Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2007

Лев Бердников

Скрупулезный почт-директор

Есть сведения, что Фридрих родился в Силезии, пригласил его приехать в Россию сам царь Петр. Достоверно известно, что двадцатичетырехлетним юношей Аш явился в ставку российского генерал-поручика от кавалерии, барона Карла Эвальда фон Ренне (1663 – 1716), стоявшего с армией в Польше как раз на Силезской границе. Ставший секретарем фон Ренне, Фридрих Георг, которого на русский манер стали называть Федором Юрьевичем, неотлучно сопровождал своего патрона во всех военных походах. Армия барона блистательно проявила себя в славной Полтавской баталии, при взятии Риги в 1710 году и турецкой крепости Браилов в 1711-м. В день капитуляции этой фортеции царь наградил генерала высшим российским орденом Св. Андрея Первозванного.

А что «генеральский» секретарь Федор Юрьевич Аш? Немалую лепту в победы русского оружия внес и он, хотя и не отличился на поле брани. Его предназначение было в другом: ему было поручено заведовать всей корреспонденцией армии (в том числе и самой секретной). Именно к Ашу стекались сводки, депеши, реляции, все самые свежие и оперативные сведения, без которых никакие военные успехи были бы немыслимы.

Востребованным остался Аш и после кончины фон Рене. Памятуя об успешной работе Федора Юрьевича в качестве начальника армейской почты, Петр I в 1714 году делает его секретарем, а в 1716 году, когда открылась вакансия, и почт-директором Санкт-петербургского почтамта. Царь ценил не только высокий профессионализм Аша, но и его кристальную честность и неподкупность, столь редкие в России. Современники свидетельствуют: Ашу было совершенно чуждо мздоимство, к тому же он отличался исключительной исполнительностью и аккуратностью.

Почтовая открытка: С.-Петербург, Почтамтская улица

Чтобы представить себе круг его обязанностей, достаточно перенестись в Северную Пальмиру начала XVIII века. Работники почты тогда являли собой, говоря современным языком, особую группу риска. Ведь езда по дорогам матушки-России была в ту пору делом крайне опасным: на трактах хозяйничали шайки беглых солдат и голодных крестьян. Потому власти распорядились к каждой почтовой карете приставлять вооруженных конвоиров, взяв с них предварительно клятву на верность. Петр придавал работе почтарей (впрочем, он не любил это русское слово, предпочитая ему иноземное «почтальоны») особое значение. Архивные документы позволяют нам воссоздать, во что были одеты и как несли службу подчиненные почт-директора Аша: «...В сухую погоду им было положено носить зеленые кафтаны с красными обшлагами и отворотами, а в дождь — длинные серые плащи с васильковыми обшлагами и отворотами. На голову они надевали треугольную шляпу с красными отворотами, на грудь вешали медную бляху с орлом». Полагалось, чтобы курьер возвещал о своем прибытии звуками рожка (для обучения игре на этом инструменте Аш даже пригласил из Мемеля немецкого почтальона). Но как ни бился Федор Юрьевич — не помогали даже наказания и штрафы — появление русских ямщиков неизменно сопровождалось залихватским посвистом и криками.

При директоре Аше, помимо своего непосредственного назначения — координировать работу связи, почтамт стал своего рода незаменимым культурным центром столицы. На первом этаже разместилось почтовое делопроизводство, в парадном же зале наверху Петр закатывал свои знаменитые ассамблеи, а то и просто приезжал сюда обедать. Здесь останавливались приглашенные царем именитые заезжие иноземцы. Голштинский камер-юнкер Ф.В. Берхгольц заметил по этому поводу: «В почтовом доме обыкновенно остаются все пассажиры до приискания квартир, потому что гостиниц, где можно было останавливаться, здесь нет». Во дворе здания каждый день ровно в полдень играли на трубах и рожках двенадцать музыкантов.

В 1735 году здание второго Санкт-Петербургского почтамта сгорело. Рядом с Зимним дворцом, на Миллионной улице, в 1740-х годах было выстроено новое трехэтажное здание, куда и переместился наш почт-директор со своим штатом и где проработал до самой смерти. Здание это вошло в историю как Третий Петербургский почтамт.

Этим-то новым помещением Аш был крайне недоволен. Он упорно твердил, что здание неудобно: отсутствуют дома с квартирами для чиновников, «теснота помещений и двора не позволяет заготовить достаточное количество дров на зиму», да к тому же и доступ к почтамту значительно затруднен.

Как и встарь, здесь во дворе звучала музыка, на верхотуре громко пировали важные визитеры, а неподалеку находились конюшни для почтовых лошадей и каретные сараи.

Эта внешняя, «шумная» сторона деятельности почтамта успешно скрывала от досужих глаз его каждодневную рутинную работу, связанную с государственными секретами. Речь идет, прежде всего, о перлюстрации писем. Почт-директор неукоснительно выполнял указ царя от 1716 года: «...чтоб ничего о военных и государственных делах в письмах не было!». Особенно строго в условиях Северной войны (1700-1721) контролировалась почта, идущая через Выборг в Швецию. Мера эта, таким образом, полностью отвечала государственным интересам молодой империи.

И при последующих российских венценосцах почт-директору надлежало исполнять те же обязанности. Так, при императрице Елизавете Петровне канцлер А.П. Бестужев наново обязал Аша вскрывать и копировать все письма зарубежных послов (даже к дамам), уходившие за кордон и прибывавшие оттуда. Это касалось и всех частных писем, пересекавших российскую границу. Наиболее интересные послания копировались.

Как же осуществлял наш герой эту многотрудную работу? Ввиду щекотливости и секретности дела Федор Юрьевич самолично вскрывал конверты, прочитывал депеши, показывал подчиненным подлежащие копированию места, а затем снова запечатывал конверты — и концы в воду! Не всегда, правда, это оказывалось возможным. До нас дошло письмо Аша канцлеру А.П. Бестужеву от 1744 года с жалобой на тяжелое дело перлюстрации иностранной корреспонденции: «Последние два письма без трудности распечатать было можно... Тако же де куверт (конверт – Л.Б.) в почтовый амт (почтамт – Л.Б.) в Берлин легко было распечатать, однако ж два в оном письме, то есть к королю и в кабинет, такого состояния были, что, хотя всякое старание прилагалось, однако ж отворить невозможно было. Куверты не только по углам, но и везде клеем заклеены, и тем клеем обвязанная под кувертом крестом на письмах нитка таким образом утверждена была, что оный клей от пара кипятка, над чем письма я несколько часов держал, никак распуститься и отстать не мог. Да и тот клей, который под печатями находился (коли хотя я искусно снял), однако ж не распустился. Следовательно же, я к великому моему соболезнованию никакой возможности не нашел оных писем распечатать без совершенного разодрания кувертов».

К слову, Аш имел точные копии печатей всех иностранных послов, аккредитованных в северной столице; их изготовили по его требованию умельцы-граверы из Академии наук.

Чтение дипломатической почты было сопряжено с большими трудностями, поскольку послания часто писались тайнописью, и их надлежало переводить с цифирного языка на словесный. По существу, это была поистине ювелирная работа по дешифровке секретных записей.

В русскую дипломатическую практику шифрованную корреспонденцию ввел вице-канцлер П.П. Шафиров, который разработал для сношений с государем особый код. Есть основания думать, что Аш овладел секретами дешифровки под руководством Шафирова, бывшего его непосредственным начальником (тот одно время курировал почтовое ведомство России).

Круг лиц, знавших ключ к чтению тайнописи, был чрезвычайно узким. Известно имя лишь одного сотрудника, помогавшего почт-директору Ашу в этом деле — будущего профессора, а в то время адъюнкта Академии наук И. А. Тауберта.

Жизнь Федора Юрьевича была небогата внешними событиями и, по существу, замыкалась на его беспорочной шестидесятисемилетней службе. В 1744 году императрица Елизавета Петровна пожаловала ему полковничий ранг, а также вечное владение мызой Хотинец в Ямбургском уезде. Окончил же он свои труды и дни в чине статского советника.

В 1762 году он вместе с потомством был возведен австрийским императором Францем I в баронское достоинство Римской империи. (Нелишне отметить, что титул барона cтал вообще традиционным знаком отличия для евреев Европы, как крестившихся, так и сохранивших веру предков. В Петровское время баронами стали Шафиров и братья Соловьевы, а позднее — Поляковы, Штиглицы, Федериксы, Велио, Фелейзины, Френкели, Захерты, Местмахеры, а также Гинцбурги и всемирно известные Ротшильды).

Указом императрицы Екатерины II от 11 марта 1763 года Ашу было разрешено принять этот титул и пользоваться им в России. Диплом на это звание был, однако, получен потомками Федора Юрьевича уже после его смерти, в 1783 году. Герб баронов Ашей, помещенный в V части Общего Гербовника дворянских родов Всероссийской империи под № 126, имеет характерный девиз: «Virtute Duce» («Добродетель нас ведет»).

В конце XIX века род баронов Ашей пресекся. Но кто знает, может быть, известный писатель Шолом Аш находился с нашим почт-директором в каком-то родстве…

Из «портфеля» журнала «Кольцо А»

Печатается в сокращении