ГАЗЕТА "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

АНТОЛОГИЯ ЖИВОГО СЛОВА

Информпространство

Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"

Copyright © 2013
 

Кирилл Ковальджи

 

Еще раз о любви и ненависти

Хорошо словам, смысл которых не меняется. Например: гипотенуза. Вчера и завтра, здесь и там – гипотенуза. Все, точка.

А демократия? Большевики пришли к власти под лозунгом именно демократии (потом, правда, это слово было исключено из названия партии). Сталинская конституция была «самой демократической в мире» («я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!»), но недаром в СССР пришлось понятие демократии расщепить на буржуазную («лицемерную») и социалистическую («истинную»). Потом, после падения единовластия КПСС, оказалось, что для «наследницы» КПРФ демократия вообще стала ругательным словом («дерьмократия»), а место пролетарского интернационализма занял народный (чуть ли не православный) патриотизм.

Как же быть с этим иноязычным названием нормального и естественного чувства любви к Родине? Почему патриотизм стал как бы монопольной принадлежностью определенных политических сил?

Патриотизму, как и демократии, не повезло. Нашим доморощенным реакционерам (как и большевикам) удалось извратить его смысл. Дескать, любить Россию и защищать ее интересы может только русский (и только православный). С ловкостью наперсточника патриотизм подменяется национализмом, потом нацизмом. Любовь разъедается ненавистью.

Извратить удается, потому что патриотизм – понятие не такое уж простое и ясное, как кажется. Да, это любовь к своей стране, ее народу, языку, культуре. Но это живое чувство, не униформа.

Выходцы из разных стран Европы со временем стали американцами – можно ли им отказать в их новом чувстве патриотизма? А скольким инородцам благодарна Россия? Не славны ли в русской истории нерусские имена Барклая-де-Толли и Багратиона? 

И как быть с Екатериной Великой? Она сменила страну, конфессию, имя – из немки превратилась в русскую. При этом немцы не считают ее предательницей, а русские не считают ее немкой.

Значит, кроме первой любви, есть другая, связанная с сознательным служением, верностью принятой на себя миссии. Патриотизм – дело всей жизни (которая от тебя зависит), а не только место рождения и этническое происхождение (которые от тебя не зависят).

Стечение обстоятельств может отнять у России Крым, но кто может отнять у нее Пушкина? Пушкин так много сделал для России, что уже неотделим от чувства Родины. Но кому придет в голову называть его «писатель-патриот»? Или его «Современник» – «патриотическим изданием»? Россия побывала империей – и царской, и советской, но самое прочное ее завоевание – ее блистательная культура. Ее духовность, если хотите. Толстой, Достоевский, Чехов и им подобные – вот действительные завоеватели мира.

А что произошло с понятием Родины на наших глазах?

Я понимаю плач по утраченной Родине большого русского поэта Бориса Чичибабина. Он, харьковчанин, оказался «за рубежом» России. Но с другой стороны – разве когда-нибудь эстонец включал Туркмению в свое понятие Родины?

Еще недавно был обязательным советский (наднациональный) патриотизм вкупе с интернациональным долгом. Любит ли теперь патриот Проханов Литву или Грузию? Конечно, нет. Он любит империю, в которую должны опять «войти» Литва и Грузия. Для него патриотизм – это политика, обозначение политической борьбы, установка.

Признаюсь, меня не заставишь считать минчан или одесситов иностранцами. Но я вижу будущее не в воссоздании имперского центра, а во взаимовыгодном сближении (поверх границ!) – наподобие Евросоюза…

Нормальная, естественная любовь к Родине не мешает человеку любить, скажем, Европу или даже человечество. А политический патриотизм решительно этому препятствует. Политические патриоты разных стран убивают друг друга. Верней, подбивают других умирать за их «государственные» интересы. Гитлер, например. Ставят ли теперь немцы ему патриотизм в заслугу? Лучше бы он был космополитом. Стоящие с ним «рядом» в Энциклопедии Гейне и Гете тоже были патриотами. Но ведь не такими же! А сродни Пушкину, Байрону, Уитмену – вот с кем они стыкуются, а не с Гитлером и ему подобными. Короче, слово патриотизм не покрывает всей сложности и противоречивости этого  понятия. Использование понятия в спекулятивных целях разрывают само слово.

Как-то в «Литгазете» мне попалась фраза: «То, что многие своекорыстные деятели сделали из патриотизма кормушку, выколачивая с помощью очень «нашенских» лозунгов политический и денежный капитал, не может оправдывать антинациональную риторику отечественных демократов». Все правильно, только с осторожностью надо произносить «антинациональная»... Отказ отечественных демократов от имперских амбиций вовсе не является изменой национальным интересам. Националистические страсти – род безумия (видим, что произошло с несчастной Югославией). Хорошо сказал Есенин: «Если тронешь страсти в человеке, то, конечно, правды не найдешь!»

Политические деятели, которые любовь к Родине превратили в профессию, отличаются от нормальных патриотов так же, как влюбленные и любящие отличаются от профессионально занимающихся любовью. Потому последним к лицу понятие «патриотисты», а не «патриоты» (с надоевшими обязательными кавычками!).

Патриоты и патриотисты...

Патриот любит родину свободного человека; выше власти ставит закон – даже у заключенного преступника есть права. Патриотист обожествляет государство (а точнее – державные интересы) и требует для него бесконечных жертв. Патриотист ненавидит «чужаков», патриот может и чужих любить, как своих.