Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2012

Лев Бердников

«Израилевская» конница Потемкина-Таврического

В русской истории XVIII века подлинную славу снискал государственный муж, который без обиняков и лавирования во весь голос заговорил о правах иудеев. То был всесильный сподвижник и фаворит Екатерины, фельдмаршал и светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический (1739–1791). Блистательный администратор и военачальник, покоритель Крыма и строитель Черноморского флота, Потемкин был личностью харизматической. «Гений, потом гений – и еще гений, – рисует его психологический портрет современник, – природный ум, превосходная память, возвышенность души, коварство без злобы, хитрость без лукавства, счастливая смесь причуд, великая щедрость в раздаянии наград, чрезвычайная тонкость, дар угадывать то, чего он сам не знает, и величайшее познание людей».

Головокружительный взлет карьеры этого фактического соправителя императрицы (1772– 1790) совпал по времени с первым разделом Польши, в результате коего под российским скипетром оказалось стотысячное еврейское население. И во многом благодаря светлейшему князю преобразования века Просвещения распространились и на новообретенных евреев. Именно Потемкин представил и воплотил в жизнь целую программу привлечения иудеев в империю, чтобы с их помощью как можно скорее развернуть торговлю на отвоеванных землях. При этом он призвал Екатерину Великую предоставить им ряд льгот: в течение семи лет освободить от налогов, дать право торговать спиртным, обеспечить защиту от мародеров. Иудеям разрешалось открывать синагоги, сооружать кладбища и т.д. Дабы увеличить народонаселение, поощрялся ввоз в Новороссию, а затем и в Таврию, женщин из еврейских общин Польши: за каждую такую потенциальную невесту светлейший платил пять рублей. Вскоре Екатеринослав и Херсон стали частично еврейскими городами.

Как и христианам, евреям было предложено записываться в сословия в зависимости от рода занятий и наличия собственности. Все иудеи оказались причислены к купеческому или мещанскому сословиям и были подсудны магистратам и ратушам. То есть, по существу, верховная власть предложила христианскому населению общаться с евреями, как с равными. Показательно, что в 1783 году на запрос по сему поводу из Петербурга последовал недвусмысленный ответ: граждане облагаются налогами и участвуют в городском управлении «без различия веры и закона». И указ Сената от 7 мая 1786 года подтвердил полное равноправие евреев с христианами. Как отметил американский историк Ричард Пайпс, указ «впервые формально провозгласил, что евреи наделены всеми правами их сословия и что дискриминация их на основе религии или происхождения является незаконной».

«Почти уникум среди русских военных и государственных деятелей, – подчеркивает английский историк Себаг Монтефиоре, – Потемкин был больше, чем просто толерантным к евреям: он изучал их культуру, наслаждался обществом их раввинов и стал их покровителем». И, действительно, Григория Александровича вполне можно назвать «светлейшим юдофилом».

Князь вообще отличался исключительной веротерпимостью: недаром в 1767 году он исполнял обязанности «опекуна татар и иноверцев» в Уложенной комиссии. И в окружавшей его разноязыкой толпе явственно слышался и идишский говор. Причем светлейший проявлял живой интерес не только к делам практическим – его занимали и материи высокие: поэзия, философия и особенно богословие. Рассказывают о пристрастии Григория Александровича к религиозным диспутам: «Он держал у себя ученых раввинов, раскольников и всякого звания ученых людей; любимое его было упражнение: когда все разъезжались, призывать их к себе и стравливать их, так сказать, а между тем сам изощрял себя в познаниях».

Под началом Потемкина было немало выдающихся евреев, крещеных и некрещеных. Каждый из них достоин обстоятельного разговора. Назовем лишь некоторых. Карл Иванович Габлиц (1752–1821), выходец из Кенигсберга, вице-губернатор Тавриды, почетный член российской Академии наук и тайный советник; Николай Штиглиц (1772–1820), родом из Мюнхена, видный откупщик; под патронажем князя осуществлял соляные промыслы в Крыму; Нота Хаймович Ноткин (1746–1804), уроженец Могилева, недюжинный купец, надворный советник, поставлявший для воюющей армии Потемкина провиант и фураж, рискуя при этом жизнью, еврейский печальник («защитник своего народа», как его назвали), основавший еврейскую общину в Петербурге.

Но, пожалуй, наибольшее влияние на Григория Александровича оказал Иехошуа Цейтлин (1742–1822). Вместе с князем он путешествовал, строил города, а также оформлял займы для снабжения армии, возглавлял монетный двор в Крыму. Уроженец Шклова, ученый-гебраист и тонкий толкователь Талмуда, Цейтлин был одновременно крупным купцом и управляющим Потемкина и часто вел с ним талмудические дискуссии. Друг светлейшего, этот некрещеный еврей по воле своего покровителя получил титул надворного советника и имение Устье в Могилевской губернии с 910-ю крепостными душами. В сем имении Цейтлин как подлинный еврейский меценат создал свой бет-га-мидраш, где собирались талмудисты, пользуясь собранной хозяином уникальной библиотекой. Поддержку «еврейского помещика» получали и маскилим, и среди них – известный писатель и педагог Менахем Мендл Лефин, знаток ивритской грамматики Нафтали Герц Шулман, раввин, астроном и популяризатор науки Барух Шик.

Ученик раввина и талмудиста Арье Лейба, Цейтлин сохранял набожность и носил традиционную еврейскую одежду. Он часто ездил в Берлин, где неоднократно навещал одного из основоположников движения Хаскала, философа Мозеса Мендельсона. Представитель первого поколения еврейских просветителей в России, Иехошуа находился под значительным влиянием раввинистической культуры, ярчайшим выразителем которой был тогда знаменитый Виленский гаон, р. Элиаяху бен Шломо (1720–1797), и объединял в своем мировоззрении идеалы европейского Просвещения и еврейской интеллектуальной традиции. По свидетельствам очевидцев, Цейтлин часто «расхаживал вместе с Потемкиным, как его брат и друг».

Между прочим, Иехошуа представил Таврическому своего зятя, впоследствии общественного деятеля и крупного откупщика Абрама Израилевича Перетца (1771–1833), получившего как традиционное еврейское, так и широкое общее образование. По совету и по протекции Потемкина тот переселился в закрытый для иудеев Петербург, где открыл финансовую контору тестя.

Несомненно, не кто иной, как Цейтлин привил Потемкину интерес к иудаизму. Достаточно сказать, что в личной библиотеке князя хранился драгоценный свиток из пятидесяти кож с «Пятикнижием Моисеевым», написанный предположительно в IX веке. Именно в беседах двух друзей и родилась сколь дерзновенная, столь и фантастическая по тем временам идея о размещении евреев в отвоеванном у турок Иерусалиме. Исследователи видят в этом «попытку связать «стратегические» еврейские интересы с имперским визионерством Потемкина».

И важно то, что князь не довольствовался бесплодными мечтаниями – он пытался претворить сию идею в жизнь. В 1787 году Потемкин решает вооружить евреев. Историк Н.А. Энгельгардт живописует:

« – Теперь, господа, прошу вас на смотр нового сформированного мною Израилевского Эскадрона, – сказал светлейший и пошел к стоявшей в конце сада декорации, изображавшей ипподром византийских царей. За нею был широкий плац, усыпанный песком, достаточный, дабы произвести эволюцию хотя бы целому полку.

– Что за Израилевский батальон? – шепотом вопрошали в свите светлейшего.

Никто не знал. Но когда батальон внезапно выехал на арену, без объяснений все поняли, что это было за войско. Потемкину пришла в голову единственная в своем роде идея –сформировать полк из евреев, который и наименовать Израилевским конным его высочества герцога Фердинанда Брауншвейгского полком, конечно, в том случае, если бы герцог согласился быть шефом столь необычной войсковой части.

Покамест представлялся светлейшему один эскадрон будущего полка. В лапсердаках, со столь же длинными бородами и пейсами, сколь коротки были их стремена... Батальонный командир, серьезнейший немец, употребивший немало трудов, чтобы обучить сколько-нибудь сынов Израиля искусству верховой езды и военным эволюциям, командовал, и все шло по уставу порядком… Кажется, этого только и добивался светлейший. Он прекратил эволюции, поблагодарив батальонного командира.

– Ничего, они уже недурно держатся в седле и, если еще подучатся, из них выйдет отличное войско, – пресерьезно говорил Потемкин. И он стал развивать ту мысль, что когда империя Османов будет, наконец, разрушена, Константинополь и проливы в русских руках, то и Иерусалим более не во власти неверных. А тогда должно в Палестину выселить всех евреев… На родине же своей они возродятся. И вот, в предвидении сего и приготовляется будущее палестинское войско».

Иные современники и литераторы живописуют еврейских конников с нескрываемой иронией. Так, русский историк XIX века Сергей Шубинский: высмеивает их «длинные седые бороды, простиравшиеся до колен, ермолки, короткие стремена». В этом же духе высказался и бельгиец-принц Шарль Жозеф де Линь – живой наблюдатель экзерциций «израилевского» эскадрона. А русско-еврейский писатель Лев Леванда заметил: «Хасиды и ружье – в самом деле, очень странное сочетание… Вооруженные хасиды, разумеется, фигурировали на первом плане. Их фузии… служили неисчерпаемым источником острот и анекдотов, в которых очень много было забавного».

Израильский историк Савелий Дудаков полагает, что подобные уничижительные характеристики грешат тенденциозностью и предвзятостью, и напоминает, что совсем скоро после описываемых событий в мятежной Польше вспыхнуло восстание Тадеуша Костюшко, в котором принял участие еврейский конный полк под командованием Берека Иоселевича. Пятьсот волонтеров этого полка доказали свое мужество и стойкость и пали смертью храбрых при штурме Варшавы в ноябре 1794 года.

Но какой бы комичной ни казалась еврейская конница Потемкина, важно то, что со времени римского императора Тита, разрушившего в 70 году н.э. Иерусалимский Храм, это была первая в мировой истории попытка вооружить иудеев. И можно без преувеличения сказать, что светлейший князь Таврический стал первым (и единственным) в российской дореволюционной истории государственным мужем – ревностным сторонником сионистской идеи! Не случайно, как сообщает Н.А. Энгельгардт, один из присутствовавших на смотре еврей «пришел в совершенный восторг от сего [сионистского – Л.Б.] проекта и стал одушевленно развивать прекрасную и человеколюбивую, как он выражался, мысль светлейшего».

Светлейший князь замышлял тогда и паломничество большого числа евреев в Палестину. И дабы разведать обстановку на месте, отправлял туда лазутчиков. Известно, что по его представлению 1 июля 1784 года был выдан паспорт некоему Юзефу Шишману, следующему в Иерусалим вместе с группой иудеев.

«Израилевский» конный полк просуществовал недолго и уже через пять месяцев был расформирован. Шарль де Линь говорил, что Потемкин распустил сие еврейское воинство, «чтобы не ссориться с Библией». А Шубинский заявляет: «Кто-то уверил Потемкина, что составление такого полка противно Священному Писанию, и он велел распустить его».

Однако вовсе не в Библии тут дело, а в ложном, превратном ее толковании церковниками. Ведь исстари они (равно, как и католические и протестантские служители культа) внушали пастве мысль о том, что народ Израиля навеки отвергнут и проклят, и возлагали на иудеев коллективную вину за распятие Иисуса. Иерусалим трактовался отцами церкви как «Гроб Господен», они непрестанно указывали, что рассеяние иудеев – живое доказательство истины учения Христа и его предсказаний. А во время пасхальных богослужений многажды и настойчиво втолковывали: «Еврейское племя, которое осудило Тебя на Распятие, отплати им, Господи! Христос воскрес, а еврейское семя погибло!» Cлова первосвященника Иудеи Каифы «Кровь Его на нас и на чадах наших!» они интерпретировали не иначе как гибель и проклятие небесами целого народа. Воинствующая нетерпимость и ненависть к народу Книги бьют в глаза в инвективах ректора Киевского коллегиума Иоанникия Галятовского (XVII в.): «Мы, христиане, должны ниспровергать и сожигать еврейские божницы, отнимать синагоги и обращать их в церкви, изгонять [иудеев] из городов, убивать мечом, топить в реках». На самом же деле, подобных людоедских призывов и в Новом Завете нет. Апостол Павел (сам этнический еврей) писал о еврейском народе: «Ибо что же если некоторые и неверны [учению Христа – Л.Б.] были, неверность их уничтожит ли верность Б-жию?» (Рим 3:3), «Не отверг Б-г народа Своего, который он наперед знал» (Рим 11:2), «Ибо дары и призвание Б-жие непреложны» (Рим 11:29). И далее о евреях: «Это народ Закона и пророков, мучеников и апостолов, ‘иже верою победиша царствия, содеяше правду, получиша обетования, заградиша уста львов»’ (Евр 11:33).

По-видимому, князь Потемкин, при всей широте своего мышления, проницательности и веротерпимости, едва ли раздумчиво и глубоко изучал Писание и, хотя и любил богословские диспуты, был все же в плену у своего времени. В светлейшем не было, конечно, и тени мистического страха перед иудеями (как, например, у тургеневской Арины Власьевны из «Отцов и детей» – та свято верила, что у каждого жида на груди кровавое пятнышко). К евреям он относился без предубеждений, симпатизировал им, но преодолеть вполне, подняться над предрассудками, заповеданными еще Иоанном Златоустом и Василием Великим, никак не мог. Потому-то, надо полагать, его сионистский проект так и остался нереализованным.

Знаменательно однако, что идея создания национального очага иудеев продолжала будоражить просвещенные еврейские умы. Известно, что она весьма занимала Абрама Перетца. Сохранились воспоминания литератора Федора Глинки о его беседах с сыном Перетца, Григорием, и тот поведал о сокровенных мыслях отца. «В одно утро, – рассказывает Глинка, – он [Григорий Перетц] очень много напевал о необходимости общества к высвобождению евреев, рассеянных по России и даже Европе, и поселению их в Крыму или даже на Востоке в виде отдельного народа; он говорил, что, кажется, отец его... имел мысль о собрании евреев; но что для сего нужно собрание капиталистов и содействие ученых людей и проч. Тут распелся он о том, как евреев собирать, с какими триумфами их вести и проч., и проч. Мне помнится, что на все сие говорение я сказал: «Да видно, вы хотите придвинуть преставление света? Говорят, что в Писании сказано (тогда я почти не знал еще Писания), что когда жиды выйдут на свободу, то свет кончится».

Как и Потемкин, Глинка апеллирует здесь к Библии, однако заглянуть туда он не удосужился и принял на веру россказни церковников. Зато искушенный в изучении Торы Абрам Перетц твердо знал пророчества, радовавшие его сердце: «Возвратит Г-дь Б-г твой изгнанников твоих и смилуется над тобою, и снова соберет тебя из всех народов... И приведет тебя Г-дь, Б-г твой, в землю, которой владели отцы твои, и станешь ты владеть ею» (Дварим, 30: 3,5). И еще – «Соберу остаток стада Моего из всех стран, куда Я изгнал их, и возвращу их во дворы их» (Иер. 23:3).

Сионистскому проекту Потемкина, равно как и мечте Перетца об обретении своего еврейского дома, не суждено было сбыться в XVIII веке. Однако этот исторический эпизод волнует и вызывает живой интерес. Пусть конники «Израилевского» эскадрона мало походят на сегодняшнюю победоносную израильскую армию. Но сама попытка «светлейшего юдофила» Потемкина вооружить иудеев и направить их в Палестину заслуживает уважения и признания.