Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2013

Олег Губарь

Об одном одесском раввине

Михель Герш (Йехиэль Цви) Иосев (Иосифович) Гальперин (Эльпер), одесский купец 3-й гильдии, c 1836 г. городской раввин. Эта фигура попала в поле моего зрения в период подготовки только что изданной монографии «Первые кладбища Одессы»: поражала упомянутая в некрологе невероятная продолжительность его духовного присутствия в местном еврейском обществе. Когда меня спрашивают, как и почему отбираю своих героев, отвечаю незатейливо: это как дружба, как любовь, которая бывает и нерентабельной.

Чтобы понять вкрапленность Гальперина в историко-бытовой пейзаж, принялся собирать новые сведения о ранней коллективной биографии еврейской Одессы. Авторы наиболее серьезных штудий – С. Ципперштейн (1995) и М. Полищук (2002) – нередко говорят о скудости информации по этой проблематике. В значительной мере это справедливо, однако продолжающийся архивный и библиографический поиск дает некоторые новые результаты, и даже забрезжила идея сделать книжку об одесской еврейской колонии конца XVIII – первых десятилетий XIX века.

Замечу: мы не только не знаем биографий первых одесских раввинов, но даже не имеем их реестра. В Государственном архиве Одесской области сохранились документы, прямо и опосредованно касающиеся раввина Гальперина. К ним, прежде всего, относится дело о его причислении в потомственное почетное гражданство. Дело включает и формулярный список раввина, титульный лист которого я здесь привожу.

Из списка видно, что в феврале 1860 года Гальперину было 67 лет, то есть он родился в 1792-м или в самом начале 1793 года. Он одесский купец 3-й гильдии, сын раввина, однако я пока не имею информации, был ли его отец одним из первых одесских раввинов. Возможно, это так. Во всяком случае, Гальперин наследовал в этой должности своему тестю, раввину Рувиму Гартенштейну, которого в литературе именуют Реувеном Житомирским, по месту рождения. В этом нет ничего удивительного, ибо евреи Российской империи были обязаны носить фамилию только с 1804 года. Гальперин женился на дочери Гартенштейна Лее, пятью годами моложе. К 1860 году это было уже довольно разветвленное семейство.

У старшего сына Гальперина – Якова-Лейбиша, 1814 г. р., и его жены Ривки (Ревекки), 1820 г. р., было трое сыновей: Сруль, 1840 г. р., Хаим-Шулим, 1841 г. р. и Лев-Ицик, 1850 г. р. У младшего, Соломона Исаака, 1825 г. р., и его жены Перлы, 1830 г. р., было три дочери: Бейла, 1850 г. р., Малка, 1853 г. р., и Маля, 1855 г. р. Дочь Гальперина, Гитля Ойгман, имела четверых детей, другая дочь, Хана Горнштейн (значится и как Хана Гальперина) – по крайней мере, одного или двух. Внук Гальперина, Иосиф Гальперин, вероятно, сын Ханы, избран на последнюю должность деда, помощником городского раввина, в 1877 году.

В фонде Городской управы сохранилось дело 1887 года о выдаче паспорта разведенной Бейле Канцлер, урожденной потомственной почетной гражданке Эльпер (Гальпериной), то есть упомянутой внучке раввина от младшего сына.

Михель Герш Иосев Гальперин стал городским раввином по выбору одесского еврейского общества после утверждения в этом качестве очень много сделавшим для города градоначальником А. И. Левшиным 13 апреля 1836 года, в пору генерал-губернаторства графа М.С. Воронцова. Совершенно очевидно, что ранее Гальперин тоже исполнял какую-то духовную должность, вероятно, помощника Рувима Гартенштейна, но четких указаний об этом пока нет. По крайней мере, в 1877-1878 гг. это обстоятельство давало повод говорить, что его общий стаж духовного труда – «около 55 лет». С 1837 года Гальперин, как того требовало российское законодательство, утверждался городской администрацией на пятилетний срок, а затем шесть раз на трехлетний срок, вплоть до 1860-го, итого 27 лет. Далее он исполнял обязанности главного помощника куда более упоминаемого в специальной литературе городского раввина, Шимона Арье Швабахера. Этот сюжет с драматическим привкусом нуждается в комментарии.

То было время противоборства «прогрессистов» с «традиционалистами», то есть в данном случае продвинутой, как теперь принято говорить, одесской бродской общины просвещенных выходцев из Европы с местным патриархальным еврейством. Обстоятельства этого противостояния я подробно излагаю в отдельной публикации об истории бродской общины в Одессе. Здесь же попытаюсь очертить ситуацию лапидарно.

Бродские (галицийские) евреи Одессы уже на рубеже 1810-1820-х создали свои обособленные духовные институции – молитвенную школу (синагогу) в частных арендованных домах. Во второй половине 1820-х они основали казенное еврейское училище, и все ощутимее контролировали всю еврейскую общину, проводили образовательную и синагогальную реформы. Возмущение традиционалистов вызвало, например, исключение в 1829 году из числа обязательных предметов Еврейского училища чтение Талмуда, взамен чего ввели изучение работ признанных теоретиков Гаскалы. В свою очередь, бродских евреев приводила в негодование деградация традиционной службы: непочтительное, а то и непотребное поведение прихожан в синагоге, продажа синагогальных привилегий мицвот и алийот, вульгарные уличные свадебные обряды, бескультурье и проч. В связи с этим иллюстративен следующий пассаж из книги С. Ципперштейна: «Прогрессивная синагога стала бы храмом морального совершенствования и местом обучения языку, т. к. именно она должна была обладать правом подготовки высококвалифицированных проповедников, которые вели бы свои проповеди на языке окружающего населения. Таким образом, новая синагога способствовала бы расширению языкового и интеллектуального кругозора своих прихожан». Институции, созданные бродской общиной Одессы, были первыми, образцовым для «русских маскилим», хотя, разумеется, копировали европейские оригиналы.

Говоря короче, отношения меж Главной и Бродской синагогами оставляли желать лучшего. Вместе с тем, «умеренные» лелеяли мысль о слиянии обеих общин. Идея объединения прогрессистов с традиционалистами оказалась не столь уж плодотворной, однако в конечном итоге она привела к ощутимым реформам в Главной синагоге по образцам Бродской. Ряд обстоятельств воспрепятствовал стыковке Бродской и Главной синагог (общин), несмотря на то, что состоятельные галицийцы щедро финансировали строительство нового, до сей поры исправно существующего монументального здания Главной (так называемой Большой) синагоги, по Ришельевской улице – угол Еврейской. Не принесла положительных результатов и тонкая дипломатия авторитетных деятелей просвещения – Маркуса Гуровича, Бецалеля (Базилиуса) Штерна и др. На этом этапе противоборство кипело, например, вокруг распределения престижных мест в новом здании между представителями той и другой общины, внутреннего устройства (галицийцы предлагали европейские модели зала).

Поддерживаемая государственной администрацией Бродская община имела главным (казенным) раввином своего просвещенного ставленника, Швабахера (он, между прочим, ввел непривычный для иудаизма обряд конфирмации). Гальперин, верой и правдой прослужил одесскому обществу много лет, а теперь официально значился лишь старшим помощником гораздо более молодого человека, хотя реально ему и не прислуживал. Все это подогревало обоюдные амбиции, обиды, подозрения. Перспектива слияния «двух молитвенных обществ» маячила много лет, и порой даже казалась совсем близкой. Однако в результате так ничего и не вышло, и в 1863 году 197 прихожан Бродской синагоги пожертвовали 35.646 рублей на покупку участка близ перекрестка улиц Итальянской (Пушкинской) и Почтовой (Жуковского) и строительства на нем нового здания – того, в котором ныне размещается Государственный архив Одесской области. Короче говоря, довольно долго поддерживалось некое хрупкое двоевластие: Швабахер фактически «курировал» Бродскую, а Гальперин Главную синагогу.

В конце 1876 года престарелый Гальперин сильно занемог. Предчувствуя скорую кончину, он продиктовал два письма, одно из которых адресовал многоуважаемому городскому голове, по сию пору почитаемому одесситами Н.А. Новосельскому, а другое – если позволительно так выразиться, своей «пастве». Обремененный большой семьей, многие представители которой после его смерти оставались без средств существования, Михель Герш слезно молил позаботиться об их дальнейшей судьбе. Особенное волнение вызывает письмо, подписанное его нетвердой дрожащей рукой буквально за день до ухода в мир иной.

«Находясь на смертном одре и предчувствуя свой предсмертный час, – пишет Гальперин, – я тягощусь мыслию, что после смерти моей мое семейство останется без всяких средств к жизни, а потому я обращаюсь к вашему превосходительству с усерднейшею просьбою предложить еврейскому обществу в воздаяние моих долголетних трудов, понесенных мною на службе этому обществу, по смерти моей назначить семейству моему пенсию в таком же размере, чтобы оно могло существовать хотя безбедно. Ваше доброе сердце и просвещенное покровительство нуждающимся дает мне полную надежду, что Вы удовлетворите мою предсмертную просьбу. Надеюсь, что и общество, к членам которого я также обращаюсь с этою просьбою, и с своей стороны не откажем мне в ней. 11 января 1877 г.».

Другое письмо, еврейскому обществу, тоже переведенное с иврита, написано им ранее, 10 декабря 1876-го: «Сорок лет ношу я бремя святой службы в сем знаменитом городе», – говорит Гальперин, и эта служба не принесла никакого материального достояния. Раввинское содержание было бедным, а потому нечего оставить двум вдовствующим дочерям. При этом у одной из них, Гитли, четверо сирот, и хотя их доля есть в недвижимом имуществе умершего их отца, но до совершеннолетия детей надо как-то содержать. «А другая [дочь] Хана, – продолжает Гальперин, – имеющая дочь девицу в возрасте, свойственном уже к отдаче в замужество». Он благодарит общество за определение внука Иосифа в должность действительного члена Раввинского правления для разрешения вопросов религии просит для него приличного жалованья: с тем, чтоб половина шла дочерям его – на наем квартиры.

Трагикомедия, но шустрые одесские репортеры, что-то прослышав об этом письме, поспешили похоронить Гальперина, при этом еще и состарив его лет на десять. 14 декабря 1876 года в «Одесском вестнике» появилась заметка, в которой сообщалось буквально следующее: «12 декабря в Одессе умер на 95 году помощник еврейского раввина, исправлявший эту должность в продолжение 60 лет…»

25 января 1877 года «граждане из евреев г. Одессы» обратились к Н.А. Новосельскому: они говорили о 50-летней полезной службе умершего в текущем месяце (то есть в январе) бывшего одесского городского раввина, а в последнее время старшего помощника городского раввина Михеля Герша Гальперина, возведенного правительством в потомственные почетные граждане. О его скудном жалованье, на которое он едва выживал с семейством. Прилагали упомянутое письмо Гальперина, ходатайствовали об удовлетворении просьбы покойного. В числе подписавшихся такие видные представители городского еврейства, как Розен, Трахтенберг, Китовер, Лившиц, Нахамкис, Пуриц, Дрей, Коган, Левин и др. Обратите внимание: сам Гальперин говорит о 40-летнем служении, то есть от времени первого избрания раввином, но общество – о 50-летнем, явно имея в виду предыдущий стаж покойного в качестве вообще раввина.

6 сентября 1877 года под предводительством члена Городской управы А.М. Ратгауза и при участии 38 поверенных утвержден «приговор собрания поверенных Одесского еврейского общества». Внук Гальперина Иосиф определен помощником раввина с назначением жалованья, которое получал покойный – 750 рублей, с тем, чтобы половина шла в пользу дочерям и их детям. Единогласно постановлено: так как внук покойного «Иосиф Гальперин уже допущен по избранию общества к занятию должности помощника одесского городского раввина с окладом жалованья по 750 р. в год […] удовлетворить ходатайство покойного…» Однако понимать это надо так, что оклад Иосифа должен был удваиваться из суммы коробочного сбора и составлять 1.500 рублей. И тогда дочерям Гальперина причиталось бы ровно столько, сколько получал их покойный отец. В числе подписавшихся – такие авторитетные в то время одесские граждане, как Штейнфинкель, Гиршфельд, Кауфман, Трахтенберг, Копельман и др.

Прошел целый год, и 31 августа 1878 года дочери Гальперина Гитля Ойгман и Хана Горнштейн пишут в Одесскую городскую управу о том, что прибавочные деньги Иосифу Гальперину, которые им следуют, так и не выплачиваются. Напоминают о 55-летнем (!) духовном служении городу их покойного отца. Однако муниципалитет объясняет: по закону нет никакой возможности брать добавочные 750 рублей из распределенного по всем статьям коробочного сбора. Это было бы превышением полномочий, то есть подсудным делом. Поэтому муниципалитет призывает еврейское общество, если оное пожелает, доплачивать Иосифу Гальперину из собственных средств. Коробочным сбором, само собой, облагалось то же еврейское общество, однако распределение этого специфического налога строго регламентировалось. Таким образом, доплата, по желанию общины, должна была ложиться на ее плечи сверх коробочного сбора.

Дальнейший ход событий мне пока неизвестен. Взяла ли на себя община опеку дочерей покойного раввина? Надо полагать, дело уладилось, ибо в нем, как мы видели, принимали участие многие известные одесситы, щедро занимавшиеся благотворительностью, и, в конце концов, речь шла об их персональном реноме. Из архивных документов видно, что в то время Гитля и Хана с детьми проживали в частном доме по Польской улице. Из собранных мною примыкающих к этой истории данных следует: один из сыновей раввина Гальперина еще при жизни отца значится в числе лучших в городе сигарочников. А вот супруга старшего сына, Ривка, занимавшаяся розничной торговлей на Привозной площади, – курьезный момент – в октябре 1872 года вторично оштрафована в за использование неверных весов. Что ж, коммерческая жилка вполне приличествует представителям потомственного купеческого рода.

…Старого раввина похоронили на Первом еврейском кладбище, примыкавшем к архаичному христианскому со стороны так называемой Чумной горы – памятника жертвам катастрофических эпидемий 1812, 1829, 1837 годов. К слову, Еврейское чумное кладбище тогда устроили обособленно, и теперь оно лежит под ногами прохожих по Высокому переулку. Весь первый городской некрополь, точнее, его видимая часть, уничтожен в середине 1930-х годов. Бесплодные разговоры о создании мемориала 200 тысячам погребенным здесь жителям Одессы ведутся уже которое десятилетие.