Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2012

Галина Климова

Михаил Письменный

– Светловолосый, светлоглазый, как Есенин... Такой же сумасброд и хулиган, и стихи продирают до самых печенок…

Еще не выветрилось тепло хрущевской «оттепели», когда подмосковное Лито провожало в армию Михаила Письменного – первого поэта города Ногинска. Местные литераторы – взрослые, семейные, в основном работяги, собирались в здании горкома партии, где размещалась редакция газеты «Знамя коммунизма». Сюда заглядывали городские сумасшедшие, чудики и библиофилы. Но куда им было до руководителя Лито Фавста Иннокентьевича Тимирязева, «маленького» гоголевского героя! Завтра его любимое чадо, поэт Письменный, уходит в армию, и надо бы дать парню напутствие, найти слова… Главное, не бросать писать – талантливый малый, почти самородок. Вот таким – в ореоле славы и любви – я впервые увидела Мишу Письменного в свои 15 и его 18 лет.

Мы переписывались, письма с треугольным штемпелем летели в Москву из ГДР: «Прошу, суди меня строго, бей по строчкам!» Литературные штудии и баталии. Как же мы были беспощадны! Бились насмерть.

«Когда я жил дома, помню, снилось мне слово Inhalt, напечатанное готическим шрифтом. И это было так красиво, но теперь так надоела Германия! …все наши писания страшно мелки и незрелы. Нужно найти свое поле и пахать на нем, сеять или картошку сажать, растить, полоть… Нужно, чтобы поле было свое и урожай бы хорошим, пускай все придут и будут сыты».

По возвращении Михаил поступил на филфак пединститута, а через год, став ленинским стипендиатом, сын осмотрщика вагонов, Письменный уехал учиться в университет Я. Коменского в Братиславу на отделение словацкого и немецкого языка. После введения Советских войск в Чехословакию в 1968 году иностранцы, работавшие в Радиокомитете, в знак протеста отказались от работы в СССР. Радиокомитет направил на учебу за рубеж талантливых студентов, среди них был и Михаил Письменный. Приехать в страну, где еще недавно советские войска наводили «порядок» было делом не шуточным, да еще без знания языка. Обстоятельства заставили учить словацкий язык так, чтобы в тебе не видели русского.

Из Братиславы Михаил вернулся через пять лет с великолепным знанием словацкого и почти сразу стал известным диктором на радио. Его сильный теплый баритон, узнаваемо свой в чехословацких, а потом – в словацких домах, стал «голосом Москвы» на 30 лет. Влюбленные в Мишу девушки засыпали и в Братиславе, и в Москве, с транзисторами под подушкой, чтобы вновь услышать: «Говорит Москва! Говорит Москва!»

Но главный стержень жизни – литература. Письменный давно перерос юношеские стихи и обосновался в прозе: рассказы, повести, романы… Помню, в середине 1970-х «квартирник» на улице Горького. В присутствии главного редактора «Советской России» Миша читал свою повесть «Пуст»… Там на мавзолее вместо красной надписи «Ленин» выведено: «Пуст». Чистая антисоветчина. Напечатать невозможно… Потом роман «Маракис» – социальные и остроактуальные внутренние перекрестки, по которым автор бесстрашно проходит, рассекая броуновское движение жизни и антижизни… Но тоже – цензура! Чемоданы неизданного. А после 1991 года все это в одночасье стало якобы пережившим себя… Проза Письменного, попавшая в беспощадные ножницы времени, – очень национальна, хотя в гоголевской, салтыков-щедринской, булгаковской и платоновской тональностях различимы чапековские, кафкианские и маркесовы мотивы. Много крылатых выражений, талантливого хулиганства, фонетико-семантической игры. Взрывчатая смесь в масштабе эпохи, ее абсурда, парадоксов и трагедий. Все это сбивает наповал читателя, редактора и издателя: «Жития Гагоровы», «Пуст», «Колпачок», «Витязь», «Литературы русской Истории», «Сквозидол», «Маракис» и другие.

Михаил Письменный – литератор многожанровый: блистательный переводчик (сколько словацких поэтов зазвучало на русском языке!), публицист, литературный критик, мастер литературного пересказа: тут и гетевский «Фауст», и житийная литература. Наконец, он – знаток библейской истории, сюжетов Заветов, бережно и вдумчиво изложенных для детей. Неотпускающая боль писательского сердца – тысячестраничный роман «Время Б-га». Найдется ли издатель для такого масштабного труда? Отдельные главы этой книги были опубликованы в газете «Информпространство».

Однажды, когда нам обоим было за 30, Миша спросил:

– Пишется?

– Да что-то не очень.

– У меня тоже. Наверно, все. Наверно, конец. Не станем же мы писать лет этак в 50 или в 60? – он насмешливо вскинул глаза.

– Уж точно не будем, – согласилась я, уверенная, что в этакие лета не пишут, и если живут, то жалобно и по-стариковски.

Михаил писал до последнего дня, до последней ночи, он не выключал компьютер до четырех утра – правил обещанную статью.

Январь 2012

Ирина Маулер

Родина, родинка, родники