Тема с вариациями

Хмурый лес поперек основного пути.

Что там Данте изрек, мать его разъети?!

Кто напишет о нас, выходя за поля,

коль иссякнет запас нефти, газа, угля?

 

Вот и все, голытьба, бесшабашная рать,

не судьба, не судьба эту землю топтать.

Скоро вскочит на храм, как петух на насест,

непривычный ветрам полумесяц – не крест.

 

А и Вещий Боян мне тут форы не даст:

матерей-несмеян скроет глинистый пласт,

и потащит рабынь на восточный базар

просвещенный акын, кто бы что ни сказал.

 

Эта песня куда горше боли моей,

пейте впрок, господа, будет много больней.

Мой непройденный путь – мирозданья игра;

ну и ладно, и пусть, ближе к теме пора.

 

Невеселый оскал кажет битый орел;

слишком рьяно искал, ничего не обрел,

жемчуга да икру я на ситец менял.

Но когда я умру – воскресите меня.

Зарисовки

1. Крым

Побродив по лысому мысу,

неохота плестись к воде,

где неспешно сгорает – мыслю –

разномастный табун людей.

 

В невеселом пансионате

с интерьером а-ля совок,

будет очень напиться кстати

и продрыхнуть без задних ног.

 

Мертвецов имена в почете

меж братающихся морей.

Их «собрания» не прочтете,

прежде свиснет краб на горе.

 

Обострения посезонны,

началось это не вчера.

Ни малейшего нет резона

глянуть в смежные номера.

 

Там, откушавши кашки манной,

уморительны и тихи,

престарелые графоманы

сочиняют взахлеб стихи.

2. Египет

Рассыпается свет,

наплывает песок,

и автобус летит в кювет,

потеряв колесо;

 

застревает язык у муллы

в гортани,

тормозят верблюды, тупят ослы,

бедуин прерывает свой танец,

 

и тень фараона аж

приподнимает веко,

когда делают массаж

белому человеку.

* * *

Уходя, колебался, но все-таки уходил.

Возвращался, метался и думал опять об уходе.

В зеркалах – непутевый, растерянный крокодил

слезы лил,

человечьи, вроде.

 

И одна говорила: «Не отпущу»,

а другая: «Я ждать устала».

И мой внутренний голос, немой вещун,

оказался бессмысленнее магического кристалла.

 

А по городу рыскал шакалом безумный снег, –

ну такой, что ни в сказке, ни в небылице.

Мне хотелось кричать им обеим: «Навек, навек!»,

только все же следовало определиться.

 

Чаще рвется не там, где тоньше, а где больней;

прикорнуть бы, забыть все – на день, на час ли...

И одна говорила: «Ты будешь несчастлив с ней»,

А другая: «Со мною ты будешь счастлив».

 

Это, я доложу вам, классический сериал,

тут бы впору сценарий писать многотомный.

Только те, кто участие в нем принимал,

выгорая, мертвели, как старые домны.

 

А тем временем снег, успокоившись,

                 капал за шиворот с крыш,

как залог невозможного, дикого, жгучего счастья.

И одна говорила:

                 «Ты любишь ее, так иди к ней, малыш,

но если что – возвращайся...».

Закатный сад

В предзакатном безжалостном свете

Пыльной марлей висела сирень,

Мертвый запах иссякших соцветий

Догонял ускользающий день.

 

Влажных ирисов вялые веки

В бурых пятнах размытых теней

Опускались как будто навеки

На зеницы ослепших стеблей.

 

Но пионов тугие бубоны,

Взрывом выпятив рваную плоть,

Томным запахом одеколонным

Запах смерти смогли обороть,

 

Но бархоток лихая беспечность,

Их нелепый безвременный цвет

Обещали прозрачную вечность,

Неминуемый новый рассвет.

При музыке

В свете музыки гаснут слова,

Осознав свою слабость и серость.

И свободна для чувств голова

Без оформленных мер и примеров.

 

И до слез, до закушенных губ,

До гудящего пульса, до дрожи –

Пик соития клавиш и труб,

Струн и гулко натянутой кожи…

 

Вот Прокофьев ломает виски,

Вот Огинский заходится в стоне,

И финальным аккордом тоски

Из колонок плывет Альбинони…

Хватит музыки! Боль-тетива

Отзвенев на пределе, провисла…

Дайте паузу, чтобы слова

Вновь на время наполнились смыслом.

* * *

Б-г не заплачет, но однажды

Вдруг отведет лицо свое,

И суша захлебнется жаждой,

И море бич из волн совьет.

 

Но род людской жестоковыйный,

Привычно страх перетерпев,

Спеша, продолжит множить вины

И позабудет Б-жий гнев.

 

Быстрей и больше все и каждый

Лакают молоко и мед…

Б-г не заплачет, но однажды

Разделит, взвесит и сочтет.

 

И мир поймет, что он – не нужен.

И на единый краткий миг

Настанет нестерпимый ужас,

Когда Он снова явит лик.

Осень на Протве

В предвкушении холода рябью покрывшись, река

От прозрачных деревьев уносит бумажные листья

И несет, оставляя на месте, снежки-облака,

Что рисуют по небу деревьев усталые кисти.

 

И прибрежный песок,

                 вдруг отпущенный мертвой травой,

Резво тронулся в путь,

                 пестрой струйкой скользнув по ракушкам.

Вечереет. Неспешный туман собрался над Протвой

И сквозь редкие сосны, редея, пополз на опушку.

 

И мгновение счастья – унылой дорогой домой,

Сквозь остатки тумана шагая раскисшею глиной,

В тусклой ленте заката

                 над черной дрожащей каймой

На болотистом поле

                 увидеть контрданс журавлиный…