ГАЗЕТА "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" | ||||||||
АНТОЛОГИЯ ЖИВОГО СЛОВА |
ГЛАВНАЯ | АРХИВ АНТОЛОГИИ ЖИВОГО СЛОВА | АВТОРЫ № 182 2013г. | ПУЛЬС | ПОКОЛЕНИЯ | ТРАДИЦИЯ | НАРОДНОСТЬ | ВСТРЕЧИ | МИР |
ПРИРОДА | УДИВИТЕЛЬНОЕ | ШАГИ | ВОСПОМИНАНИЯ | СУДЬБА | ЛИЦА | СЛОВО | ЭТЮДЫ |
|
Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО"Copyright © 2013 |
Мария Будберг. 1972 год |
Целые миры проплывают мимо, не задевая нас. Миры «в себе», закрытые для постороннего глаза, тем более – не ведающего... Так я в 1968 году увидел Марию Будберг (Муру), о которой почти ничего не знал...
Отмечалось столетие со дня рождения Горького, был прием в кремлевском Дворце съездов. В верхнем зале собрался тогдашний бомонд. Все стояли, ели (а ля фуршет) затем, после речей и тостов, задвигались, общаясь. Я, прежде всего, протиснулся к правительственному, перпендикулярному остальным, столу, где продолжали стоять, как на выставке, Брежнев, Косыгин и другие главари. Можно было подойти достаточно близко, разглядывая их почти в упор – времена стали полиберальней. Потом, прогуливаясь среди угощающихся и пьющих сановников и знаменитостей, я обратил внимание на единственную женщину, которая позволила себе сидеть. Пожилая, грузная, в чем-то темном она тяжело опиралась на толстую палку. Я спросил у кого-то:
– Кто это?
– Баронесса Будберг. Та самая...
Я смутно вспомнил, что она имела какое-то отношение к Горькому в Италии, но тогда не соединил ее с Закревской, которой посвящен «Клим Самгин». Поглядел и пошел дальше, но не забыл...
Однако, прочтя «Железную женщину» Берберовой (тоже железной!), я подивился, как непроницаемо соприкасаются миры и времена, в них заключенные.
Легендарная Мура, вскружившая голову стольким знаменитостям, прошла перед моими глазами как существо, не очень отличающееся от обыкновенной тучной женщины.
Справедливости ради отмечу, что за перпендикулярным столом выстроились напоказ Брежнев со товарищи, тоже весьма сомнительные мужчины, старцы с каменными лицами, представители сверхдержавы периода упадка. Ассоциация: последний съезд Союза писателей, чья-то реплика:
– Смотри, в президиуме ни одной женщины. Да, пожалуй, и мужчин почти нет...
А Мура знавала настоящих мужчин.
Что она думала, свидетельница рождения этого государства? Мура, послужившая и тем, и этим, приглашенная на старости лет в Кремль как почетная гостья?
По мнению Вадима Баранова, М. Горький принял смерть из рук женщины, которую когда-то любил...
О роли М. Будберг в этом страшном деле доктор филологических наук круто и увлекательно рассказал в статье «Исполнитель зловещей воли?».
Очередная сенсация? Мало ли было в последнее время спекуляций на тему «убийства» Есенина и Маяковского! И даже Блока. Не буду пересказывать статью, хочу лишь как литератор порассуждать, то есть представить себе предлагаемые обстоятельства и возможное поведение участников этой «шекспировской» сцены.
Начало июня 1936 года. Горький смертельно болен, но его могучий организм в состоянии отодвинуть летальный конец на неопределенный срок. И тогда Сталин посылает Марию Игнатьевну Будберг отравить писателя. В. Баранов пишет: «Большого ли труда стоило Сталину убедить Будберг сделать такой шаг?»
Вот это как раз мне кажется психологически невозможным.
Сталин был опытен, коварен и чрезвычайно осторожен. Мог ли он предложить нечто подобное иностранке с двойным или тройным шпионским прошлым? Мог ли он довериться авантюристке? И потом выпустить ее из страны?
И могла бы Мария Игнатьевна, будь она трижды «железной женщиной» принять такое предложение? Даже ее «обвинитель» В. Баранов говорит: «Наверное, и у железной женщины нервы были все же не из железа, и чем-то дорог ей был этот человек...» (то есть Горький).
В принципе Мария Игнатьевна могла быть использована для определенных целей, но могла и не понимать этого. Могли ей, например, намекнуть, что врачи не так лечат Алексея Максимовича, что вокруг его одра происходит тайная борьба, что он в опасности (политическая паранойя в стране к тому времени была уже достаточно выражена), и что только очень близкий и доверенный человек может «подстраховать» больного. Тем более, что он просит то-то и то-то, а ему не дают. Надо помочь ему – дать, но так, чтобы и медсестра (Липа Черткова) не знала...
Но оказалось «поздно». В. Баранов пишет: «Когда Черткова снова вошла в комнату, она увидела, что Мария Игнатьевна стоит у окна, упершись в стену лбом. Потом вбежала в другую комнату, бросилась в слезах на диван, говоря: «Теперь я вижу, что я его потеряла... он уже не мой».
Скорей всего, Горький умер «без посторонней помощи». Хотя… уж очень вовремя он сошел со сцены, да и сам Сталин не зря обнародовал версию об его отравлении, только по обыкновению перелагал вину на других – на тех, кому Горький как раз не мешал – на Бухарина, например...