Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2011

Ариель Лившиц

В советской оборонке

В отраслях оборонной промышленности Советского Союза, особенно в послевоенные десятилетия, среди инженерно-технического персонала было сконцетрировано значительное число людей, как тогда было принято называть, «еврейской национальности». Евреи, переместившиеся в 1920-е – 1930-е годы из местечек в столицы и крупные города, пополняли в основном технические вузы и затем стали весомой составляющей того ядра инженерного корпуса, которое вытащило на своих плечах и Великую Отечественную войну, и послевоенное строительство, и гонку вооружений с холодной войной… Как-то в начале 1930-х годов Калинин советовал комсомольцам-евреям не ехать в большие города, а заняться преобразованиями на местах. Но они не послушались всесоюзного старосту…

Оборонка стала единственной отраслью советской экономики, где существовала реальная естественная конкуренция как внутри страны, так и на международной арене. Хотя, естественно, конкурсных продаж за рубеж не было, а были поставки вооружения. Однако качество изделий обязано было превосходить качество изделий конкурента – ВПК стран НАТО.

Во времена Российской Империи оборонка была выстроена несколько по-иному. В предреволюционные десятилетия практиковались закупка оружия из других государств. Но ряд достойных изделий проектировался в России и производился, например, на Обуховском, Путиловском заводах… Николаевский судостроительный завод выпускал большие мощные крейсеры и линкоры. Производили вооружения и предприятия Тулы, Риги, Сестрорецка, Ижевска. Во время Первой Мировой войны возник завод в Коврове. Тем не менее, СССР получил в наследство военную промышленность в зачаточном состоянии. Так танковую и авиационную промышленность пришлось просто-таки создавать «с нуля». Предвоенные советские десятилетия в этом смысле стали периодом становления.

Среди тех, кто стоял тогда у руля, были и евреи. Среди них Михаил Каганович, родной старший брат Лазаря Кагановича. В 1937-1939 годах он был наркомом оборонной промышленности, а в 1939-1940 годах наркомом авиационной промышленности. Застрелился в 1941 году после того, как был обвинен Сталиным в «правом уклоне».

Во время войны – с 16 февраля 1942 года – легендарным наркомом боеприпасов был еврей Борис Ванников. Опытный организатор, он сумел обеспечить Вооруженные силы боеприпасами всех видов и калибров. В конце 1942 года выпуск боеприпасов вдвое превысил их производство в 1941-м, а в 1943-м году по сравнению с 1941-м производство возросло втрое. При этом улучшились качество, баллистические данные снарядов. В результате с 1943 года действующая армия не испытывала недостатка в снарядах, что способствовало скорейшему достижению Победы. С середины 1943 года производство боеприпасов было переведено на поточный метод. По своим техническим характеристикам боеприпасы Красной армии превосходили аналогичные боеприпасы немецкой армии.

Еще с довоенных времен бесценный вклад в развитие военной авиации вносил авиаконструктор Семен Лавочкин – создатель тяжелых истребителей серии «Ла». Созданное им объединение работает до сих пор и производит спутники. В 1939-40-х годах в ОКБ-301 (г. Химки Московской области) Лавочкин был одним из инициаторов и участников появления советского современного самолета-истребителя ЛаГГ-3 из дельта-древесины. Ряд последущих моделей этого самолета – Ла-5, Ла-7 и различные их модификации, созданные уже в ОКБ-21 под руководством Лавочкина в Горьком (назначен начальником ОКБ-21 23 ноября 1940 года), обнаружили высокие боевые качества и сыграли важную роль в ходе Великой Отечественной войны. Удостоен Сталинской премии первой степени в 1941 году за создание истребителя ЛаГГ-3 по итогам 1940 года. В 1943 году удостоен звания Героя Социалистического Труда и стал Лауреатом Сталинской премии первой степени за создание истребителя Ла-5.В октябре 1945 года после возвращения из Горького назначен начальником ОКБ-301 в Химках Московской области (ныне ФГУП «Научно-производственное объединение имени С.А. Лавочкина»). После войны он работал над созданием реактивных самолетов. В его ОКБ-301 были разработаны Ла-15 и многие опытные реактивные истребители. В 1954 году Лавочкин начинает работу над межконтинентальной сверхзвуковой крылатой ракетой «Буря». В 1956 году ему присвоено служебное звание — генеральный конструктор по самолетостроению. С 1942 года Лавочкин – генерал-майор инженерно-технической службы, с 1958 года – член-корреспондент АН СССР. Семен Лавочкин умер от последствий острой сердечной недостаточности на полигоне Сары-Шаган (Карагандинская область Казахской ССР) 9 июня 1960 года при испытании системы ПВО «Даль».

Евреи были на ответственной работе и на других предприятиях авиационной промышленности, скажем, у Туполева и Микояна. Аббревиатура «МиГ» говорит о двух создателях истребителя – Артеме Микояне и Михаиле Гуревиче. В свое время по этому поводу ходила шутка – «техническая конструкция Гуревича плюс аппаратные игры Микояна». В 1929 году Гуревич начал работать в конструкторском бюро на заводе «Десятилетие Октября», затем – инженером-конструктором и руководителем группы в различных КБ авиационной промышленности. В 1940 году Микоян и Гуревич создали истребитель МиГ-1, а затем его модификацию МиГ-3. В 1940-1941 годах МиГ-3 выпускался большой серией и принимал участие в боях первого периода Великой Отечественной войны. В 1940-1957 годах Гуревич – заместитель главного конструктора, с 1957 по 1964 год главный конструктор в ОКБ Микояна. В годы войны участвовал в создании опытных самолетов, после войны – в разработке скоростных и сверхзвуковых фронтовых истребителей, многие из которых длительное время изготовлялись большими сериями и находились на вооружении ВВС СССР.

Александр Нудельман работал в ОКБ-16 под руководством изобретателя автоматического гранатомета Якова Таубина. После ареста и расстрелаТаубина в 1941 году 29-летнего Нудельмана назначили главным конструктором ОКБ-16 (потом КБ «Точмаш», сейчас ФГУП «КБ точного машиностроения им. А.Э. Нудельмана» в Москве). Нудельман сумел довести до должной боевой кондиции авиационную пушку, над которой вначале работал Таубин. КБ Нудельмана специализировалось на разработке авиационных и малоколиберных пушек.

Сейчас, особенно после отъездов начала 1990-х годов, число евреев в авиационной промышленности, да и вообще в российской оборонке заметно поубавилось. Кстати, в Израиле, в сфере авиационных технологий, в наше время достойно трудится целый ряд «русских» репатриантов. Эмигранты из СССР и их дети есть и в ВПК США. Результаты их работы очевидны.

Особую роль евреи внесли в реализацию советского «атомного проекта». В первую очередь надо назвать грандиозную четверку ученых-физиков – Якова Зельдовича, Юлия Харитона, Виталия Гинзбурга, Исаака Кикоина. Во многом именно благодаря им в СССР в кратчайшие сроки было получено эффективное ядерное оружие. Кстати, у американских оппонентов над «урановым проектом» также успешно работали ученые еврейского происхождения. Они эмигрировали из Европы и в свое время на себе ощутили страшное дыхание гитлеровской военной машины. До 1955 года исследования в области атомного вооружения у нас были сосредоточены в Сарове (Арзамас-16). Позднее в Челябинской области организовали отдельное КБ Челябинск-70. Тогда шутили, что Хрущев с политбюро задумали создание альтернативного КБ в связи с тем, что в Арзамасе-16 к середине 1950-х годов сложилось устоявшееся исследовательское ядро, в котором евреи занимали основное место. И все-таки я не думаю, что этот момент был определяющим для возникновения Челябинска-70.

Борис Черток

И в области ракетостроения вклад евреев значителен. Патриарху советского ракетостроения Борису Чертоку 99 лет, но он по сей день ежедневно (!) трудится консультантом генерального директора в НПО «Энергия» в подмосковном Королеве.

В августе 1930 года Черток был принят на работу электромонтером 4-го разряда в электроцех отдела оборудования (ОБО) на авиазавод № 22 в Москве, выпускавший тяжелый бомбардировщик ТБ-1. Участвовал во внедрении в производство ТБ-3. В августе 1938 года занимал должность начальника конструкторской бригады «спецоборудования и вооружения самолетов» на том же заводе. Окончил в 1940 году Московский энергетический институт. С 1940 по 1945 год Черток работал в ОКБ главного конструктора В.Ф. Болховитинова на заводе № 84, затем на заводе № 293 и в НИИ-1 НКАП СССР под руководством генерал-лейтенанта авиации Я.Л. Бибикова. 2 мая 1945 года в звании майора расписался на Рейхстаге, что считает «счастливейшим достижением» в своей жизни.

В апреле 1945 года в составе специальной комиссии Борис Черток был командирован в Германию, где до января 1947 года руководил работой группы советских специалистов по изучению ракетной техники. В том же году вместе с А.М. Исаевым он организовал в советской оккупационной зоне (в Тюрингии) совместный советско-немецкий ракетный институт «Рабе», который занимался изучением и развитием техники управления баллистическими ракетами дальнего действия. На базе института в 1946 году был создан новый институт – «Нордхаузен», главным инженером которого был назначен С.П. Королев. С этого времени Борис Евсеевич Черток работал в тесном сотрудничестве с Сергеем Павловичем Королевым. В августе 1946 года приказами министров авиационной промышленности и вооружения Черток был переведен на должность заместителя главного инженера и начальника отдела систем управления Научно-исследовательского института № 88 (НИИ-88) министерства вооружения. В 1950 году он назначен на должность заместителя начальника отдела, а в 1951 году – начальника отдела систем управления Особого конструкторского бюро № 1 (ОКБ-1) НИИ-88, главным конструктором которого был С.П. Королев. В 1974 году Б.Е. Черток становится заместителем генерального конструктора Научно-производственного объединения «Энергия» по системам управления.

Вся научно-инженерная деятельность Бориса Чертока с 1946 года связана с разработкой и созданием систем для управления ракетами и космическими аппаратами. Им создана школа, которая до настоящего времени определяет научные направления и уровень отечественной техники пилотируемых космических полетов.

Евреи являлись в советское время ведущими специалистами в КБ «Южное» в Днепропетровске, где создавались знаменитые ракеты «Сатана» и «Скальпель», в КБ Сергея Королева, в ОКБ Владимира Челомея, в КБ Макеева.

Конечно, вообще среди всех людей, работавших на оборонных предприятиях, евреев было мало, но вот среди ведущих специалистов их процент иной раз бывал более чем высоким. Забавный факт: в одном из ведущих объединений оборонки, где я работал в 1970-е годы, вообще всего трудилось шесть тысяч человек. В 1978-1979 годах прошла очередная перепись населения. На так называемых «почтовых ящиках» была отдельная – дополнительная перепись. Я случайно увидел соответствующий протокол кадровой службы и поразился – на нашем предприятии, прозванном среди инженеров «еврейской лавочкой», оказалось всего 36 евреев! Но подавляющее большинство из них являлись ведущими специалистами, то есть определяло лицо предприятия. Трудно обойти и тот момент, что больше всего в количественном отношении евреев было именно в тех сферах деятельности, которые связаны с системами автоматического управления. При этом исключительно мое частное наблюдение: как правило, евреи стремились не на начальственные должности, а тяготели к творческой конструкторской работе… Довольно редко евреи оказывались на позиции директора оборонного предприятия.

После войны многие из еврейской молодежи пошли в радиотехнику, физику, математику, вычислительную технику, проектирование. Множество ученых-евреев работало в области радиолокации.

Напомню о Льве Бахрахе – ученом в области радиофизики, антенн, голографии и оптической обработки информации, лауреате Сталинской премии (1951), Ленинской премии (1961), Государственной премии СССР (1976), премии А.С. Попова АН СССР (1965), члене-корреспонденте АН СССР (1966).

Лев Бахрах предложил и развил ряд фундаментальных методов теории антенн: синтез антенн по заданной диаграмме направленности, решение некорректных задач, многозеркальные антенны и адаптивные решетки, в том числе с нелинейным управлением и сканированием, методы измерений в «ближней зоне».

Немало евреев работало в судостроительной отрасли в Ленинграде, при том, что местные партийные бонзы – от Жданова до Романова – весьма не жаловали лиц еврейской национальности.

Сразу после Великой Отечественной войны, на фронтах которой, как известно, сражалось более полумиллиона евреев, ряд боевых офицеров-евреев был востребован научно-исследовательскими институтами министерства обороны.

Валентина Гризодубова

В историю вошел смелый поступок легендарной русской боевой летчицы Валентины Гризодубовой, не пошедшей на поводу у антисемитской кампании. Она – участница Великой Отечественной войны, в марте 1942 – октябре 1943 годов – командир 101-го транспортного авиационного полка; с октября 1943 года – командир 31-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка (авиация дальнего действия). Гризодубова лично совершила более 200 боевых вылетов, в том числе на ночные бомбардировки (132 вылета), а также доставляя за линию фронта боеприпасы и военные грузы. С 1946 года она была заместитель начальника НИИ-17 по летной части.

Когда в 1949 году в соответствующей инстанции Валентину Гризодубову спросили «Что у вас в НИИ делают эти евреи?», она ответила: «С ними я прошла войну, а вас там не видела». После этого в НИИ-17 кадровой чистки не было.

С конца 1960-х годов евреев старались не принимать в крупные столичные вузы. Из технических учреждений высшего образования в этом смысле особо «прославились» Физтех (МФТИ) – хотя здесь было немало профессоров-евреев; факультет высшей математики и кибернетики МГУ, которым руководили одиозные юдофобы; МВТУ имени Баумана, где готовили кадры почти исключительно для оборонной промышленности. В брежневские времена предприятия оборонки классифицировались на две категории – нулевую и первую. Предприятия нулевой категории отличали более высокая степень секретности и более серьезные зарплаты. Так вот в структуры нулевой категории (к примеру, в КБ-1 на Соколе) окончивших институты евреев не брали. На предприятия первой категории это «правило» не распространялось за исключением тех мест, где руководитель «страдал» антисемитизмом.

Между прочим, сам я с бытовым антисемитизмом внутри предприятий практически не сталкивался. Вообще же ограничения шли напрямую из ЦК КПСС. КГБ же в этом смысле был только исполнительным органом. И Юрий Андропов как председатель КГБ имел вес при правлении Брежнева только потому, что был членом политбюро и имел влияние на членов ЦК. Кстати, я считаю безосновательными модные ныне «гипотезы» о еврейском происхождении Андропова. Его мама воспитывалась и была в услужении в еврейской семье. Но еврейских корней у Андропова, похоже, не было.

Когда в прошлом первый секретарь ЦК компартии УССР Шелест, в глубокой старости, уже после распада Советского Союза посетил Израиль и был там очень тепло встречен выходцами с Украины, Петр Ефимович расплакался и сказал: «Простите меня, товарищи евреи, очень я много плохого сделал для вас на старой работе». Убежденных антисемитов в аппарате, однако, я думаю, было немного – часто люди руководствовались страхом за свою карьеру и кресло или были одурманены изо дня в день вдалбливаемым в сознание представлением, что репатриация в Израиль – это предательство советской родины. На мой взгляд, государственный антисемитизм во многом был связан с самими личностями, которых «выносила» наверх советская система, с уровнем представлений таких персонажей; с их суеверным страхом перед неизвестностью и непонятностью… Подобный страх по отношению к еврейскому народу присутствует в разных странах в разные времена.

К Берии приходили доносы на некоторых специалистов, работающих у Юлия Харитона в Арзамасе-16. Берия интересовался у Харитона: «Он тебе нужен?» Тот отвечал, что нужен. А сам говорил такому человеку: «Ты что, дурак что ли? Дело надо делать». В оборонке в силу того, что она главенствовала в советской экономике, царил невероятный для тех времен прагматизм. Ведь по многим направлениям советская оборонка не уступала натовскому военно-промышленному комплексу. И та продвинутая инженерно-техническая интеллигенция, что работала в «почтовых ящиках», гордилась результатами своего труда. Ибо советские ракеты и радары, в отличие от советских автомобилей и телевизоров, были на уровне самых высоких мировых стандартов. Влияние парткомов на оборонных предприятиях было несопоставимо слабее, чем на других. А власть директора крепче. В парткомы «почтовых ящиков» их дирекция направляла милых людей из коллектива, которые оказывались не очень конкурентоспособными в сфере технологий, но не собирались вредить руководству. Повсеместно за учреждениями приглядывали борцы с идеологическими искривлениями – 5-е управление КГБ. Они нещадно выслеживали каждый шаг, особо усердствуя, например, в столичных гуманитарных вузах или в творческих объединениях. Предприятия же оборонки курировало другое ведомство – 6-е главное управление. Это – контрразведка в промышленности, то, что сейчас называют службой экономической безопасности. Она бдительно и профессионально следила за сохранением государственной тайны, режима секретности, препятствовала промышленному шпионажу и диверсиям. Этой структуре было не до идеологической подоплеки. Прямо на рабочем месте мы безнаказанно читали и передавали друг другу Солженицына, Шаламова и даже «Технологию власти» Авторханова. В обычных учреждениях за это можно было расстаться не то что с работой, а со свободой.

В 1970-е годы я перешел из одного очень закрытого предприятия в другое, тем самым поменяв конструкторский профиль работы на исследовательский. Начальнику отдела режима покидаемого мной предприятия поначалу я только сообщил, что ухожу, так как нашел работу по душе. Конечно, он был очень обеспокоен тем, не покидаю ли я вовсе систему, чтобы пристроиться куда-нибудь в котельную, а потом подать документы на выезд. Допуск к секретной работе вместе с сотрудником тогда переходил с места на место. И вот на меня подготовили официальный запрос на допуск к секретности. Я позвонил этому «режимщику» и рассказал ему, что сейчас по спецпочте на меня придет запрос, и я прошу его поскорее на него ответить, потому что есть необходимость оперативно приступить к новой работе. До сих пор помню его счастливый голос от того, что я остался в системе, а значит лично его «не подвел». Подлая партийная круговая порука проявлялась, в частности, в том, что местные руководители боялись брать евреев на закрытые предприятия. Ведь в случае их последующего отъезда за кордон руководитель мог поплатиться собственной карьерой.