Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2009

Евгений Минин

Не лови психиатра

Из «Гаишных историй»

Мой младший дядька (средний в семье бабушки с дедом) звался Григорий Ильич Лифляндский. Не спрашивайте, почему Ильич, а не Израилевич, скажу одно — дядька был психиатр и знал, что делает. Он понимал, что у врача с отчеством Ильич больше перспектив. Григорий Ильич лечил пролетариат гипнозом, и не только от алкоголизма (что получалось у него весьма удачно).

Была у дядьки мечта — иметь «Волгу», а был у него «Москвич 401», смахивающий на «жука» фольксвагена, только капот открывался с двух сторон. И денег на «Волгу» не было у дядьки, но не зря же он был психиатр — в свой «Москвич» с помощью вылеченных алкоголиков дядька вставил двигатель от «Волги». Я в это время жил у него на квартире и видел все своими глазами, а иногда помогал, когда просили подержать что-либо.

И вот мы на сумасшедшей скорости несемся в гости из города Витебск в город Невель, и за десять километров до границы с Россией, взлетев на очередной подъем, видим — внизу нас ждет гаишник. Дядька, как мог, сбросил скорость и медленно подкатил к старшине.

— Вы превысили скорость, — грозно сказал милиционер.

— Я? — удивился дядька. — На этой колымаге? Вы что, смеетесь?

Гаишник обошел вокруг машины с задумчивым видом. Колымага точно не блистала скоростными достоинствами и вид имела потрепанный. Может, показалось, — видимо, думал он, — от высокой скорости это средство передвижение должно, по всей логике, развалиться на запчасти.

А дядька, уловив сомнение, продолжил: «Знаете что, вот вам даю ключи. Если вы на этой развалюхе выжмете 80 километров, и она не рассыплется, то я вам ее подарю. Да! Я вам ее подарю. Выйдете на пенсию — будет, с чем возится!»

Старшина обошел вокруг машины в обратном направлении и, решив, что и в самом деле — показалось, махнул рукой: «Езжайте!»

Дядька, отъехав метров сто от гаишника, включил форсаж, и машина понеслась, как самолет при разгоне. В зеркало я видел, как милиционер рванул к мотоциклу, но по ходу сообразил, что нас не догонит, и просто погрозил кулаком.

Дядька гнал вовсю, но, возвращаясь обратно в Витебск, скорость не превышал. Как психиатр он знал — дважды снаряд в одну воронку не попадает.

В следющих номерах мы продолжим
публикацию «Гаишных историй»

Галина Подольская

Тоска по языковой крылатости

И все-таки вернемся к словарю русско-ивритских «Параллелей». Что такое для мыслящего по-русски пословица? Блистательное, веками отшлифованное в языковом пространстве зерно культуры! Живописное, изобразительное, мудрое, красивое. Пословицы вездесущи. Они вторгаются во все области человеческого бытия, надежды, помыслы, оценки ближних. Они не боятся властей и чиновников, общественных порядков, законов, суда, чаемой и реальной справедливости, житейских обычаев, течения жизни, души человека, его характера, нрава, причин и следствий его поведения. Их тематика столь обширна, как культурное бытие их народа-носителя. А главное: пословицы не утрачивают жизненной и поэтической ценности, ибо на смену архаике приходит переносный смысл, который будет понятен и нашим детям.

Учитывая древность книжного иврита и своеобразие современного, становится совершенно очевидным наличие культурных параллелей. И Валерий Стратиевский выявил этот оригинальный и очень живой материал.

Получились в известном смысле — параллели. Почему? Да потому что пословицы — явления мысли, языка и искусства. В них главное — не логическая природа, не информация, а художественный образ, с его двуплановостью, а нередко и более обширными гранями, заложенными в его структуре. Если нет подтекстовых айсбергов, самые глубокие суждения, самые умные и четко выстроенные мысли, не обретут крыльев, и не станут перелетать из уст в уста. И с этим уж ничего не поделаешь, такова особенность самой художественной формы пословицы — устойчивая, лаконичная, ритмически организованная, поучительная... Не случайно еще Гоголь замечал, что в пословицах «есть издевка, насмешка, попрек, — словом — все шевелящее и задирающее за живое». А «задирает» и впрямь не все, ибо не всякая речь — пословица…

При этом, если в русском языке присловья, приговорки, побасенки, пожелания, приветствия, шутливые советы, всякие небылицы — признак образной речи, то ивритские образные ряды ментально питаемы другими корнями.

В этой связи совершенно оправдано, что в своем словаре Стративевкий идет по совершенно оригинальному пути. Он объединяет русские пословицы и поговорки по синонимическому признаку в так называемые «подвижные цепочки», располагая их в алфавитном порядке, и предлагает аналогичным образом организованные соответствия из ивритских источников, в частности Танаха, Талмуда, современного иврита. Напомню, что выражения считаются синонимичными, если существует контекст, в котором они взаимосвязаны. В процессе такого поиска сам «вход» в цепочку осуществляется с любого из составляющих ее выражений, соответственно месту в алфавитной последовательности.

Предложенный Стратиевским принцип подвижных цепочек уже апробирован им в предыдущем словаре («Иврит-русский словарь ивритского сленга». Тель-Авив, 2002). И словарь «Параллели» вновь подтверждает избранный автором метод, позволяя воочию увидеть многочисленные варианты в связи с особенностями разных языковых культур. Ценным представляется и тот момент, что автор-составитель сопровождает приведенные пословицы и поговорки лаконичной словарной статьей или комментарием, нередко справкой о происхождении, что также помогает войти в стилистику бытования приведенного текста, толкованию смысла и описанию ситуации, в которой употребляется пословица.

Сегодня существует обширное количество всякого рода словарей, нередко крайне специфических в профессиональном смысле. Словарь Стратиевского полезен отнюдь не узкому кругу филологов, переводчиков и преподавателей. Он интересен всем, кому дорог родной язык и русская культура, которая на определенном этапе освоения нового языка оказалась утерянной. И образная крылатость русских поговорок стыдливо спряталась в нашем сознании за выученные в ульпане обороты примитивного общения.

Этот словарь для тех мыслящих по-русски, чья языковая культура тоскует по крылатости и жаждет перенести ее на новый язык общения в его природной ментальности, построенной на своих духовных пластах не всегда контекстуально соотносимых в сознании мыслящего по-русски.