Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2008

Надежда Железнова

Дар доброты и любви

«…Закройте глаза, дети, — сказал кто-то из взрослых. — Сейчас к вам придет Дед Мороз».

…Бело-голубая зала в старинном особняке на Кропоткинской, казавшаяся тогда огромной сказочной страной, дышала ароматами елочной хвои и свежих булок. Красавица-елка и в самом деле украшала зал заседаний Еврейского Антифашистского Комитета, работавшего в этом доме с начала войны. Наши мамы хлопотали у праздничного стола, складывая в коробку нехитрые подарки военной поры. А мы, десятка полтора малышей, честно зажмурившись, ожидали Чуда.

Соломон Михоэлс (1890 - 1948)

…Закройте глаза и вы, давно поседевшие дети той войны, а я постараюсь напомнить вам, каким он был — канун победного года в Москве!

Уже топят в домах, по вечерам загораются окна домов, расставшиеся с «маскировкой», горят огни и у театральных подъездов, и давно открыты школы…

До Победы еще сто тридцать шесть дней, идут бои на Висле и на Сандомирском плацдарме (отец, военкор «Правды», — там, и мне всегда очень страшно), и не распахнулись еще ворота Освенцима, и не пришел еще час битвы за Берлин, где навечно полягут четыреста тысяч наших солдат. Но Москва на исходе декабря сорок четвертого так устремлена в победное будущее, так полна радости, что это передается и нам, детям, — неповторимый голос Левитана звенит, рассказывая о новых успехах на всех фронтах, сообщения «От Советского Информбюро» сменяются мажорными аккордами военных маршей… Говорят, в Колонном зале начнутся праздничные представления для детей. И это правда: Снегурочкой — из сотен претенденток — выбрали девчонку из нашего класса! А тут еще нечаянная радость — в особняке на Кропоткинской будет елка, с подарками и угощением, с концертом и сюрпризами. Надо сказать, что в том здании во время войны располагались несколько Комитетов: кроме ЕАК, где работала моя мама, был и Славянский Комитет, и Комитет советских женщин. И елку, конечно, готовили для всех. Две молодые энергичные подруги, Мирра Железнова из ЕАК и Ирина Кириллова (жена всесоюзного любимца — спортивного комментатора Вадима Синявского) из Комитета советских женщин, и придумали этот новогодний подарок для всех детишек, чьи родители работали под одной крышей: и елку привезли огромную, и родителей организовали — каждый тащил, что мог: «довоенные» игрушки, незамысловатые «рукотворные» подарки… И стол накрывали сообща.

Мирра Железнова. 1945 год

Почему-то особенно врезалась в память белая нарядная лестница, хотя в Комитете у мамы я бывала почти каждый день: отец, Леопольд Железнов, главный редактор газеты «Фронтовая иллюстрация» и военный корреспондент «Правды», в своем московском служебном кабинете бывал нечасто. На фронте — месяцами. И мама большую часть суток проводила на работе: одна из ведущих сотрудников ЕАК, она была и обозревателем газеты «Дер Ейникайт» («Единство»), выходившей при Комитете. Так что после школы меня ожидала лишь гулкая пустота квартиры.

Но — лестница?.. В тот день ее украсили флажками и бумажными гирляндами, и наши принарядившиеся мамы встречали малышню. Только главное было, наверное, в другом: неожиданно отворилась дверь залы, зазвучала музыка, приглашая нас в Сказку. И Сказка началась: из голубой двери в глубине огромной комнаты (сейчас там какой-то суперважный офис) послышался веселый хохот, все пространство заполнилось движением, радостью, предощущением Чуда. Сегодня все это назвали бы «мощным энергетическим зарядом». А тогда… Тогда я просто онемела, узнав в пляшущем Деде Морозе, распахнувшем руки навстречу детворе, Соломона Михайловича Михоэлса. Мне доводилось нередко видеть его и во время повседневной работы, и на сцене Еврейского театра (он даже настаивал, чтобы детей брали по вечерам в ГОСЕТ на Малой Бронной, так что и «Тевье-молочника», и великого «Лира», а позже и «Фрейлехс» я успела посмотреть в детстве), да и пару раз у нас дома, на Неглинке — он был всегда открыт людям, встречам, общению. Но Михоэлс — в роли Деда Мороза?.. Вспомнит ли об этом сегодня еще кто-нибудь? Когда позже, в начале пятидесятых, мне доведется встречаться с немногими из детей «комитетчиков» в очередях к справочным окнам МГБ на Лубянке или в Лефортово, о елке 45-го года мы говорить не станем.

Но в тот декабрьский вечер мы, дети, еще в предпобедном году, в том бешеном хороводе, который кружит для нас чудесный сказочник и веселый придумщик новых игр, гордость российского театрального искусства, не знающий устали депутат Моссовета Соломон Михоэлс — его имя открывает любые двери, и тысячи людей, познавших трагедию войны, благодарны ему за помощь…

С. Михоэлс и В. Зускин в спектакле «Король Лир»

У Соломона Михайловича — во время его поездки в Америку и Канаду в 1944-м году, — загадочным образом была сломана нога. Долгое время он ходил с палкой. И сегодня я, наверное, задумалась бы: как же мог он пританцовывать, бегать с нами по залу, успевая каждого малыша приобнять, погладить по голове и сказать что-то ласковое. Тогда я просто не сознавала масштабов такого чуда. Да и обалдев от радости, простодушно смотрела на симпатичного гнома с огромным мешком подарков, поспешавшего за дедушкой Морозом. Ведь это был сам Вениамин Зускин — гениальный актер, разделивший трагическую судьбу писателей и поэтов, ученых и врачей, общественных деятелей мирового масштаба — руководителей Еврейского Антифашистского Комитета, без устали сражавшийся против фашизма всех мастей в годы Великой Отечественной…

Не помню, долго ли продолжалось сказочное действо… Михоэлс пел и читал нам стихи поэта Льва Квитко, устроил для нас конкурс на лучший танец, одарил всех подарками из огромного мешка, и каждому достался кусок пористого «трофейного» шоколада. Но помню, как по дороге домой мама мне сказала: «Вырастешь большая — будешь своим детям рассказывать, что к тебе на елку приходил сам Михоэлс».

Вот я и рассказываю, потому что доброта и талант любви этого человека приходились не только на праздники. Например, он распорядился, чтобы всех «комитетских детей», приходивших днем на работу к своим родителям, кормили — чем придется. И нас кормили. Как могли. А сразу после конца войны Соломон Михайлович настоял, чтобы сотрудники ЕАК начали заниматься английским языком. Желательно вместе со своими детьми — чтобы разговорная практика была и на работе, и дома. Иногда я думаю: понимают ли мои дочери и внуки, что в истоках их безупречного английского языка лежит то доброе и мудрое пожелание… А мимо особняка на Кропоткинской прохожу теперь ежедневно — живу рядом. И что поразительно: вопреки времени и трагедии, выпавшей на долю всех, кто был связан судьбой с горсткой смелых и талантливых людей, по-настоящему любивших свое Отечество, Россию, — память воскрешает не горечь пережитого, а волшебную новогоднюю улыбку Деда Мороза, который так хотел собрать всех в единый хоровод. Обнять и уберечь.

Жизнь — по каким-то только ей известным законам — распоряжается памятью о людях даже после их ухода. Так случилось, что символический памятник моей маме стоит неподалеку от могилы Михоэлса. Когда я бываю на кладбище Донского монастыря, — обязательно подхожу и к обелиску с гордо поднятой головой Гения. К могиле Соломона Михоэлса. И сквозь потоки времени слышится нехитрая песенка, которую он придумал и спел мне, третьеклашке, однажды: «Девочка-земелах! Ах! Девочка-земелах! Покажи мне вишневые глазки…».

Земелах — это сладкое, пахнущее корицей печенье. Его вкус я узнала много позже — уже после гибели Михоэлса…

Из «портфеля» журнала «Кольцо А»