Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2013

Ева Рингарт

Евгений Минин

Навсегда в моем сердце

Десять лет, как ушла в лучший из миров Ева Рингарт. Девочка, родившаяся на Украине, прошедшая пешком через всю Европу в Израиль, потерявшая в Биркенау родителей, она выстояла перед всеми невзгодами. Многие из репатриантов начала 90-х помнят своего верного друга.

Это Ева Рингарт организовала вещевой склад в своем доме, и со всего Иерусалима приходили к ней за одеждой, посудой, книгами. Это Ева Рингарт организовывала дополнительные уроки иврита, мобилизовав своих подруг-учительниц. Это Ева Рингарт проводила у себя на дому благотворительные концерты, помогая талантливым детям-репатриантам. Сколько разных людей – художников, журналистов, литераторов, врачей, музыкантов – начинали свой взлет из ее открытого для всех дома, и для каждого находились добрые слова, материальная и психологическая помощь. Время размывает человеческую память, но для многих Ева Рингарт осталась в сердце, как образец любви и доброты. И через десятилетие хочется снова сказать коротенькие слова: «Тода, Ева. Да будет пухом тебе земля».

Ева рассказывала мне, а я записывал, стараясь следовать ее интонации и особенностям ее речи.

Ева Рингарт

Скатерть

Этот день начался обычно, как все остальные дни в гетто Редзихов – маленьком городке в Галиции.

Я встала утром, быстро вымыла лицо, оделась, выпила кружку кипятка, которую приготовила мне мама, кусок хлеба взяла с собой – это моя еда на весь день. Попрощавшись, легонько поцеловала маму в щеку и побежала в юденрат.

Было важно быть в числе первых, кто пришел получить работу. Все время шел дождь, пронизывающий до костей – капустняк – так называли его по-польски. Земля была полузамерзшей, и выкапывать из нее картошку было нелегко. Оплата за день такой работы – очень высокая – кило муки или зерна и несколько картошин. Какое счастье! Дома нечего было есть. Немного вещей, которые принесли с собой в гетто, два месяца назад отобрала полиция.

Жили в комнате семь человек, двое больных моих родителей, четверо детей и я – самая старшая и сильная изо всех, которая и должна была содержать семью. Когда пришла в юденрат (биржа труда), – там не было ни души. Что случилось? – некого спросить – во всем гетто стояла тишина. Улицы пустые. Небо облачное, весь мир – серый и грустный.

Незаметно появились из переулков немцы и украинские полицаи с собаками и с автоматами. Тогда я и поняла, что будет «акция».

Меня одну из первых загнали на городскую площадь, куда потом привезли стариков, детей, здоровых и больных, – всех врагов немецкого рейха. Всех евреев из гетто собрали на площади и охраняли, чтобы не сбежали, как будто было куда бежать.

Не знаю, сколько времени простояла там в самом укромном уголке площади и смотрела на все происходящее, как на грандиозный спектакль. Я не плакала, не просила пощады у солдат, но и не боялась.

Окаменевшая, смотрела на фашиста – героя, натравливающего голодную собаку на старую женщину, просящую пощады на коленях, и собака, прыгнув на нее, разорвала одежду и прокусила руку. А немец гладит собаку и приговаривает: «Хорошая моя». Я смотрела на все это и думала: «Неужели все происходит на самом деле. Неужели молодой украинский парень в самом деле смеется, держа в руке окровавленную бороду, вырванную с лица старика-еврея. Неужели на самом деле бросают, как мячик, в толпу маленького ребенка. Или может быть – это картина из ада Данте. Через секунду – опустится занавес, и все вернется на свои места». Нет, нет… Занавес не опустился, представление продолжается. Я стояла, уже зная, что сбегу. Надеялась, что моя семья спряталась, и убийцы ее не найдут.

Да, мне удалось сбежать по дороге на поезд, перевозивший три тысячи последних евреев из города в концлагерь Бельзиц, где и было уничтожено большинство евреев Галиции. Мои родители и сестры похоронены там, в братской могиле. Молитву кадиш над их могилой мы произнесли только через шестьдесят лет вместе с моими сыновьями и племянниками, сыновьями моей погибшей сестры Гели.

Вечером «акция» закончилась. Она была успешной, и Радзихов объявили очищенным от евреев. Но и моя акция была успешной – осталась жива. Когда замер город, вылезла из ямы, подкралась к дому, в котором мы жили в гетто с малой надеждой, что кто-нибудь из семьи смог спрятаться там. Возможно, младшая сестра Рахель спряталась в каком- то углу. Возможно…

Нет, не случилось чудо. У нас чудес не бывает. В это время чудотворец, видимо, был занят более важными делами, не осталось никого, и не осталось ни одной целой вещи в нашей комнате. Все было разрушено, разбито, перемешано с грязью после налета полиции.

Я стояла, дрожа от страха и холода, нагнулась и подняла какую-то тряпку с пола и накинула на плечи, чтобы согреться. Когда вышла на улицу, обнаружила, что я закутана в скатерть, которую мама вышивала для меня за год до начала войны.

В 1938 году я должна была поехать в Палестину для учебы в школе для девочек в местечке Нахлаль, но так как мне не исполнилось еще шестнадцати лет, то не получила разрешение на въезд. Еврейское Агентство во Львове обещало такое разрешение в будущем году. Я продолжила учиться в своем лицее, и мама вечерами вышивала скатерть для меня

Три последующих года мы скитались с места на место, нас сначала гоняли советские, потом истязали и мучили немцы – до последней остановки – гетто. Почему-то мама хранила эту скатерть, как будто она была в нашей семье самой ценной вещью. Я волновалась и радовалась, обнаружив скатерть на своих плечах, но потом рассердилась. Ведь она не грела меня, а только доставляла лишние заботы. Заплакала. И вдруг пришло решение…

Сложила скатерть в маленький пакет, пошла в конец города и постучала в окно дома, где жила семья подруги из гимназии Ирены Рос. Она открыла дверь и очень испугалась, увидев меня:

– Ева, я могу помочь тебе деньгами, едой, одеждой, но ты же знаешь, что не могу спрятать тебя, верно? Ты же знаешь, что ждет всю мою семью от немцев, если я спрячу тебя.

– Не бойся, – ответила я. – Прошу тебя о другом. Возьми этот пакет и сохрани его. Это скатерть, которую вышила моя мама, это – единственная вещь, которая осталась у меня от нее. И от всей моей прошлой жизни. Если выживу – приеду, и ты вернешь мне скатерть. Если нет – оставь ее у себя, как подарок и память обо мне. Больше ничего не осталось.

Оставила скатерть – и пошла своей дорогой. Путь был тяжелый и очень долгий. Но, в конце концов, осталась жива и получила свободу – в Израиле. Прошло шестьдесят лет, когда мне удалось посетить Украину и в Польшу. Взяла с собой сыновей и племянников, чтобы познакомились со своими корнями, увидели места, где я жила, повстречались с людьми, помнившими семью. Но их осталось так мало…

Многих украинцев отправили в ссылку на север, поляков – переслали на другие (западные земли) – в Слонск. А евреи… А евреи вообще исчезли, как будто их там никогда и не было. Не осталось почти никого, кто бы помнил о том, что здесь когда-то жили евреи.

Ежегодно тысячи евреев приезжают в Польшу со всего мира, чтобы пройти по дороге жизни, ведущей в Аушвиц. Несколько лет назад я была в этом походе со своими детьми. Подошли ко мне польские журналисты и попросили рассказать, как я здесь оказалась. Мой рассказ напечатали в польских газетах и передали интервью по телевидению.

После этого получила огромное количество писем от разных людей, совершенно мне не знакомых, и среди них – письмо от профессора – историка Кокиза. Его интересовало, что мне известно о владениях бывших польских князей. Одна из таких усадьб была когда-то куплена моим дедушкой Давидом Рапопортом.

Я ответила на письмо профессора, рассказала все, что помнила о нашем имуществе на Украине. Через некоторое время профессор Кокиз был приглашен на встречу во Вроцлав, где прочитал лекцию о своих исследованиях, ведь многих поляков интересовала судьба их бывших владений на территории Украины.

Среди слушателей на встрече оказалась Ирена Рос. Когда Кокиз упомянул в лекции фамилию Рапопорт, Ирена вскочила от волнения и со слезами на глазах воскликнула:

– Это Ева – моя лучшая подруга, я не знала, что она осталась жива. После войны я искала ее!

Ирена получила от Кокиза мой адрес и написала письмо, что скатерть сохранила. Это письмо я получила в марте 2000 года.

А через две недели я узнала свой медицинский диагноз – тяжелое злокачественное заболевание. Лежала со страшными болями почти без движения, даже не могла говорить. Сказать по правде, только когда увидела это письмо – вспомнила Ирену и скатерть.

Через две недели приехал ко мне в Тель-Авив муж Ирены, который участвовал в организации визита Папы римского в Израиль. Вместо поездки на мессу – решил навестить меня. Скатерть не привез. Когда позвонила Ирене и спросила, почему не прислала скатерть, она ответила:

– Потому что, если ты не приедешь забрать скатерть, то мы не встретимся никогда.

Я призналась, что очень больна и, возможно, приехать уже не смогу никогда. Сегодня мне кажется, что дни мои сочтены, и я бы хотела успеть увидеть и подержать в руках скатерть, ведь у меня от матери ничего не осталось. Пообещала, что, если я не смогу приехать, то приедут мои дети. За несколько дней до пасхи 2000 года – получила посылку. Скатерть! Серая, льняная, вышитая по кругу цветными нитками, крестиком.

Сколько времени мама думала обо мне. И о моем будущем. Сколько надежд было в этих стежках. Тепла. Тепла, которое помогло мне пробиться к своей мечте!

Через несколько месяцев Ирена решилась меня навестить. Она очень беспокоилась о поездке, потому что несколько лет уже не выезжала за границу из-за возраста. В этот раз ей помогла выехать дочка Анат. А я была счастлива, что они пришли к такому решению.

И вот перед Новым годом приехали в Израиль две женщины из Польши – Ирена, пожилая, образованная интеллигентная, и ее дочь Анат – молодая, красивая, сразу завоевавшая сердца всех, кто с ней общался. Она – инженер-теплотехник высокой квалификации, воспитала двоих сыновей, уже окончивших университет. Все их семьи хорошо обеспечены, но всю жизнь работают очень много. С первых минут встречи у нас появилось прекрасное чувство единства. Желание всегда быть вместе.

Из-за своей болезни мне самой не удалось ездить везде с гостями, но я попыталась организовать визит моих друзей так, чтобы они смогли познакомиться не только с моей семьей, но и с друзьями и со страной, в которой мы живем. В этом мне помогла Стелла Минина – врач из Белоруссии, сопровождавшая их во всех экскурсиях по Израилю.

Тося Маргалит – моя подруга, тоже из Польши – пригласила к себе в дом, чтобы познакомились с жизнью пожилых людей в Израиле. Адаса Браун – была экскурсоводом по Иерусалиму, новогодний вечер – Рош-а-шана – провели у моих сватов, старший сын Игаль возил Ирену и Анат в Назарет и Галилею, а младший – Мики – в Тель-Авив и Яффо. Моя подруга Циона пригласила всех в Хайфу. Она осталась в живых во время войны, благодаря помощи брата Ирены. Мой друг Моше возил Ирену и Анат за покупками.

Конечно, нашим разговорам не было конца, не хватало времени на все, так много было воспоминаний.

За короткое время – невозможно объять все. В конце их приезда у нас началась интифада, и это изменило планы на последние дни. Но, возможно, это было к лучшему! У Ирены и Анат была настоящая возможность увидеть, как мы живем. Расставались с миром и надеждой, что еще встретимся

Как будто вся жизнь еще впереди…