Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2011

Яков Басин

Теодор Герцль: величие, пророчество, таланты

Теодор Герцль с детьми

Герцль умер 3 июля 1904 года. В своем завещании он просил похоронить его в Вене рядом с отцом. И отдельной строкой – перенести останки в Эрец-Исраэль после провозглашения там еврейского государства, если, конечно, сам еврейский народ выразит на то желание. Написать такие строчки в 1904 году, когда мечта о воссоздании еврейской государственности была еще на уровне утопии, мог, вероятно, только безумец. Но Герцль безумцем не был. Просто он точно знал, что рано или поздно это произойдет. И вот спустя 45 лет после смерти Герцля и через год после создания Израиля, 14 августа 1949 года, его прах был перенесен в Иерусалим. Когда Герцль ушел из жизни, ему было только 44 года – возраст творческого расцвета и прижизненной славы.

«Он не угас, как древле Моисей,//на берегу Земли Обетованной; //он не довел до Родины желанной//

ее вдали тоскующих детей; //он сжег себя и отдал жизнь святыне //и «не забыл тебя, Иерусалим», –

но не дошел и пал еще в пустыне, и в лучший день родимой Палестине// мы только прах трибуна предадим».

Такими словами откликнулся на смерть Герцля другой еврейский пророк ХХ века – Владимир Жаботинский. Пройдет время, и рядом с могилой Герцля на горе его имени появятся еще могилы двух президентов (Ицхака бен-Цви и Залмана Шазара) и двух премьер-министров Израиля (Леви Эшколя и Голды Меир) – одних из тех, кто воплотил в жизнь мечты этого «венского идеалиста» и построил еврейское государство.

Собственно, в Вене Герцль оказался в возрасте восемнадцати лет. Случилось это в 1878 году. А родился он в Будапеште во вполне обеспеченной еврейской семье – в меру традиционной, в меру ассимилированной. В школьные годы проявил серьезные способности к литературе: писал прозу, стихи, возглавлял ученический литературный кружок. В одной из местных газет не раз публиковался как литературный и театральный критик. Его, несомненно, ждала блестящая литературная карьера. Она не состоялась, но в памяти современников он, тем не менее, остался как великий журналист. Он публиковался под именем Биньямина Зеева, и мало кто знал, что это – его подлинное имя, а Теодор Герцль – псевдоним.

Нет сомнения, что если бы Герцль не стал политическим деятелем, он бы стал крупным немецким писателем и даже драматургом: его пьесы шли на австрийских сценах. А кроме того, он мог стать еще и великим юристом – не случайно уже в 24 года получил степень доктора юридических наук. Но и этого не произошло. Зато он стал автором национальной доктрины еврейского народа, известной теперь под названием политического сионизма, и создателем национальной партии евреев – Всемирной сионистской организации.

Что же заставило этого блестящего журналиста, писателя и юриста в разгар так удачно складывающейся карьеры все бросить и заняться строительством национального очага? Как случилось, что этот вполне ассимилированный еврей, еще в октябре 1894 года писавший, что «евреи не являются до сих пор единым народом», что «укоренившись в разных культурах и нациях», они «отличаются друг от друга, представляя собой различные группы населения», уже спустя год утверждал прямо противоположное?

Давно известно, что наиболее серьезно «заботятся» о сохранении еврейского национального самосознания... антисемиты. Это они не дают евреям забыть о своем происхождении. Это они антиеврейскими акциями подпитывают у евреев протестный энтузиазм. Это они воспитывают в еврейской среде тех, кто потом возглавляет диссидентские движения и свергает ненавистные режимы вместе с их антисемитскими правителями. И судьба Герцля тому лучшее подтверждение.

Не случайно говорят, что у порядочного человека несправедливость по отношению ко многим вызывает более серьезные эмоции, нежели несправедливость по отношению к нему самому. Для поэтической натуры эта мысль становится во сто крат актуальнее.

В Будапеште юный Герцль бросает гимназию, протестуя против антисемитских выступлений одного из педагогов. Занимаясь на юридическом факультете Венского университета, он в знак протеста против проявлений антисемитизма выходит из немецкого студенческого общества «Альбия». Уже в этом проявился его бойцовский характер, но до осознанной борьбы с антисемитизмом он еще не дорос. Еврейский вопрос в целом его почти не интересует. Он убежден, что еврейский мир ждет массовая ассимиляция и что человечество, идя по пути прогресса, само придет к отказу от любых форм дискриминации. Однако очень скоро этим его убеждениям был нанесен сокрушительный удар. Пройдет еще немного времени, и этот уже в прошлом страстный поклонник идеи еврейской ассимиляции напишет:

«Мы – народ. Единый народ. Искренне и наивно пытались мы вжиться в народы, которые нас окружали, и при этом сохранить веру наших предков. Напрасно мы, верные патриоты, порой даже чрезмерные, приносим все эти жертвы, и материальные, и духовные. Напрасно стараемся мы возвеличить народы, среди которых живем, искусством и наукой, умножить их богатства торговлей и деловыми связями. В этих странах, где мы родились и где живем уже сотни лет, нас все равно преследуют как чужаков».

Герцлю было всего 22 года, когда он прочел работу Дюринга «Еврейский вопрос как вопрос расы, обычаев и культуры». Да, да, того самого бездарного приват-доцента Берлинского университета, геростратову славу которому обеспечил Фридрих Энгельс своей блестящей работой «Анти-Дюринг». «Специалист во всех науках», Евгений Дюринг был, ко всему прочему, еще и «выдающимся» для своего времени антисемитом.

Для Герцля идеи Дюринга, легшие позже в основу Холокоста, стали поворотным моментом в жизни. Его потрясло даже не то, что всю эту дикость пишет представитель высокообразованных кругов германской интеллигенции, преподаватель университета, ученый, а то, что книгу Дюринга с восторгом принимают и обильно цитируют другие такие же высококультурные и образованные немцы. Герцлю стало ясно, что вековую ненависть к евреям не способны вытравить никакие успехи цивилизации.

Антисемитские порядки в Австрии отразились и на судьбе самого Герцля. Завершив университетское образование и получив степень доктора юридических наук, он какое-то время работает в судах Вены и Зальцбурга, но вскоре уходит оттуда, отметив позднее в автобиографических заметках: «Будучи евреем, я бы никогда не смог занять пост судьи. Поэтому я расстался одновременно и с Зальцбургом, и с юриспруденцией».

В 1890 году 30-летний Герцль переживает личную трагедию: его единственный близкий друг Генрих Канэ, еврейское происхождение которого закрыло ему путь в литературу, покончил с собой. Но главное потрясение ждало Герцля впереди. Им стало «Дело Дрейфуса».

Осенью 1891 года Герцль начал работать парижским репортером престижной венской газеты «Нойе Фрайе Прессе», и именно в этом качестве он провел от первого до последнего дня на процессе по обвинению в государственной измене единственного офицера-еврея Французского генерального штаба – Альфреда Дрейфуса. Нет, не сам судебный процесс стал для него крушением основ. И не те антисемитские речи, которые он в изобилии слышал во французских политических кругах и даже в палате депутатов – Бурбонском дворце. Подлинным потрясением для Герцля стало то, что миллионы людей обрушились на подсудимого не столько за то, что он – предатель, сколько за то, что он – еврей.

«Для Дела Дрейфуса, – писал Герцль четыре года спустя, – характерна не только ошибка суда. Для него характерно желание подавляющего большинства французов обвинить в злонамеренности еврея и в его лице – всех остальных его соплеменников. «Смерть евреям!», – кричала толпа... и где? – во Франции, в современной культурной республике Франции, через сто лет после провозглашения Декларации прав человека. Народ, его подавляющее большинство, не хочет более равноправия для евреев. Призыв великой революции отменяется!»

Идея создания еврейского государства не была нова. Во времена Герцля о ней не говорили просто по причине невозможности воплощения ее в жизнь. На этой идее сходились и антисемиты. Дюринг тоже утверждал, что идеальным решением еврейского вопроса явилось бы сосредоточение евреев в их собственной стране. О необходимости создания еврейского национального очага не раз заявляли и христиане. Так, Александр Дюма-сын устами одного из героев своей пьесы «Жена Клода» (1894) говорил, что евреи должны вернуться в Палестину.

Мысль о возвращении евреев на их историческую Родину витала в воздухе, но только Герцль и его соратники чувствовали, насколько остра проблема и насколько близка катастрофа. Разразившийся в дни христианской Пасхи 6 апреля 1903 года кровавый Кишиневский погром подтвердил их самые мрачные предчувствия. Дело, за которое взялся Герцль, стало делом спасения всего еврейского народа от гибели.

Уже в начале 1890-х годов в образованных кругах европейского еврейства утвердилась мысль о том, что для решения давно назревшего многовекового «еврейского вопроса» нужны некие кардинальные решения. Евреев уже не устраивало признание их прав как отдельных граждан. Они считали, что общество достаточно созрело для того, чтобы признать за евреями все права как целой нации.

Возникли две концепции путей развития еврейского народа. Сторонники одной считали, что интересы евреев могут быть реализованы в рамках национально-культурных автономий в странах со значительными еврейскими общинами. Для других решение лежало в создании самостоятельного еврейского государства на специально выделенной для этого территории, а поскольку упоминалась при этом историческая Родина евреев, то и течение получило название «сионизма» – от слова «Сион», холма в Иерусалиме, ставшем символом этого города и всего Эрец-Исраэля.

14 февраля 1896 года в Вене вышла в свет книга Теодора Герцля «Еврейское государство. Опыт современного решения еврейского вопроса». В этой книге автор сформулировал главное условие, при котором могла быть реализована основная цель сионистской доктрины, – наличие международных гарантий права евреев на создание собственного государства.

Масштаб замысла Теодора Герцля был грандиозным. Для его реализации он предполагал создать общественное движение евреев, лидеры которого могли бы взять на себя политическое представительство своего народа на переговорах с правительствами заинтересованных стран («Еврейское общество»), и некую организацию, которая бы вела сбор средств на переселение огромных масс евреев и строительство нового государства («Еврейскую компанию»). Сделать это мог бы созванный международный конгресс тех, кому будет близка эта идея и кто поддержит ее концепцию.

Уже спустя год после выхода книги Т. Герцля, в марте 1897 года, состоялась предварительная конференция представителей обществ «Ховевей Цион» («Любящие Сион»), палестинофильских организаций, ведущих поселенческую деятельность в Германии, Австрии и Галиции. Было принято решение провести такой съезд в Мюнхене. Так была заложена основа проведения первого Сионистского конгресса.

Книга Теодора Герцля и его активная деятельность по воплощению своих идей в жизнь расколола еврейское общество. К середине 1897 года поляризация достигла апогея. Сторонники ассимиляции практически во всех странах устроили Герцлю подлинную обструкцию. «С чего это вы взяли, – говорили они, – что евреи все так уж готовы вдруг побросать свои насиженные места и поехать воевать с болотами, солончаками и пустынями далекой и очень жаркой Палестины?»

В штыки приняли идею Герцля и религиозные круги. «Эта идея не только утопична, но и вредна, – утверждало подавляющее большинство из них, – она глубоко чужда традициям иудаизма, в соответствии с которыми воссоздание еврейской государственности возможно лишь с приходом Машиаха, а евреи должны хранить верность тем странам, в которых они родились и выросли». С письмом на эту тему в прессе в июне 1897 года выступили два ортодоксальных и три реформистских раввина, которые не только заявили протест против созыва Сионистского конгресса, но и намекнули на явную нелояльность сионистов тем странам, где они в настоящее время проживают.

Герцль назвал авторов письма «протест-раббинерами» (раввинами протеста), но не считаться с таким сильным и хорошо организованным оппонентом он не мог, и когда к ним присоединилась община Мюнхена – место, где намечалось проведение конгресса, сам конгресс пришлось перенести в швейцарский город Базель.

Но было у Герцля и множество сторонников, особенно в студенческой среде. Еврейство Восточной Европы (главным образом, России, Польши и Румынии), находившееся в условиях жестокой дискриминации, с воодушевлением приняло известие о готовящемся съезде.

Огромная общественная и литературная деятельность Герцля проходила на фоне крайне неудачно сложившейся его семейной жизни. Он женился в 29 лет. Его жена Юлия Нашауер была на 8 лет моложе. К моменту свадьбы Герцль уже 4 года как не работал в юриспруденции и занимался исключительно литературным творчеством. Работа на нервах, активное участие в политической жизни страны, долгие часы, проведенные за письменным столом – все это никак не сочеталось с тем, как себе представляла личное счастье совсем еще юная Юлия.

Со временем Герцль все больше и больше уходил в себя. Как головой об стенку бился он с целым миром, не понятый не только людьми, равнодушными к судьбам еврейского народа, но даже многими из самых близких друзей и родственников. Последние десять лет жизни он занимался только еврейскими проблемами, взвалив на себя все драмы и трагедии своего народа, в том числе, пропустив через свое сердце кровавый Кишиневский погром. От его жизнерадостности не осталось и следа, а глаза, словно отражали многовековую боль еврейского народа.

Герцль стал главным ходатаем по всем еврейским делам. Именно в таком качестве его принимали германский император и турецкий султан, король Италии и папа Римский Пий Х, министры Великобритании и России. В Петербурге его принимали министр внутренних дел Плеве и министр финансов Витте.

Герцль был глубоко убежден, что еврейское государство будет возрождено, и он делал все, чтобы пробудить интерес к этой идее у самых широких слоев еврейского населения во всех странах Европы. Для пропаганды идей сионизма Герцль основал, финансировал и сам же редактировал газету на немецком языке «Ди Вельт», первый номер которой вышел за три месяца до Базельского конгресса. Чтобы обеспечить финансовую основу для переговоров с правительством Османской империи, Герцль учредил Еврейский колониальный банк, главная контора которого находилась в Лондоне. Яффский филиал этого банка (Англо-Палестинская компания) известен ныне в Израиле как «Банк Леуми».

Герцль верил в историческую предопределенность возрождения еврейского государства. Столицу этого государства он описал в романе-утопии «Альтнойланд». В 1902 году книга была издана на русском языке под названием «Страна возрождения». Ее предварял замечательный эпиграф: «Если захотите, это не будет сказкой». Эта фраза стала позднее лозунгом всего сионистского движения. Можно с уверенностью сказать, что главная заслуга Герцля перед еврейским народом не та идея сионизма, которую он бросил в массы (ее, как мы помним, высказывали и до него), а та без преувеличения титаническая работа, которую он вел для воплощения этой идеи в жизнь.

29 августа 1897 года в малом зале базельского казино собралось около двухсот человек – делегаты Первого сионистского конгресса. Добрая половина из них были студентами различных университетов Европы. Около семидесяти человек представляли русское еврейство, причем 44 прибыли прямо из России. Их никто в Швейцарию не посылал, ибо еще не существовало таких организаций, которые могли бы избирать своих делегатов на какой-либо конгресс.

Строительство сионистского дома начиналось с крыши. Центральными событиями конгресса стали вступительная речь Теодора Герцля и доклад Макса Нордау «Общее положение евреев в мире».

«Мы хотим заложить первый камень того дома, который когда-либо приютит еврейскую нацию, – сказал Герцль. – Это дело столь велико, что мы должны говорить о нем только в самых простых выражениях. В наше время, которое вообще достаточно возвышенно, мы видим и чувствуем себя окруженными старой ненавистью, новое имя которой – антисемитизм. Чувство солидарности, которое нам так часто и так гневно ставили в укор, было совершенно слабым в дни, когда нас внезапно атаковал антисемитизм. Антисемитизм укрепил это чувство. Можно сказать, что мы вернулись в родной дом. Сионизм – это поистине возвращение к еврейству еще до возвращения в еврейскую страну».

«Внезапно атаковавший» евреев антисемитизм был упомянут Т. Герцлем не случайно. Дело в том, что сам термин «антисемитизм» впервые появился в конце 1870-х годов ХIХ века и был связан с созданием в Германии организованного антиеврейского движения, члены которого называли себя «антисемитской лигой». Герцль был озабочен не самим антисемитизмом (или юдофобией, как его называли до этого), а тем, что он перестает носить стихийный характер. Задолго до появления нацизма Герцль оценил всю смертельную опасность, которую несут в себе носители такой идеологии.

Один из ближайших соратников Герцля Макс Нордау произнес на базельском конгрессе первую из десяти своих знаменитых речей о положении еврейского народа. В этих речах-обращениях к десяти подряд (!) сионистским конгрессам, на которых он был сначала вице-председателем, а начиная с седьмого, – председателем, Нордау делал обзоры ситуации в еврейском мире, описывал тяжелое моральное и материальное положение еврейского народа в странах диаспоры. Нордау был убежден, что многомиллионное восточноевропейское еврейство обречено на гибель и только воплощение сионистской идеи может предотвратить трагедию. Время показало, насколько он был прав. А тогда, на первом конгрессе, его доклад был откровением для присутствующих.

Одним из самых больших достижений Базельского конгресса стало создание Всемирной сионистской организации (ВСО), взявшей на себя всю тяжесть работы по переселению огромных масс людей из различных стран на Родину предков. Президентом ВСО стал Теодор Герцль. Другим достижением конгресса стало принятие первой официальной программы этой организации. Она получила название «Базельской программы». Этот небольшой документ, который сформулировал Макс Нордау, декларировал цель сионистского движения. Цель оказалась достигнутой уже спустя 50 лет. Вот этот документ:

«Сионизм стремится создать для еврейского народа обеспеченное публичным правом убежище в Палестине. Для достижения этой цели Конгресс рекомендует:

1) содействие поселению в Палестине евреев-земледельцев, ремесленников и рабочих;

2) организацию и объединение всего еврейства с помощью местных и международных учреждений в соответствии с законами каждой страны;

3) укрепление и развитие еврейского национального чувства и национального самосознания;

4) предварительные меры для получения согласия правительств на осуществление целей сионизма».

Все. Вот эти четыре пункта Базельской программы оставались в качестве основного документа сионистского движения более полувека.

Конгресс в Базеле принял еще несколько важных решений. По предложению друга и соратника Герцля Давида Вольфсона конгресс утвердил символы сионистского движения. Национальным флагом еврейского народа стало бело-голубое полотнище со щитом Давида (Маген Давид). Это же словосочетание – Маген Давид – стало использоваться для названия удостоверения, которое должно было выдаваться каждому еврею, вносившему в течение двух лет членские взносы во Всемирную сионистскую организацию в размере одного шекеля – так называлась монета библейской эпохи.

Конгресс длился всего три дня, но для еврейского мира эти три дня стали судьбоносными. А еще спустя три дня, 3 сентября 1897 года, вернувшийся в Вену Герцль сделал поистине пророческую запись в своем дневнике:

«Если коротко подытожить Базельский конгресс (что я поостерегусь делать публично), то вот он, вывод: в Базеле я основал еврейское государство. Если бы я громко заявил об этом сегодня, ответом мне был бы общий смех. Но через пять и уж, во всяком случае, через пятьдесят лет это признают все».

Ровно через 50 лет – 29 ноября 1947 года – ООН приняла резолюцию о создании еврейского государства в Палестине.

Герцль вполне мог дожить до этого дня, и уж, конечно, могли дожить его дети. Но этого не случилось ни в том, ни в другом случае. У Герцля было трое детей, которые родились почти один за другим, начиная с 1890 года, но судьба всех трех оказалась весьма трагичной. Старшая дочь Паулина в 40-летнем возрасте покончила жизнь самоубийством, и в том же году на ее могиле в Бордо застрелился сын Ханс. В 50-летнем возрасте погибла от рук нацистов в лагере Терезиенштадт младшая дочь Маргарет.

Полвека отделяло смерть Герцля от того дня, когда было провозглашено государство, предтечей которого он являлся. Сбылось пророчество Герцля, и миллионы евреев на их исторической Родине ныне – лучшая память об этом человеке. Ну, а то, что не успел сделать он, сделали другие. И об этом тоже писал в стихотворении «Памяти Герцля» Владимир Жаботинский: «И днем конца был день его расцвета, // И грянул гром, и песня не допета – // но за него мы песню допоем!»