Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2011

Танхум Бусин, Меир Сайтанов

Подпольный Ребе СССР

Могила реба Гейче Виленского в Малаховке. Справа – раввин Танхум Бусин

Говорить о праведнике всегда тяжело, потому что нам трудно до него дотянуться. Сын раввина – реб Гейче (Гецл бен Авраам Нохум) Виленский (1905-1989) посвятил свою долгую жизнь служению В-вышнему в ту эпоху, когда это грозило арестами, тюрьмами, лагерями, ссылками… В глухие брежневские годы, живя в коммуналке на Фрунзенской набережной, он хранил у себя Свиток Торы, собирал там миньян, соблюдал кошрут. Вообще в те годы по понятным причинам религиозные евреи собирались на квартирах и дачах. Обрезание делали на столе. Можно сказать, от рождения до смерти реб Гейче вопреки всему хранил верность еврейскому образу жизни. Он всегда соблюдал Шабат, всякий раз умудряясь отпроситься на субботу из магазина, где трудился несколько десятилетий. В 1980-е годы он был габаем Малого зала Московской хоральной синагоги на улице Архипова. Реб Гейче, насколько это было возможно в условиях подполья, координировал еврейскую религиозную жизнь в СССР. В его комнате в коммуналке хранились пожертвования на поддержание синагог и хедеров. При этом сам он жил очень скромно.

Раввин Ури Камышов был среди тех, кто посещал миньян реба Гейче еще в 1970-е годы. Р. Ури Камышов рассказывает, что именно через общение с ним он вошел в иудаизм, однажды впервые оказавшись у реба Гейче на Шевуот (до встречи с ним он не знал об этом празднике). Он вспоминает о том, что Гецл бен Авраам Нохум в то тоталитарное время, рискуя собой, очень помог ряду людей, стремившихся войти в еврейскую религиозную жизнь. В памяти р. Ури Камышова также остались тайные фарбренгены в жилище реба Гейче.

Вообще свеча иудаизма теплилась в послевоенной Москве, прежде всего, благодаря усилиям двух людей – Гецла Виленского и инвалида-фронтовика Аврума Генина (он целенаправленно пользовался своей инвалидностью для поддержания марьинорощинской общины). Реб Гейче был единственным, кто мог ставить хупы, давать геты, делать гиюры… Авигдор Эскин пишет, что прошел через гиюр в 1980-е годы в Хоральной синагоге. Очевидно, здесь без реба Гейче тоже не обошлось. Кстати, Авигдор Эскин среди тех, кто называет его цадиком. Главный раввин России (ФЕОР) Берл Лазар вспоминает как о весьма значимом событии о своей встрече с ребом Гейче в Москве сразу после своего приезда в перестроечную Россию.

Очень важно, чтобы этот замечательный человек оставался в памяти поколений.

Танхум Бусин

Я познакомился с ребом Гейче в 1987 году. Этот небольшого роста человек с белой бородой тогда был ведущим миньяна в синагоге на улице Архипова (Большая хоральная синагога) в Москве. До самого преклонного возраста он заведовал отделом тканей в универмаге.

Негласно же Гецл бен Авраам Нохум был председателем раввинского суда всего СССР и духовным пастырем московской еврейской общины. Впрочем, официального раввинского суда в советские времена не было. В немногих ветхих синагогах собиралось несколько стариков-пенсионеров, которые уже не рисковали потерять работу. Они знали, что по возрасту вряд ли им может грозить арест и срок. Именно главным образом из пенсий этих людей и содержались в Советском Союзе синагоги. Реб Гейче тайно десятилетиями проводил брит-милы и ставил хупы. К нему ехали с бескрайних просторов Союза евреи, чтобы решить вопросы, связанные с рождением, браками, разводами… Приезжали и по поводу гиюра. Каждый гиюр был предварен его трудным выношенным решением. После гиюра реб Гейче писал от руки простую записочку, которая для кого-то становилась документом о вступлении в Завет Авраама, признаваемым израильскими и американскими раввинами, а для кого-то служила и входным билетом репатриации в Эрец-Исраэль.

Он был, по его словам, в седьмом колене потомком чернобыльского Ребе Менахема Нахума – и считал, что святость у евреев ярко выражена именно у первых семи колен потомков цадика.

Он родился в Белоруссии, учился в ешиве, получил раввинскую смиху. Когда легендарный отказник, а позднее – израильский раввин и общественный деятель Зеэв Дашевский, находясь в США, сказал, что в СССР нет ни одного кошерного раввина, реб Гейче очень обиделся. Десятилетиями он вообще не ел мясной пищи, потому что в Союзе не было кошерного мяса. Только в конце 1980-х годов появилось кошерное мясо по праздникам.

Его юность как раз пришлась на годы революционного перелома. Ребу Гейче, сыну служителя культа, с трудом удалось добиться для себя нормального гражданского статуса. Он приехал в Москву, где двоюродный брат, который работал в Моссовете, устроил его в торговлю. В торговле он и проработал всю свою жизнь. Он никогда не трудился по субботам. И каждый раз из недели в неделю на протяжении многих десятилетий приходилось об этом договариваться – приплачивать кому-то, чтобы заменили. Или еще как-то находить «общий язык». К тому же надо было следить, чтобы его постоянное субботнее отсутствие было незаметным – иначе могли и настучать.

Реб Гейче со слезами на глазах вспоминал своего родного брата, которого посадили в 1938 году за организацию домашнего хедера. Выпустили его, кажется, в 1939 году, но после заключения он был уже не жилец. Вскоре брат реба Гейче покинул этот мир. Вообще реб Гейче был человеком смелым, волевым и в то же время очень эмоциональным. Его жена Софья Григорьевна запомнилась удивительно доброй и отзывчивой женщиной. Она с полной самоотдачей была предана идеалам своего мужа. Ее тепло особенно ощущали те, кто был вхож в их гостеприимный дом. Через год после смерти реба Гейче она с детьми и внуками репатриировалась в Израиль.

До встречи с ребом Гейче я был далек от религии, несмотря на то, что мое детство прошло недалеко от синагоги «на горке», в Кривоколенном переулке. Однажды мой однокашник поймал в Москве угрей. Как они умудрились сюда добраться с Баренцова моря – неизвестно. После этого я решил завести свою книгу, наподобие книги рекордов Гинеса. Некоторое время спустя я занес в эту книгу, а, вернее, в тетрадочку, как встретил на Пушечной улице очень необычного энергичного, быстрого, маленького роста человечка с большой белой бородой и… зеленого цвета маникюром. Это был реб Гейче. Позднее уже в синагоге, когда мы подружились, я узнал от него, что за маникюр я принял жидкость зеленого цвета, применяемую в те времена от заболевания ногтей.

Я стал постоянным посетителем его субботы. Шел пешком до него больше двух с половиной часов. Приходил где-то к половине первого, и мы вместе начинали утреннюю молитву До того реб Гейче прочитывал всю книгу псалмов и еще что-то. Что интересно в связи с молитвой – на кухне всегда, в том числе в субботу, бормотало радио – просто радиоточку не выключали. Освоившись, я спросил: «Реб Гейче, к чему это радио? Оно же мешает». Он посмотрел на меня с недоумением: «Ну, тогда ты не умеешь молиться». Сам он молиться умел.

Позже мою маму положили в больницу, а следом с отцом случился инсульт. Я рассказал о случившемся ребу Гейче. Он сразу сказал: «Не переживай, все будет хорошо». На следующий же день папа неожиданно быстро пошел на поправку, а потом полностью восстановился после парализации и несколько месяцев спустя с плеча рубил кусты на даче.

Он был хорошим кантором. В первые недели присутствия в миньяне, который он вел, я еще не понимал содержания молитв, кроме отдельных выражений. При этом я погружался и слышал чудесную мелодию, как у Моцарта или Бетховена. Потом вдруг внутри наступала особенная тишина, и я себя в ней терял. Молитва заканчивалась, и я возвращался в себя. Реб Гейче имел обыкновение после молитвы обойти миньян и на секунду посмотреть каждому в глаза. Как-то раз он подошел ко мне и спросил: «Ну как тенор?»

Он был очень проницателен. Однажды реб Гейче сказал мне: «Обязательно приходи 1 января на молитву». По семейному обычаю я встретил новый год с родителями. Сидел на телефоне, поздравлял и принимал поздравления. Наутро, когда я с туманной головой, скользя по заледеневшей горке, приближался к синагоге, в голове билась одна мысль: «Как бы случайно не поздравить кого-нибудь из членов миньяна». После молитвы, обходя по обыкновению присутствующих, реб Гейче остановился возле меня и сказал, что он обсуждал это с большими людьми, указывая рукой куда-то в неопределенный верх, и вердикт следующий: «Можно поздравлять с таким новым годом». Понятно, что на многие сотни километров вокруг тогда не могло быть больших религиозных авторитетов, и он, возможно, советовался не здесь…

Один исстрадавшийся человек, только что вышедший из заключения по сфабрикованному делу познакомился с женщиной с ребенком. Она разошлась с мужем, но гета по этому поводу не было. Человек упорно в синагоге «на горке» просил реба Гейче помочь ему и его подруге с хупой, тем более что и ребенок к нему привык. Но тот отказывался, говорил, что и вообще не рекомендует ему на ней жениться. В конце концов, пара вступила в гражданский брак. Прошло время, и этот еврей на глазах у людей во время Пурима сразу после вечерней молитвы упал в ноги и просил у раввина прощения за то, что его не послушал.

В последние месяцы жизни реб Гейче плохо себя чувствовал и уже не мог своим ходом добираться до синагоги. Я заезжал за ним на машине, и мы ехали вместе. Однажды я провинился перед ним – опоздал. Когда мы приехали, миньян вел кто-то другой. Реб Гейче был очень расстроен – ведь он долгое время каждый день вел миньян. Общественная молитва была для него важнейшей духовной опорой. Однажды мы проезжали мимо здания ТЭЦ на Москва-реке, и я заметил, что это здание своим обликом очень напоминает паровоз. А он ответил: «Ну, все это уже было очень-очень давно». Все было, исчезло и возникло вновь. Он хотел сказать мне: не очень увлекайся чудесами современной цивилизации, к чему я был очень склонен. Есть другая более глубокая жизнь.

Меир Сайтанов