Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2012

Михаил Сидоров

«Научная» нетерпимость

К высокому авторитету науки уже давно апеллируют не только власть имущие, но и значительная часть обывателей, желающих видеть «научное подтверждение» своим предрассудкам, заблуждениям и порокам. По словам Карла Ясперса, «выросло суеверие науки», люди ожидают от науки просто-таки всего. С появлением на свет наукообразных социальных утопий и «расовой теории» на подобное обоснование стал претендовать и антисемитизм.

С другой стороны, и активные попытки «обуздания» науки предпринимались не только церковью в Средние века. Большой вред науке наносит ее идеологизация. К концу второй декады ХХ века отчетливо проявилось идеологическое деление науки в рамках бинарной оппозиции «своя – чужая» в двух версиях. В Советской России – на «пролетарскую» и «буржуазную» (так называемый ленинский принцип «партийности философии»), в Германии – на «арийскую» и «еврейскую» науку. Под огнем идеологических маньяков оказалось самое впечатляющее достижение физики ХХ века: нападки на релятивистику не прекращаются и поныне.

В 1920 году в Берлине было учреждено «Рабочее объединение немецких естествоиспытателей для поощрения чистой науки». Инициатором его создания стал нобелевский лауреат, физик-экспериментатор Ф. Ленард – будущий активный нацист, один из столпов «арийской физики». Целью «Рабочего объединения» было развенчание теории относительности и дискредитация ее основателя. В статье «Мой ответ. По поводу антирелятивистского акционерного общества», опубликованной в «Berliner Tageblatt» 27 августа 1920 года, Альберт Эйнштейн подчеркивал, что «в основе этой затеи лежит отнюдь не стремление к истине. (Будь я по национальности немцем со свастикой или без нее, а не евреем со свободными, интернациональными взглядами, то…)». Таким образом, в Германии антисемитизм в научной среде стал активно культивироваться еще задолго до прихода к власти нацистов.

Российские большевики, в свою очередь, были уверены, что в человеческом обществе всякая идеология, а следовательно и философия, выражает интересы того или иного класса. «Материализм, – утверждал Ленин, – включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы». Разумеется, для коммунистов такой общественной группой мог быть только «пролетариат». Они же взяли на себя труд и определять эту самую «точку зрения» ввиду «несознательности» передового класса. Между тем, не кто иной, как Карл Маркс еще в 1873 году, критикуя «буржуазную политэкономию», отмечал, что с завоеванием политической власти классом капиталистов «пробил смертный час для научной буржуазной политической экономии… Бескорыстное исследование уступает место сражениям наемных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой, угодливой апологетикой». Оказалось, что такова судьба всякой «официальной науки».

Постепенно через философский материализм большевиков «партийность» внедрилась во все науки, включая естественные. В значительной мере это стало возможным потому, что, как заметил известный математик, академик А.Д. Александров, «марксистско-ленинская философия» была «объявлена наукой, а не философией, как чем-то отличным от науки».

В Советской России в силу господства коммунистической идеологии с ее интернационалистическими лозунгами об открытой пропаганде антисемитизма не могло быть и речи. Против теории относительности и квантовой механики на страницах философского журнала «Под знаменем марксизма» неоднократно выступали представители так называемой «альтернативной» физики: известный электротехник академик В.Ф. Миткевич, а также профессора А.К. Тимирязев и А.А. Максимов. Их критика имела явный политический оттенок и апеллировала к «передовой идеологии», что само по себе было весомым «аргументом» в спорах.

От нападок со стороны этих «диалектических материалистов» новые физические теории защищали известные советские ученые: С.И. Вавилов, А.Ф. Иоффе, И.Е. Тамм, В.А. Фок, Я.И. Френкель. Так, в 1937 году в одной из своих статей в журнале «Под знаменем марксизма» академик Иоффе отмечал, что Максимов, обвиняя физиков-релятивистов в идеализме и антисоветизме (!), смыкается «по своим физическим взглядам с немецкими фашистами». (В это время в нацистской Германии уже безраздельно господствовали Ф. Ленард, Й. Штарк и прочие физики-«арийцы».)

На таких тонах велась дискуссия, и санкционирована она была самой высокой инстанцией: еще 25 января 1931 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О журнале «Под знаменем марксизма». Оно содержало поистине соломоново решение, призывавшее «вести неуклонную борьбу на два фронта: как с механистической ревизией марксизма, как главной опасностью» (механистическим «уклоном» грешил как раз А. Тимирязев), «так и с идеалистическим извращением марксизма» группой А.М. Деборина. Последний, хотя и был заменен на посту главного редактора «ПЗМ», но все же остался в редакции. Однако «диалектические материалисты» и после принятия указанного постановления продолжали отстаивать свои «антирелятивистские» взгляды.

Подобный «плюрализм» может показаться невероятным: все это происходило накануне и во время «великой чистки» и форсированной подготовки к войне. Но в упоминавшемся уже журнале «Под знаменем марксизма» (1937, №11-12) были напечатаны статья Альберта Эйнштейна «Физика и реальность», а также еще пять статей («в порядке обсуждения»): академиков Иоффе и Миткевича, А. Максимова (член редакции журнала «ПЗМ»), профессоров В.Г .Фридмана и Л.Д. Ландау. В открывавшей обсуждение статье «О положении на философском фронте советской физики» Иоффе прямо писал, что Максимов и Тимирязев «борются с теорией относительности Эйнштейна, который, несмотря на свои пацифистские и сионистские увлечения, является несомненным антифашистом и демократом».

После Второй мировой войны в СССР была предпринята еще одна попытка «запретить» квантовую физику и теорию относительности. По свидетельству академика А.П. Александрова, инициатива эта и на сей раз исходила от того же А. Тимирязева, так и не раскаявшегося в своих механистических заблуждениях. Но потребность режима в ядерном оружии взяла верх, и здравый смысл опять возобладал. Зато во второй половине 1940-х годов под запрет попала кибернетика, получившая ярлык буржуазной лженауки, и возобновился «крестовый поход» против «реакционных теорий в биологии» (неовитализма, психоламаркизма, механицизма, вейсманизма-морганизма), завершившийся на известной сессии ВАСХНИЛ в июле-августе 1948 года. «Победа мичуринской биологии» означала полный разгром генетики, начатый «народным академиком» Т.Д. Лысенко при философской поддержке И.И. Презента еще до войны. По времени все это совпало с полуофициальной антисемитской кампанией – борьбой с «безродными космополитами».

В пылу дискуссий по биологии, языкознанию, физиологии и других, прошедших в конце 40-х – начале 50-х годов в Советском Союзе, официальная философия несколько подкорректировала свою терминологию. «Мичуринская биология, – говорилось в «Кратком философском словаре» (1951), – наука народная…», она «пронизана подлинно большевистской нетерпимостью ко всякой поповщине в науке». Итак, «пролетарская» наука становится «народной». Но эта подвижка отнюдь не означала отказа от «партийности». Философская дискуссия 1947 года устами А.А. Жданова вскрыла «серьезные ошибки и пороки» книги Г.Ф. Александрова «История западноевропейской философии». Книга эта, по мнению партийных идеологов, «объективистски излагала историю философии, игнорировала принцип большевистской партийности».

Развернувшаяся «холодная война» придавала любой научной дискуссии вид бескомпромиссного идеологического сражения. В еженедельнике «Новое время» (1947, №48) было опубликовано открытое письмо советских ученых «О некоторых заблуждениях профессора Альберта Эйнштейна», подписанное академиками С.И. Вавиловым, А.Ф. Иоффе, Н.И. Семеновым и А.Н. Фрумкиным. В письме критиковалась поддержка Эйнштейном идеи «всемирного правительства», в котором он видел путь к избавлению человечества от войн и, по сути, предвосхищал идею глобализации. В ответном письме советским ученым (1948), которое в советской печати тогда опубликовано не было, Эйнштейн доброжелательно, подчеркивая симпатии к социализму, разъяснил свои взгляды. Не становясь в прямую оппозицию советским коллегам, он в то же время откровенно заявил, что «нам не следует делать ошибку, возлагая на капитализм вину за все существующее социальное и политическое зло и полагая, что само лишь установление социализма могло бы вылечить все социальные и политические болезни человечества». Эйнштейн предельно четко аргументировал этот тезис: «Опасность такого мнения, – писал он, – состоит, прежде всего, в том, что оно поощряет фанатичную нетерпимость «правоверных», превращая один из возможных социальных методов в подобие церкви, которая клеймит всех тех, кто к ней не принадлежит, как предателей или гнусных злоумышленников». Едва ли можно найти слова, которые более адекватно характеризовали бы советский социализм.

Коммунистическая идеология еще при Сталине обрела черты идеологии имперской. Логика тоталитаризма оказалась сильнее исходных коммунистических утопических догм, и от первородного революционного интернационализма остался только ритуальный призыв к объединению пролетариев всех стран.

«Перестройка» завершилась полным обвалом системы. Иначе и быть не могло, ибо «партийная наука» в принципе была не в состоянии дать ни адекватной картины, отражавшей положение советского общества в период кризиса, ни тем более разумных рекомендаций по его реформированию.

Коммунистическая идеология за семьдесят лет своего монопольного положения в Советском Союзе совершила дрейф от «пролетарского интернационализма» к «национал-большевизму» (термин, введенный еще в 20-е годы «сменовеховцем» Н.В. Устряловым). После распада СССР и формальной демократизации режима государственный антисемитизм в России прекратил свое существование, но его место тут же занял антисемитизм «общественный» – он, как и его предшественник, легализует себя термином «антисионизм»; не последнюю роль он играет в идеологии созданного в 1994 году общества РУСО («Российские ученые социалистической ориентации»).

В конце «перестройки» возобновились нападки на А.Эйнштейна и теорию относительности; причем, как и в Веймарской (а потом – в гитлеровской) Германии, главный упор делался не на объективный научный анализ релятивистики, а на национальную принадлежность ее создателя. Так, новосибирский физик В. Секерин в своей брошюре «Теория относительности – мистификация века» утверждал, что «Эйнштейн и его теория перешли под опеку и на службу мирового сионизма, который стал использовать их для достижения своих целей…». Другой критик «квантово-релятивистского подсознания» – В. Черепенников из Саратова, по-прежнему апеллирующий к «партийности» науки, считал, что «критерием истины» в дискуссии о теории относительности «должен стать труд В.И.Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Философ В. Филиппов не оспаривал научной ценности релятивистики, но в своей книге «Человек в концепции современного научного познания» (1997) убеждал своих читателей в том, что академик В.И. Вернадский «предвосхитил теорию относительности за 20 лет до ее официального признания, связанного с именем А. Эйнштейна». Однако труды русского гения, продолжал Филиппов, на «долгое время были спрятаны в чуланы спецхрана усилиями сионистов, окопавшихся в Российской Академии наук…». И философ-юдофоб призывал: «Проснись, русская наука, стряхни с себя пелену, облепившую тебя жидомасонами!» (стиль оригинала). В этой же книге целыми страницами цитировались как аутентичный документ, «Протоколы сионских мудрецов».

Не упустил своего шанса лягнуть гиганта и И. Шафаревич, которому претит, что Эйнштейн «считается как бы образцом, символом научного гения». В своей книге «Трехтысячелетняя загадка. История еврейства из перспективы современной России» академик ставит под сомнение приоритет Эйнштейна в разработке как специальной, так и общей теории относительности. Не забыл Шафаревич и о поддержке великим физиком сионистского движения; попутно он вменяет в вину Эйнштейну и его «левизну» (с 1923 года был членом Общества друзей новой России). С логикой, когда речь заходит о «еврейском вопросе», у известного математика всегда возникают проблемы. Совсем уж крохоборческим выглядит такой «аргумент» его против «сфабрикованного места Эйнштейна в «общественном сознании»: «И «коллективное бессознательное», – заявляет он, – почувствовало этот «рекламный» характер образа Эйнштейна: сейчас мультипликационное изображение Эйнштейна рекламирует по телевидению пиво. Думаю, что с Ньютоном или Гейзенбергом это было бы просто невозможно».

Антисемиты на свой лад отметили и столетие специальной теории относительности: в книге доктора физико-математических наук В.Бояринцева «АнтиЭйнштейн. Главный миф ХХ века» была предпринята очередная попытка дискредитировать «гения всех времен и одного народа». Тенденциозность этих усилий очевидна: половина книжки посвящена «опровержению» теории относительности, другая половина – «доказательству» того, что Эйнштейн якобы присвоил себе результаты исследований в области релятивистики Г. Лоренца и А. Пуанкаре.

Как уже говорилось, идеологические и политические доктрины апеллируют к авторитету науки. Тем большую опасность для общества представляет политика, основывающаяся на лженаучных концепциях и ведущая в тупик. И вот в наши дни один из «социалистически ориентированных» ученых так выразил важнейшую духовную проблему, стоящую перед современной Россией: «Возможно ли соединить русскую идею с идеей социализма?» И ответил уверенно: «Не только возможно, но и необходимо».

История ХХ века уже дала поучительный пример «соединения» национальной идеи и социализма. Оно так и называлось: национал-социализм. Некоторые ученые «социалистической ориентации» предлагают, судя по всему, не что иное, как его российский вариант.