме Перемышля…

Утром в понедельник солдаты Снегова окопались наверху, в районе Татарской горы. Это были молодые ребята, новобранцы. Они не прятались, когда немецкий самолет-разведчик пролетал над их головами. Те, кто постарше, правда, советовали командирам, чтобы их солдаты спрятались… 24 июня из города вывезли женщин и детей. Заработала водокачка. Три пекарни снабжали горожан свежим хлебом. В подвалах оборудовали операционные; врачи работали там при свете коптилок. Выдали даже зарплату – авансом, на месяц вперед…

Английский военный радиокомментатор предупреждал: защитникам Перемышля грозит окружение: контрудар загнал их в мешок! Участники обороны Перемышля, Бреста, других осажденных городов ждали приказа о наступлении на запад. Ждали подкрепления, которое так и не пришло. Утром 26 июня поступил приказ – отступать! Немцы заняли уже все дороги на Львов, пришлось двигаться на Харьков.

Снегов вывел из Перемышля войска, ополченцев, раненых. Он дождался темноты, чтобы скрытно оторваться от противника. Впереди, пробивая путь к фронту, шла 99-я дивизия, главная сила его гарнизона. Этот отход без потерь вошел потом в учебники по тактике.

Их считали обреченными: долго ли пройдут голодные, плохо обутые и одетые, практически безоружные люди в тисках танковых и мотомеханизированных армад?! Но они шли. И сами наносили удары. С гранатами в руках бросались прямо на танки. Оружие и еду добывали как партизаны, нападая на машины немцев. Снегов спал по два-три часа в сутки. Против железной дисциплины и тщательной выучки гитлеровских генералов он ставил неожиданные военные ходы, изобретательность.

Один из участников героического марша-броска рассказывал: «Немцы решили раздавить нас танками, а мы уже остались без орудий – одни трактора. Снегов приказал расписать их под танки. А к немцам послал мнимого перебежчика. Тот сообщил, что к нам на подмогу прибыла целая танковая дивизия. В ту ночь навстречу немцам пошли вроде бы наши танки – с зажженными фарами, с ревом моторов. Шум мы подняли страшный: били палками о тазы, громыхали пустыми ведрами, кричали «Ура». И враг дрогнул, отступил».

Снегов на сутки отбил Винницу, маршевым строем прошел через фактически занятый немцами Житомир… Гитлер был взбешен: его фельдмаршал, командующий группой «Юг», не смог управиться с какой-то одной дивизией. И Львов был взят значительно позже срока, намеченного планом «Барбаросса»!..

Этот почти 900-километровый «марш сквозь смерть» показал, что воюют все-таки не железки, а люди… Шел второй месяц, как они оставили Перемышль. Колонна стремительно таяла. Последние ее остатки подошли к реке Синюха в районе Умани. Решили пробиваться вдоль берега… «В ночь с 5 на 6 августа, – писал позднее М.Г. Снегов в своей автобиографии, – мы предприняли попытку выйти из окружения. Отдельные части прошли. Я с остатками корпуса также пошел на прорыв, но был ранен и контужен. У деревни Копеньковата наша группа была разбита. В течение всего дня группа в 10-15 человек, оставшаяся со мною, вела перестрелку с автоматчиками противника. На рассвете я был захвачен вместе с двумя несшими меня бойцами».

6 августа советские газеты, как по команде, замолчали о героях Перемышля.

Из записок А.С. Васильева: «Жизнь подарила мне дружбу с писателем Сергеем Сергеевичем Смирновым. Как-то в Переделкине на даче Смирнов жег сушняк, я помогал ему. Он сказал, что дописал свою брестскую эпопею. Я признался, что о Бресте мы, воюющая армия, тогда даже не слыхали, а Перемышль нас вдохновлял, мы клялись повторить подвиг его героев…

– А ты возьми и напиши о них, – вдруг предложил Смирнов, – ты же говорил, что воевал рядом, по соседству, в составе той же 26-й армии».

Сергей Сергеевич, правда, тут же предупредил Васильева: «Но учти, будут неприятности. Здесь скрыта какая-то тайна».

Александр Сергеевич Васильев тогда имел уже первую книгу. За его плечами была война. В одном из окружений, когда его взрывной волной ударило о какой-то амбар, он оказался в плену. Умирал там дважды…

«И вот я, – рассказывал мне Александр Сергеевич, – листаю первый капитальный труд о Великой Отечественной – 6-томную «Историю». Ни слова о первом контрударе и легендарном марше. Нигде не упоминается Снегов… Не помог и поход в Центральный военный архив… Чувствуется какая-то тайна?! Значит, надо искать людей!»

В течение 20-и последующих лет Александр Сергеевич мотался по стране, рылся в архивах, разыскивал участников и очевидцев. Все свое время, докапываясь до тайны, он посвятил этому героическому контрудару, солдатам и офицерам 99-й дивизии…

Михаил Георгиевич Снегов родился в 1896 году в Можайском уезде Московской губернии, в деревне Мордвиново, в крестьянской семье. В Первую мировую с фронта был направлен в Московское Алексеевское артиллерийское училище, одно из старейших в России. Стал офицером. Женился на Вареньке Свенцицкой, дочери своего преподавателя, подполковника, дворянина.

Революция 1917-го застала поручика Снегова на фронте. С первого дня он встает под знамена новой власти. Его примеру следует тесть – кадровый офицер царской армии Андрей Эдуардович Свенцицкий. В 1921 году, когда окончилась гражданская война, 24-летний Снегов был начальником штаба дивизии и носил в петличке ромб (он комбриг). В середине 1920-х получил назначение в Китай – военным советником революционного правительства Чан Кай-ши и работал там под руководством В. Блюхера.

В конце 1930-х, перед назначением в Перемышль, Снегов – один из самых профессиональных сотрудников Наркомата обороны. При этом скромен, на глаза начальству не лезет. И все же случилось нечто, что едва не стоило ему жизни. Комиссия по партчистке предложила Снегову срочно развестись с женой-дворянкой. Отказался наотрез. Его исключили из партии как классово-чуждый элемент. А в анкете кто-то коряво вывел – «из дворян»…

Потом был неожиданный вызов к самому Сталину: как это – комбриг Снегов из дворян?! К счастью, в сельской церкви сохранилась книга с записями о рождении. Там черным по белому: родители – крестьяне… Снегова простили. Вскоре присвоили новое воинское звание и по его собственной просьбе перевели из канцелярии в войска. Так он был назначен командиром стрелкового корпуса в Киевском особом военном округе и попал в Перемышль.

Более 20-и советских генералов, среди них – поистине легендарные, попали в немецкий плен. Они не ушли с поля боя, не покинули в беде свои войска, а разделили их долю… Снегов в плену прошел через 7 лагерей – Украина, Польша, Австрия, Германия… Повсюду сохранял достоинство, организовывал помощь больным и ослабевшим. И возглавлял офицерский Суд чести. «В конце 1941-го я работал врачом в офицерском лагере военнопленных в Замостье (Польша), – вспоминал ленинградец Василий Николаевич Максимов. – Однажды ко мне пришел генерал, назвался Снеговым. Сказал, что его товарищ – генерал Карбышев – заболел сыпным тифом. Просил сделать все для излечения и не допустить его отправки в другой лагерь, куда больных свозили как на свалку. Это было опасно, но отказать Снегову я не мог и сообщил немецким санитарам, что у Карбышева воспаление легких. С помощью Снегова и других генералов Карбышев постепенно поправился»… Кто знает, может, друзья спасли бы Карбышева от страшной смерти и в Маутхаузене, будь они тогда рядом…

Осенью 1942-го Снегов оказался в лагере под Берлином – по вызову гитлеровского прихвостня и предателя, бывшего генерала Власова, с которым по службе пересекался до войны. Перейдя на сторону Гитлера, Власов формировал так называемую Российскую Освободительную Армию – РОА. Высокие посты были предложены генералам Лукину и Понеделину. А Снегову – должность начальника штаба. Все наотрез отказались. Сдержанный Снегов был особенно резок.

Вот что рассказывал сын генерала Снегова Юрий Михайлович: «Когда отца уводили, офицер в форме РОА, присутствовавший при разговоре Власова и Снегова, шепнул ему: «О вашем героическом поведении будет известно в Москве». Пройдут годы, и писатель Юлиан Семенов включит в сценарий игровой киноленты «ТАСС уполномочен заявить» имя документального героя. На экране советский офицер, попавший на службу к немцам, говорит: «Я сломался, а вот Снегов не сломался…»

Потом была «крепость смерти», лагерь в горах. Освободили его в апреле 1945-го союзные войска, и умирающего генерала самолетом отправили в госпиталь в Париж, для операции. Снегов и еще 28 прошедших немецкий плен советских генералов проходили так называемую фильтрацию СМЕРШа в Петрово-Дальнем, старинной подмосковной барской усадьбе. Были допросы, очные ставки, проверки показаний о времени, проведенном в плену. Снегов знал, что не изменил в плену офицерской чести. Однако вовсе не заблуждался относительно переменчивости фортуны.

«Мы, – вспоминал его сын, – не знали, что с отцом. С июля 1941 года от него не было никаких известий. В то время я служил в группе войск, в Вене. Шел по коридору штаба и меня окликнули: «Снегов!» Проходящий мимо незнакомый генерал-танкист обернулся: «Вы имеете отношение к генералу Снегову?» Я сказал, что самое прямое. Тогда генерал пожал мне руку: «Ваш отец жив и скоро будет дома».

Неизвестно, конечно, что помогло – дружба с Ворошиловым, давнее знакомство со Сталиным – еще со времен боев под Царицыном?! Остается только гадать…

Помилованы были и остальные генералы, проходившие проверку вместе со Снеговым. И только Понеделина, за то, что, пытаясь спасти раненых, вел переговоры с немцами, Сталин заочно приговорил к расстрелу. Несмотря на заступничество товарищей, приговор был приведен в исполнение.

«Родной, любимый сынуля! – писал генерал сыну. – Плачу по-стариковски от радости, что наконец дома. Вчера, 27 декабря, ровно в три часа дня прибыл домой… Родной мой, не думаю, чтобы тебя интересовало прожитое и пережитое: об этом не хочу говорить, потому что больно вскрывать заживающие раны. Будем лучше говорить о настоящем и будущем…» Михаилу Георгиевичу вернули звание, награды, отправили в запас. Он возглавил военную кафедру в одном из вузов Харькова. Там и скончался в 1960-м в возрасте 64 лет.

А о Перемышле история надолго забыла.