Ежемесячная газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2008

Владимир Радзишевский

Пусты закрома родины

Из наблюдений и замет

За того парня

Много лет председателем Госплана был некто Байбаков. Это его клерки с невесомыми дипломатами в руках по традиции завершали военный парад на Красной площади. Сначала грохотали танки, устрашающе ползли артиллерийские орудия, затем выкатывали, наводя ужас, безразмерные баллистические ракеты. Наконец им вдогонку припускали пешеходы совсем не воинственной наружности.

– А это еще кто? – в недоумении спрашивал у Брежнева какой-нибудь допущенный на трибуну соратник из социалистического лагеря.

– Это рядовые сотрудники Госплана, — ухмылялся Леонид Ильич. — Но обладают чудовищной разрушительной силой.

Однажды на отдыхе Михаил Михайлович Яншин оказался за одним столом с человеком из анекдота — с этим самым Байбаковым. И тот решил пристыдить артиста:

– Бывало, на каждый спектакль МХАТа рвались толпы. Но ведь теперь нечего смотреть!

Добродушный Яншин сузил глаза и спросил:

– А что, у вас в Госплане — лучше?

Выслушав эту историю, Александр Ильич Агранович, ведавший в «Литературной газете» отделом экономики, встрепенулся:

– У нынешнего Байбакова должность Куйбышева. Оба плановики. Но почему об одном рассказывают анекдоты, а именем другого называют улицы, институты, города?

Отгадка выплыла неожиданно. В 1963 году вышла книга воспоминаний о Маяковском. В ней есть рассказ о том, как, закончив поэму «Владимир Ильич Ленин», Маяковский рвался прочитать ее тем, кто хорошо знал Ленина. И прочитал в Кремле на квартире «покойного В.В. Куйбышева». И тот «восторженно отозвался о поэме». Но почему поэт выбрал в эксперты Куйбышева, который совсем не был близок с Лениным?

После смерти Лили Брик мне попал в руки ее экземпляр упомянутой мемуарной книги. И там, на полях, рядом с известием о чтении поэмы у Куйбышева, написано: «На самом деле — у Каменева». Вот оно что! Те немногие, кому посчастливилось вовремя умереть своей смертью, постепенно подменили всех, кто погиб от пули в затылок. И Куйбышев стал представительствовать, как посмеивались, поминая популярную песню, не только за себя, но и за того парня. И не одного, а многих.

Нечаянное пророчество

Авель Енукидзе (в белом кителе) нечаянно предсказал судьбу СССР

По рассказам Ивана Михайловича Гронского, редактора «Известий» в 20-е – 30-е годы, «Нового мира» в 30-е и автора «Литературки» в 70-е, члены сталинского политбюро персонально отвечали за значимых людей искусства и творческие коллективы. Сам Сталин отвечал за Горького, Ворошилов, кажется, — за Демьяна Бедного.

Секретарь Президиума Верховного Совета Авель Енукидзе точно отвечал за весь многолюдный Художественный театр. Но, в конце концов, ответил только за самого себя.

Сын Сталина, Василий, как-то сказал сестре, Светлане:

– Ты знаешь, наш папа раньше был грузином.

И этот бывший грузин выждал время и своего кремлевского соплеменника расстрелял. Троцкий еще был временно жив, потому что спрятался на другом конце света. И ему тут же приписали телеграмму, будто бы полученную Сталиным из Мексики: «Каин, где твой брат Авель?»

Знал ли Авель Енукидзе, что ждет лично его, неизвестно. Но некоторые прозрения общего порядка его посещали. Он, например, нечаянно предсказал судьбу Советского Союза. Выступая на предвыборном митинге, Енукидзе потряс слушателей своими математическими познаниями.

– Советский Союз занимает теперь, — бодро доложил оратор, — одну шестую часть земной суши. Но дайте срок, и он займет одну десятую, затем одну двадцатую, затем одну сотую…

И ведь как в воду глядел.

Пустой номер

Воспоминания Анастасии Цветаевой в издательстве «Советский писатель» редактировала Маэль Фейнберг, в имени которой соединились Маркс, Энгельс и Ленин.

Когда повествование дошло до поездки Анастасии Ивановны в Сорренто в гости к старику Горькому, редакторша, распираемая любопытством, по-видимому, не только своим, но и всей тройки основоположников, не выдержала:

– А вы-то хоть с Горьким живанули?

– Он был не против, – ответила Анастасия Ивановна. – Но я к тому времени уже завязала.

Ей шел 34-й год.

Утро вечера мудренее

Анастасия Ивановна старалась управиться с рукописью, пока в дверь не заколотят сапогами

В августовское воскресенье, под вечер, Анастасия Цветаева, еле живая от усталости, отложила карандаш, сколько могла, разогнулась и начала медленно выбираться из-за стола. Новый рассказ, самый болезненный и жгучий, был, наконец, дописан. Там резко состарившаяся растрепанная Марина снова металась по пыльной Елабуге, в ужасе от неостановимого приближения немецких орд и раз от разу все больше наглеющих местных энкаведистов, холодеющим нутром чувствуя, что безвозвратно потеряла мужа и дочь и вот-вот потеряет сына…

До понедельника рукопись была оставлена на столе — дожидаться машинистки. Но с самого утра по телевизору и по радио сменяющиеся дикторы принялись читать устрашающие распоряжения самозванцев-гэкачепистов.

И Анастасия Ивановна прямо в ночной рубахе потянулась к столу. Стараясь управиться до той минуты, когда в дверь заколотят сапогами, стала терзать рукопись — наспех меняла слова, черкала строки, перекидывала куски, орудовала ластиком. Через три часа от былого рассказа ничего не осталось. Отодвинув перемаранные листы, Анастасия Ивановна облегченно вздохнула.

Ей шел 97-й год.

Вести с того света

У Ленина на руках и ногах до сих пор растут ногти

Незадолго до смерти Анатолий Собчак рассказал в «Московских новостях», что у Ленина на руках и ногах до сих пор растут ногти, и что их для порядка регулярно состригают.

Но если так, то где-то же — в закромах родины, например, — они постоянно накапливаются, а солидные озабоченные люди ведут безостановочный контроль старых и учет новых поступлений.

Еще раньше Эдвард Радзинский в книге о Сталине заметил, что в Мавзолее лицо его героя рядом с «кукольной ленинской головкой» было «совершенно живое»: «на нем росла щетина». Возможно, растет и сейчас, упорно пробиваясь сквозь толщу земли и могильную плиту. Того и гляди, взойдет на Красной площади мертвая черная поросль…

Перебирая специалистов, которые могли бы подтвердить страшную тайну или опровергнуть досужие домыслы, я остановился на Илье Борисовиче Збарском. Его отец, Борис Ильич, помогал Владимиру Петровичу Воробьеву бальзамировать тело Ленина, затем заведовал Лабораторией при Мавзолее, сам Збарский-сын проработал с мумией вождя почти двадцать лет: два-три раза в неделю придирчиво осматривал лицо и руки, смачивал их увлажняющим раствором, осветлял потемневшие места, под кожу, исправляя дефекты объема, вкалывал сплав парафина с вазелином, выводил пятна плесени… А уволен был еще при Сталине. Значит, и скрывать ему нечего.

Я подсел к Илье Борисовичу на книжной ярмарке, где он презентовал свои мемуары, выпущенные издательством «Вагриус». Спросил про ногти и про щетину, которые, по уверениям известных авторов, продолжают расти у забальзамированных покойников.

– А про рога и копыта вам ничего не попадалось?

– Только в «Золотом теленке» да еще на 16-й полосе «Литературной газеты».

– Вот там бы и перепечатать весь этот бред. Вместе бы посмеялись.

В бальзамировании нет никакой мистики. Формалин с глицерином удерживают тело от разложения и усыхания, но никак не могут оживить его.

Пусто, стало быть, в закромах родины. Золото партии как под землю провалилось. А ногтей со щетиной и не было никогда.

– Скучно на этом свете, господа! — жаловался Гоголь.

Но и на том – не веселее.