Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2012

Раввин Шмуэль Могилевер

Яков Басин

С Сионом и без Сиона

1878 год остался знаковым в еврейской истории. Именно в этот год Турция потерпела поражение от России и ушла с Балканского полуострова. Именно тогда начался распад огромной Османской империи. И именно в этот год забрезжил свет в конце гигантского туннеля, во тьме которого наш народ находился две тысячи лет изгнания: у евреев появилась реальная возможность вернуться на свою историческую родину.

1

Берлинская конференция, которая подвела итоги русско-турецкой войны, привела к некоторой либерализации внутренней политики в Османской империи. В первую очередь это коснулось положения национальных меньшинств, среди которых находились весьма тогда немногочисленные еврейские общины. Коснулось это иммиграционных законов, частично открывших двери для новых поселенцев, которые – и это главное – получили равные права независимо от их религиозного или социального статуса. Среди них было и гарантированное властями право неприкосновенности приобретаемой ими собственности.

В еврейской истории трудно найти еще хотя бы один значительный отрезок времени, когда бы евреи могли беспрепятственно, понятно, что не бесплатно и иногда даже за очень большие деньги, приобретать в собственность земли своих предков. Только после Берлинской конференции 1878 года приобретенная собственность еврейских иммигрантов обеспечивалась юридически оформленными документами. Но прецеденты уже имели место и раньше. За десять лет до этого один из лидеров «Альянса» Шарль (Ицхак) Неттер (1826–1882) предложил открыть в Палестине сельскохозяйственную школу. В 1870 году был приобретен земельный участок, и такая школа была построена. Она получила название «Микве Исраэль» («Надежда Израиля»). Неттер стал ее директором. В 1879 г. недалеко от Яффо был куплен участок земли, на котором возникла еврейская колония. Ее назвали «Петах-Тиква» («Врата надежды»).

Идея создания сельскохозяйственных поселений вызвала небывалый энтузиазм в среде проповедников еврейской колонизации Палестины. И вот уже создается первая организационная форма движения палестинофильцев, получившего название Хововей Цион (букв. «Любящие Сион»). Фактически это движение стало неким прообразом того, что спустя полтора десятилетия было создано Теодором Герцлем, – политического сионизма.

Началу палестинофильского движения положила конференция, посвященная еврейской поселенческой деятельности, проведенная еще в 1860 году в прусском городе Торн (ныне Торунь, Польша). Ее итогом стало создание во Франкфурте-на-Одере поселенческого общества, правление которого с 1864 года находилось в Берлине. В это же время стали появляться на общественной арене и лидеры этого движения, имена которых неотъемлемы от истории сионизма.

В 1860 году организатору конференции в Торне раввину Цви Хиршу Калишеру (1795–1874) было уже 65 лет. Обязанности раввина он исполнял на волонтерских началах, посвятив всю свою жизнь проповеди идеи заселения Эрец-Исраэля евреями. Взгляды его сформировались под влиянием активного роста национальных движений в Европе. Его книга «Дришат Цион» («Стремление к Сиону»), изданная в 1862 г. Обществом по заселению Палестины, в создании которого он принимал самое непосредственное участие, в течение нескольких лет была главным источником внедрения этой идеи в среду ортодоксального еврейства. Калишер публично высказывал упреки в адрес евреев из-за их отсутствия стремления к национальной независимости. Он призывал богатых евреев жертвовать деньги на воплощение этой святой идеи в жизнь. Он предлагал своим читателям и слушателям различные формы существования на Святой земле и даже предвидел наличие вооруженной охраны будущих поселений. Были у него и проекты создания сельскохозяйственных училищ для обучения молодого поколения колонистов.

Большинству религиозных современников Калишера мысль о приближении избавления силами самого еврейского народа казалась в те дни вызовом иудаизму, который ожидал возрождения Эрец-Исраэля лишь с приходом Мессии. Провидческие идеи Калишера, высказанные им за несколько десятилетий до возникновения политического сионизма, преодолевали разрыв между сионистским движением и еврейской религиозной традицией.

Прошло еще шесть лет, и в Вене начал на иврите выходить журнал «Ха-Шахар» («Рассвет»). Его издателем был совсем молодой человек, приехавший из какого-то местечка Могилевской губернии, Перец Смоленскин (1842–1885). Из Шкловской иешивы, где он учился, его отчислили за увлечение светской литературой, и в 15 лет он уже должен был искать себе средства на пропитание сам. Его приютили любавичские хасиды, в синагогах которых он давал уроки иврита и читал проповеди.

В России воплотить в жизнь мечту об издании собственного журнала на иврите было невозможно, и он оказался в Вене, где стал заведовать отделом печати на еврейских языках в одной из крупных типографий, что способствовало его собственной издательской деятельности. Своему детищу – журналу «Ха-Шахар» – он отдал 18 лет жизни. В журнале он печатал и собственные произведения. Журнал быстро стал популярным среди ивритоязычных авторов, и в нем размещали свои работы крупнейшие еврейские литераторы второй половины XIX века. Именно в нем свою программную статью «Жесткий вопрос» о принципах возрождения еврейской государственности напечатал Элиэзер Бен-Иегуда, будущий создатель разговорного иврита.

Как и многие деятели Гаскалы, Смоленскин не верил в возможность возрождения еврейского государства в Палестине. Его концепция сводилась к утверждению, что евреи – «духовная нация», и что их удел – не физическая работа на собственно участке земли, а духовное творчество, в котором лишенный земли народ сможет реализовать себя на основе языка иврит как объединяющего начала. Однако после погромного разгула в России в 1881 г. он пересмотрел свои взгляды и начал активно пропагандировать идею о скорейшем переселении евреев в Эрец-Исраэль. Все последние номера его журнала были наполнены этой злободневной темой. Ей он и сам посвятил 25 статей.

П. Смоленскина, как и позднее Т. Герцля, преследовала мысль о неотвратимости массовой гибели евреев от рук антисемитов. Написанный незадолго до смерти на эту тему роман «Некам брит» («Отмщение Завета», 1884) считается первым сионистским романом в истории еврейской литературы.

2

В начале 1881-х гг. под влиянием кровавых погромов в России начало активно развиваться движение по колонизации Палестины евреями. На первых порах энтузиастов было немного, но успех первых поселенцев, которым удалось закрепиться «на земле», вселил уверенность в реальности всего замысла. Стало крепнуть и палестинофильское движение, активисты которого действовали не только в России, но и во многих странах Европы и даже в США. Подвижничество некоторых в этой области было равносильно подвигу, особенно, когда это касалось противостояния им раввинов, проповедующих мысль, что возвращение евреев на их историческую родину возможно только с приходом Мессии. Одним из таких «протестантов» был сефардский раввин Иехуда Бен Шломо Алкалай (1798 – 1878).

Почти всю жизнь этот человек провел в небольшом югославском городке Землине (ныне Земун), но последние четыре года своей долгой жизни провел там, куда стремился попасть всю жизнь, – в Иерусалиме. Все полвека, которые Алкалай отдал служению В-вышнему, он проповедовал возвращение евреев на свою историческую родину, утверждая, что избавление народа – прежде всего в руках самих сынов народа и что спастись они смогут, только переселившись в Палестину. И сделать это надо до пришествия Мессии, а само пришествие лишь станет последним этапом национального освобождения.

Сама мысль о возможном вторжении идеи самоизбавления в мессианские представления того времени было в определенной еврейской религиозной среде на уровне ереси. Естественно, эта идея встретила резкое сопротивление. Но Алкалай не только читал проповеди – он активно действовал для воплощения своей идеи в жизнь. Он выступал в прессе, добиваясь международного признания права евреев на Эрец-Исраэль. Он пытался возродить Совет старейшин как своего рода национальный парламент. Он повсеместно пропагандировал возрождение иврита как разговорного языка. Когда возникло организованное палестинофильское движение, он призывал общины и отдельных лиц регулярно отчислять десятую долю дохода (десятину) для финансирования переселения евреев в Палестину.

Дамасское дело подстегнуло его активность. Алкалай выезжал в европейские страны и доказывал в своих выступлениях необходимость приобретения в больших масштабах земель в Эрец-Исраэле для поселенческой деятельности. Он даже основал общество по заселению Палестины. Этому были посвящены и написанные им книги: «Шалом, Иерусалим» (1840), «Приношение Йегуды» (1843) и «Дар Иудеи» (1845).

Рост активности палестинофильцев в наибольшей степени проявился после погромов в России, начавшихся с убийством Александра II. Именно под влиянием идей Ховевей

Циона и формировалось мировоззрение первых переселенцев. Наибольшее влияние на этот процесс оказала книга Леона Пинскера (1821–1891) «Автоэмансипация», вышедшая на немецком языке в Берлине в 1882 г. Русский перевод этой книги появился лишь спустя 16 лет. Его выполнил известный историк Юлий (Иуда) Гессен (1871–1939), обогативший иудаику выдающейся работой «История еврейского народа в России» (1916).

Как написал позднее сам Ю. Гессен, литература по этой теме была крайне бедна, и он пытался собрать воедино все, что можно. Идеи Л. Пинскера к этому времени уже были развиты другими, и, в первую очередь, Т. Герцлем. Уже прошел в Базеле Первый сионистский конгресс, и идеи сионизма, которые в книге Л. Пинскера еще только проглядывались, получили всееврейское признание. И все же Ю. Гессен, по достоинству оценив вклад этой книги в дело развития еврейского национального самосознания, решил ее издать на русском языке.

В книге Леона Пинскера впервые идеи палестинофильства были выражены столь последовательно и убедительно. Главное, что он отходил от стандартной оценки пресловутого еврейского вопроса как глобального духовного кризиса самого еврейского народа. Да, евреи веками жили и ныне живут в бедственном и униженном состоянии, поскольку везде рассматриваются коренными народами как некая чуждая им этническая группа, которая, не располагая собственной территорией, не поддается при этом ассимиляции на протяжении всей истории своего существования. Это – глобальная проблема мирового масштаба, влияющая на всю мировую историю, писал автор, а решение ее он видел в одном: выделение этому гонимому народу собственной территории и организация его переселения из России и стран Восточной Европы.

Проанализировав социальные и психологические корни антисемитизма, Л.Пинскер приходит к выводу, что в силу исторических причин единственным местом для сохранения евреями своей национальной идентичности может быть Эрец-Исраэль. Свою концепцию он изложил на собранном частично по его же инициативе Первом (Катовицком) съезде, председателем которого был избран. Фактически Л. Пинскер был основоположником идеологии палестинофильства, поэтому, совершенно естественно, именно он и возглавил созданное вскоре Общество вспомоществования евреям-земледельцам и ремесленникам в Сирии и Палестине – так называемый Одесский комитет, центр которого в Одессе и располагался. Он же провел и два других съезда Ховевей Циона в Друскениках (1887) и Вильно (1889). Однако когда турецкие власти, заметив активизацию поселенческого движения среди евреев, запретили ее в 1891 г., Л. Пинскер стал поддерживать барона Мориса де Гирша в его попытках колонизации Аргентины. Эрец-Ираэль он продолжал рассматривать как духовный центр еврейского народа.

3

Одной из основных заслуг Ховевей Циона было создание в 1889 г. в Одессе ордена «Бней-Моше» («Сыновья Моисея»). Создан он был по образу обычных масонских орденов и по сей день существующих в мире с конца XVI века. Учредители ордена ставили перед ним одну, но глобальную задачу: способствовать духовному возрождению еврейского народа и его возвращению на историческую родину. Рабочим языком ложи был иврит. На иврите велось и образование во всех созданных ложей учебных заведениях. И именно «Бней-Моше» создал издательство «Ахиасаф», опубликовав ряд антологий на иврите, как в России, так и в Эрец-Исраэле. Орден был распущен уже после возникновения политического сионизма.

В финансовом отношении Хововей Цион полагался фактически только на помощь еврейских филантропов. Город Реховот, основанный этой организацией, смог возникнуть только потому, что средства на это выделил барон Эдмон де Ротшильд. И тут мы сталкиваемся с еще одной, чрезвычайно интересной стороной палестинофильского движения, без которой не сложился бы весь фундамент вызревающего к концу XIХ века политического сионизма, – с участием в нем клерикальных кругов. Без их поддержки повернуть глубоко религиозное в своей массе еврейское население в сторону сионизма было бы невозможно. И едва ли не главным действующим лицом в этой работе стал один из крупнейших талмудических авторитетов своего времени Шмуэль Могилевер (1824–1898) – один из инициаторов и участников Катовицкого съезда.

Идею поселения евреев в Эрец-Исраэль он поддержал еще до погромов 1881 года, а когда они произошли, поехал в Броды и Львов, где собирались массы будущих переселенцев, чтобы поддержать их морально. Для раввина это было равносильно участию в религиозном расколе. Большинство раввинов тогда отвернулось от движения «Ховевей Цион», но были и те, кто понимал историческую предопределенность происходящих событий. Активную поддержку Ш. Могилевер получил от брестского раввина Йосефа-Бера Соловейчика, вместе с которым они сначала обратились к раввинам Российской империи с призывом создать организацию для содействия алие и заселению Эрец-Исраэля, а затем (в 1890 г.) такую организацию сами и создали. Это было Общество вспомоществования еврейским земледельцам в Сирии и Палестине. Случилось это за семь лет до Базельского конгресса Теодора Герцля.

И было еще одно из того, что сделал Ш. Могилевер и что было для своего времени подвигом: он начал активно сотрудничать с людьми, не соблюдавшими религиозные предписания, а это для раввина в те дни было просто немыслимо. Можно себе только представить, как трудно было ему противостоять напору ультраортодоксов. Сколько сил пришлось потратить на то, чтобы объяснить, как важно в момент опасности «с радостью и любовью принять того, кто, хотя и неверующий по нашим меркам, но пришел спасти нас». Мысли Ш. Могилевера об общееврейском национальном деле, которое выше религиозных разногласий, и поныне остаются актуальными.

Ш. Могилевер был также одним из тех, кто еще в 1882 году в Париже встречался с бароном Эдмоном де Ротшильдом. Барон в то время (как, впрочем, и спустя 15 лет, когда он отказал в помощи Теодору Герцлю) не считал нужным поддерживать колонистов, утверждая, что идея переселения евреев в Палестину не более чем утопия. Но в 1882 году Ш. Могилевер уговорил его предоставить помощь первым иммигрантам. И уже через год на деньги барона в Палестине было основано сельскохозяйственное поселение для выходцев из России – Экрон (ныне – Мазкерет-Батья). Встреча с Могилевером стала вехой и в жизни Ротшильда, который в последующие полвека был крупнейшим меценатом, поддерживавшим поселенческую активность в Эрец-Исраэле.

Делу подъема национального самосознания галутных евреев служили и литературные произведения, описывающие беспросветную нищенскую жизнь евреев и воспитывающие у них протестные настроения. Особое влияние на современников оказал публицист и общественный деятельность, потомок бедных еврейских иммигрантов из Польши Израэл Зангвил (1864–1926). Он жил в Лондоне. Его книги выходили на английском языке. Когда ему было 16 лет, он составил и выпустил литературный альманах «Пурим», центральное место в котором занимали его собственные произведения.

Двухтомный роман Зангвила «Дети гетто» (1892) сразу поставил его в ряды крупнейших деятелей англо-еврейской литературы своего времени. Спустя два года выходит еще один его роман – «Повелитель нищих», переведенный на русский язык под названием «Король шнореров». И все же самое значительное место в литературе и общественной жизни евреев оставили его книги о жизни еврейских гетто и судьбах знаменитых людей, вышедших из них. Не случайно слово «гетто» присутствует в названии каждого из его романов: «Трагедии гетто» (1893), «Мечтатели гетто» (1898), «Комедии гетто» (1907).

Идеи возвращения евреев на их историческую родину прослеживаются во многих произведениях Израэла Зангвила. Именно ему принадлежит знаменитая фраза: «Лучше сионизм без Сиона, чем Сион без сионизма».

4

Как бы то ни было, но к возникновению сионизма как политической концепции и международного политического движения евреи, благодаря многолетней деятельности Хововей Циона, были готовы. И, естественно, наибольшую активность и наибольший интерес к этому процессу проявили евреи России, чего западные лидеры движения никак не ожидали.

На Базельском конгрессе произошел один весьма многозначительный эпизод. Приехавший из России Марк Коган оказался единственным, кто выступал на иврите.

– Я решил обратиться к вам, мои уважаемые братья, не на языке страны, где я родился, а на языке страны, где родился мой народ... Мы говорим на языке вавилонского столпотворения, на языках всех стран мира, не употребляя лишь собственного. Мы забыли свой язык. И потому пусть он прозвучит в этом зале, и да будет сегодня известно всем: есть язык народа Израиля, и возродится он в Эрец-Исраэле.

Отношение к русским евреям в те годы со стороны евреев стран Западной Европы было достаточно специфичным. Практически во всех странах еврейское население было, по большей части, ассимилированным, определявшим свою национальную принадлежность не по исповедуемой религии, а по чувству единения с теми народами, среди которых они проживали. Языковая и культурная общность способствовали этому, хотя сами титульные нации от такого родства всячески открещивались. Но даже при этом западные евреи почти всегда смотрели на русских евреев свысока, считая их в какой-то степени второсортными, а в культурно-духовном плане и вовсе отсталыми.

Находился под этим стереотипом общественного сознания и Теодор Герцль. Вот почему знакомство в Базеле с евреями из России стало для него открытием. Герцлю случилось повстречать людей, обладающих таким богатым внутренним миром, столь духовно одаренных, что сам тип русского еврея приобрел для него совершенно особое значение.

«Варваром» всегда считают тех, кого не понимают, – писал он позднее, – и именно поэтому высокомерные евреи Западной Европы принимают евреев Восточной Европы за существа грубые и примитивные. Какое заблуждение! Признаюсь, для меня появление на конгрессе евреев из России стало крупнейшим его событием».

Герцль и до конгресса общался с русскими евреями, но это было общение по переписке, и оно не могло дать всей полноты представления об этих людях. Герцль понимал, что они живут в основном в сельской местности, да еще в сугубо аграрной стране, и потому в своих планах переселения евреев в Палестину отводил этим, несомненно, трудолюбивым и выносливым людям роль сельскохозяйственных тружеников.

«Мы всегда были убеждены, – писал он позднее в газете «Ди Вельт», – что они непременно нуждаются в нашей помощи и в духовном руководстве. И вдруг на Базельском конгрессе российское еврейство явило нам такую культурную мощь, какой мы не могли и вообразить… Какой стыд, что мы верили, будто превосходим их. Образованность всех этих профессоров, врачей, адвокатов, инженеров, промышленников и купцов уж наверняка не уступает западноевропейскому уровню».

Русская делегация не была на Базельском конгрессе в центре внимания. Делегаты из России вообще ничем не выделялись и вели себя незаметно. Однако Т. Герцль даже из небольшого, чисто «кулуарного» общения смог составить о них весьма высокое мнение.

«Если мое впечатление, чрезвычайно сильное, сформулировать в одной фразе, – писал он позднее, – то я бы сказал, что они обладают той внутренней цельностью, которая утрачена большинством европейских евреев. Русские сионисты ощущают себя евреями-националистами, однако без ограниченной и нетерпимой национальной заносчивости, которая тем более непонятна, учитывая современное положение евреев. Их не мучает мысль о необходимости ассимилироваться, личность их цельна, без двойственности и без душевных надрывов... Они не растворяются ни в каком другом народе, но перенимают все лучшее у всех народов.

Им удается держаться с достоинством и подлинной непосредственностью. А ведь это единственные евреи гетто, которые еще существуют ныне. И после того, как мы их увидели, мы поняли, что именно давало нашим предкам силу выстоять в самые тяжелые эпохи. В их облике нам открылась история наша во всей полноте своего единства и жизненной силы. Пришлось задуматься о том, что поначалу мне часто говорили: «К этому делу тебе удастся привлечь только русских евреев». Если бы мне это повторили сегодня, у меня был бы готов ответ: «И этого достаточно!»