Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2009

Татьяна Анчугова

Первая встреча с Европой

Это был ответный визит после поездок по дружественной стране Театра имени Моссовета, который подарил болгарским зрителям спектакли-шедевры «Отелло» и «Маскарад» с участием великого драматического актера Николая Мордвинова. Однако следует напомнить, что в ту эпоху праздники искусств регламентировались партийными органами, и в них вклинивались элементы идеологической «обязаловки». И что же предложили зрителю на открытие гастролей в День государственного праздника освобождения Болгарии — 9 сентября? Ультрареволюционную пьесу Биль-Белоцерковского «Шторм» (1926 года)!

Организаторы болгарских гастролей тоже идеологически заострили свой репертуар, выдвинув на первый план произведения, проникнутые героическим пафосом борьбы за национальное освобождение в разные исторические эпохи, — оперу «Момчил», балет «Хайдутская песня». Впрочем, они имели успех за счет красочных постановок. Большое впечатление производили народно-массовые сцены с акцентом на фольклорные источники. Подкупало также мощное звучание хоров и, само собой разумеется, природная красота артистов — обладателей прекрасных, Богом данных, голосов!

Автограф композитора Александра Райчева

Хочется особо выделить «русские» работы театра — оперы «Иван Сусанин» и «Борис Годунов». Не без волнения решились на их показ в Москве. Ведь в те годы «Иван Сусанин» и «Борис Годунов» в монументальных постановках не сходили со сцены Большого театра. Мы их видели-перевидели, слушали-переслушали с легендарными басами — Максимом Михайловым, Александром Пироговым, Марком Рейзеном. Тем не менее, болгарские спектакли встретили на ура! А как иначе, если басовые партии исполняли прославленные болгарские певцы Михаил Попов и Христо Брымбаров (к тому же очень сильный актер в трагических сценах)! А оформление напоминало исторически достоверную, с размахом, «габтовскую» постановку.

Надо сказать, что в те далекие годы, которые Евгений Светланов назвал «золотым веком оперы», мы ходили в ГАБТ как в родной дом, не пропускали ни одного значительного представления, знали все оперы наизусть. И вот в первый раз пришли послушать свое в чужом исполнении, знакомое в незнакомом. Но все сразу определилось: мгновенно оценили обстановку и на время гастролей переселились в Музыкальный театр им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко. И сколько замечательных впечатлений подарила нам сцена! И сколько встреч в фойе в антрактах, возле театра перед спектаклем и после! Нам стала близка Болгария — родина великих певцов. В первую очередь — Бориса Христова, которого мы слушали только в записях. Зато других великих видели в пору их становления, поскольку они воспитывались в добрых традициях болгарской и русской певческой школы.

Любимцем Москвы сразу же стал Димитр Узунов — молодой исполнитель сложной заглавной партии в опере «Момчил». Похвалы в его адрес посыпались со всех сторон: и со стороны компетентной критики, и от юных театралок. Именно они не побоялись сравнить Узунова со своим кумиром Георгием Нэлеппом, когда услышали его в партии Самозванца. В 1954 году он был направлен своим руководством в Москву на «единогодичную творческую практику». Вот тогда «на Узунова» ходили толпой.

Помню, как он пел с Катей Георгиевой в «Иоланте» в филиале Большого театра, а мы накануне экзамена, вместо того, чтобы готовиться, сидели на ступеньках где-то на ярусе и проливали слезы. Впрочем, в зале многие всплакнули, когда звучал знаменитый дуэт: «Сорвите мне одну из роз на память нашего свиданья... Ах, вы опять сорвали белую, я красную просил сорвать... Ужели вы не знали, для чего у вас блестят безжизненные очи?.. Зачем глаза даны мне? Для того, чтоб плакать…» Так и слышу их голоса сквозь время…

Незабываема также «Кармен» с Верой Давыдовой. Казалось бы, ранее, выступая в паре с Нэлеппом, они достигли совершенства. Но вот пришел Узунов и привнес на сцену южный темперамент, кипящую страсть, безудержность молодости. Это было нечто! Он так разжег партнершу (а может быть, она его), так зацеловывал ее обнаженную руку, что казалось: вот они настоящие пламенные поцелуи, вот — настоящая любовь. А о Давыдовой в тот вечер можно было сказать словами Пастернака, когда он писал об «отваге играть на века»:

То, что началось в Москве, продолжилось в театре «Ла Скала», где Узунов покорил итальянскую публику и был признан лучшим исполнителем роли Хозе.

К сожалению, певец рано потерял голос. А между тем такой исход от перегрузки голоса предчувствовал первый рецензент, известный певец-педагог, профессор Московской консерватории С. Мигай, когда предупреждал в своей хвалебной восторженной рецензии: «Хотелось бы только пожелать молодому талантливому артисту больше пользоваться лирическими красками своего богатого голоса, что, безусловно, сохранит его на значительно большее время».

Почти родственные чувства испытывали мы по отношению к Николаю Гяурову, когда он учился в Московской консерватории и дебютировал в ГАБТе. Теперь в энциклопедиях о нем сказано: «Один из крупнейших певцов XX века в ведущих оперных театрах мира». А тогда ему было лет 25; он, как и мы, часто появлялся в стенах филиала Большого театра, ходил на те же спектакли, что и мы. А потом вышел на сцену в выпускном спектакле «Севильский цирюльник» в роли Дона Базилио.

В 1964 году мы вновь увидели его в той же роли, но уже в лучшем оперном театре мира — «Ла Скала» во время гастролей в Москве. Тогда же он пел басовую партию в «Реквиеме» Верди, а теноровую партию пел Лучано Паваротти, дирижировал Герберт фон Караян. Вот такие великие имена одухотворяли музыкальную жизнь Москвы.

Николай Гяуров, отвечая москвичам взаимной любовью, приезжал в Москву много раз, в 1989 году вновь с театром «Ла Скала». Последний раз пел у нас, для нас в 2002 году.

На наших глазах вырос и окреп в мастерстве Никола Николов, учившийся в Москве и стажировавшийся в Музыкальном театре им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко. Помню его молоденьким, худеньким с густоволосой короткой шевелюрой. У теноров всегда много поклонниц. Их было много и у Николова. Они сбегались в театр на спектакль «Сицилийская вечерня», когда в программе стояло его имя. Пел он также Пинкертона в «Чио Чио-Сан» — в филиале ГАБТа. Большое удовольствие ценители вокала получали на его концертах. Помню, значительно позже мне довелось услышать его в сценах из «Отелло». Юношу прежних лет невозможно было узнать. А у поклонниц остались его карточки с автографом, где он совсем молодой. Таким и остался в нашей памяти.

Фото «за спомен» с Петром Търневым. Автор статьи — крайняя слева

Есть кое-что и у меня «из той же оперы». Достаю из своего домашнего архива программу болгарских гастролей, всю испещренную автографами. На первой странице на фотографии строгое лицо пожилого человека. Он — директор театра, композитор, заслуженный артист, лауреат Димитровской премии, профессор — четыре строчки перечисления его регалий. Но вся официальная тяжеловесность смягчается его собственноручной изящной подписью: «Веселин Стоянов 16.10.53 Москва». Такой же легкий росчерк под портретом композитора с неменьшими регалиями, автора оперы «Момчил» Любомира Пипкова. Оригинальный автограф оставил молодой композитор Александр Райчев. Он расчертил страницу нотными линиями, разбил на такты, поставил скрипичный ключ и нотными знаками воспроизвел мелодию из своего балета «Хайдутская песнь».

Здесь автографы знаменитых исполнителей главных ролей и тех, чьи имена вовсе не обозначены в программе. Они на сцене, как мы выражались, «стояли с топором», то есть, выходили в роли стражников царя Бориса — в красных кафтанах, в узорных сапожках, с секирой в руке. Но с ними-то мы больше всего подружились. Общались в непринужденной обстановке: все были молоды, веселы.

Вот одна из шуточных записей, имевшая дальнейшее продолжение: «На Таня за спомен от далечна България и от един несчастен Онегин 16.X.1953. А...Е... София ул. Ивайло…» Игра в «Онегина» — «Татьяну» продолжалась в переписке. И вдруг на конверте от 3.ХП 1954 г. вместо «ул. Ивайло» — «улица Ген. Цимерман, гор. Сталин» и комплект открыток с видами этого «самого красивого города Болгарии». Конечно, это — курорт Варна, тогда временно переименованный, что не оставило следа в истории.

А в письме сообщалось, что артист мимического ансамбля не только «стоял с топором» на сцене, а одновременно учился в Медицинской академии им. Червенкова, а теперь направлен на работу врачом-терапевтом.

Письмо сейчас передо мной, но не хватит места процитировать множество интересовавших нас тогда сообщений о новых постановках, о репетициях русских опер «Хованщина» Мусоргского, «Снегурочка» Римского-Корсакова, о новых сочинениях нашего друга композитора Райчева.

Легкие дружеские отношения в Москве устанавливались сами собой. И почему бы вместе не погулять по улицам, не посетить музеи? Что мы и делали. Помню, вместе ездили далеко-далеко в Останкинский музей, тогда на краю Москвы. Помню, ходили по центральным улицам, любовались архитектурой. Решили сфотографироваться на память (за спомен), зашли в лучшее ателье в Камергерском переулке. Как приятно сегодня смотреть на эти высококачественные снимки, где все молоды и красивы. Особенно красив артист балета — Петя Търнев. Помню, когда ходили с ним по немноголюдным тогда улицам, на него оборачивались прохожие, столь непривычным для нашего населения был вид иностранца, с балетной выправкой, в дорогом серо-голубом пальто.

«Усталые, но довольные, они возвращались домой». И куда? В гостиницу «Европа» (была такая позади Малого театра). «Европа» вскоре исчезла, но не исчез европейский дух, повлиявший на наше мировосприятие во время общения с нашими гостями из Европы. Мы оценили европейский стиль поведения: раскованность, воспитанность, безупречный внешний вид, улыбку на лице — на фоне «зажатости» нашего существования.

В те годы среди молодежи только начала зарождаться мода на европеизм, начали появляться и манить к себе островки Европы в Москве (см. книгу А. Макарова «Московская богема»). На этот счет у каждого был свой опыт. У нас — театр.

В апреле 1954-го у нас состоялась новая встреча с блистательной Европой — во время гастролей парижского театра «Комеди Франсез» в Москве. Но это уже другая страница.