Город вечера

Тьмой придавленный город,

Похоже, уже не воспрянет.

Желтолицые големы

Рассыпают по улицам соль.

А магистры всё спорят,

Считая, что бродят по краю…

Так, спасаясь от боли, мы

Сочиняем прегоршую боль.

 

День лишь кажется. Крик

Тише шепота. Вечные связи

Рвутся легче случайных.

В готовке редеют венки…

…неприметный старик,

Ковыляя просоленной грязью,

Обернулся печально:

«Беды вы не знали, сынки…»

Суета сует

По скверно вымощенной улице

Вдоль охалтуренных домов

Спешат раскрашенные курицы

К источникам своих кормов.

 

Спешат растрепанные школьники,

Захлопнув уши чепухой, —

Любви родительской невольники,

Любви жестокой и глухой.

 

Спешит кабан с нагрудной пумою,

Хрипя в корейский агрегат:

«Брат, я услышал… Типа думаю…

Позвонишь мне на трубку, брат…»

 

Часы пробили, и торопится,

На птичьем языке галдя,

Из «Кофе-хаус» в кофе-офисы

Когорта призрачных трудяг.

 

Блестя оранжевыми латами,

Судьбой лишенная стыда,

Спешит с ломами и лопатами

Пришельцев темная орда.

 

Лишь старичок, согнувшись галочкой,

За шагом шаг, из века в век

Идет, за жизнь цепляясь палочкой,

Нарочно замедляя бег.

 

И я за ним, успев ссутулиться,

Бреду, гремя цепями слов,

По скверно вымощенной улице

Вдоль охалтуренных домов.

Апрельское

Еще ледок на лужах,

И снег не догорел,

Но он уже недужен —

Не мягок и не бел.

 

Стал свет другого цвета,

Чуть выше облака,

И, несмотря на это,

Не верится пока…

 

Не верится, что ночью

Проказница-метель

Назло нам неурочно

Не включит канитель,

 

Не верится, что хворост

Покроется листвой,

И зверь, что ныне холост,

Испустит брачный вой,

 

Не верится, что шубы

Отправятся в шкафы,

Что вытертые губы

Забудут про шарфы…

 

Но снег прощально плачет,

И смотрит веселей

Непобедимый дачник

Из старых «жигулей».

Во времени

В болото будней, собираясь в гать,

Ложатся обессвеченные ели,

Ни делом, ни томительным бездельем

Не удается время придержать.

 

И выхода уж видно верею…

Возможно разве скукой ожиданья —

Движеньям нужным бесполезной данью —

Чуть умалить песочную струю.

 

Не умолить, но только умалить!

Подспорье в том гимнастика и ботокс,

Партнеров смена, вымученный отпуск,

И с послезавтра можно не курить…

 

Полней иль только тяжелей сума,

Я медленней иду иль жизнь быстрее…

Ну, коль ее назвали лотереей:

— Кукушка, сколько? Почему так ма..?

Преддверие осени

Бледное солнце расплющилось о горизонт,

Треснуло и расплескалось кровавым желтком.

Видимо, завтра понадобится зонт,

Что бы там ни считал gismeteo.com.

Если боли в колене — лучший прогноз,

Если смена сезонов грозит мигренью,

Стоит признать, что россыпь седых волос —

Не украшенье, а прожитого подтвержденье.

Просто признать, но гораздо трудней принять.

Счастлив, сумевший с личным августом сжиться,

А мне все сложней по утрам покидать кровать,

И все страшней в нее в темноте ложиться…

Перед Новым годом

Отложена книжка,

Отставлена кружка,

Окурок затушен. Иду,

Напялив пальтишко,

Сквозь снежную стружку,

Подошвами руша слюду.

 

По скользкой дорожке

Шагаю без спешки,

По грязи соленой бегу.

Здесь все понарошку —

Блестящие плешки,

Сугробы и клены в снегу.

 

Все как бы и вроде:

В расцвеченной груде,

Лишь зная, узнаете ель,

И в память о годе,

Что зол был и труден,

Ее украшает метель.

 

У Деда Мороза

На шапочке стразы

Из ватных полос борода.

Он мучим артрозом,

И дети — заразы,

И с вечным Чуковским беда…

 

Все вроде и как бы:

Бетонные кубы

Себя за дома выдают,

В них снежные бабы,

Морковные губы

Кусают и правят уют.

 

На службе веселье

В преддверье застолья,

Зарплаты, каникул и проч.

Устав от безделья,

Мечтанья мусоля,

Сотрудники двинули прочь.

 

А дома подушка,

Лохматая кошка,

Светящийся ящик брюзжит,

Там книжка и кружка,

И пищи немножко…

Вполне настоящая жизнь.

Русское фаду

Твержу себе: тоска моя пуста.

Я не ряжусь со сбывшейся судьбою,

Не сетую, что днесь берется с бою

Задачка, что вчера была проста…

Пусть так. Застыв над бездной голубою,

Чудес не жду и с чистого листа

Не жажду жить. Тоска моя густа,

Тоска моя полна собою.

Выходя из депрессии

Я сам себе направил сотню нот,

А ныне высылаю дипломатов,

Объявлены персонами нон-грата

Все, кто мирил нас со страной забот:

Советники — по жалости к себе,

По следованью правильным приметам,

По ожиданью будущего лета —

И атташе по сбывшейся судьбе.

Оревуар! Всем доброго пути!

Пусть представительство немного попустует.

Оставшемуся ставлю цель простую:

Собрать себя, собраться и — идти…

Маринино проклятье

На черных ветках черные вороны,

Добычу чуя, отпустили страх.

Им подан пир — царицын сын, воренок,

Удавлен у царицы на глазах.

 

И, позабыв о призрачной короне,

Безумная, от ярости бела,

Случайный род на рюриковом троне

Случайная царица прокляла.

 

Спустя сто лет, когда, казалось, право

Уже неотделимо от венца,

Свершилось: первопроклятого правнук

Был сгублен по велению отца.

 

Проклятье потянулось в эту дверку

И все страшней куражилось потом:

Задушенный, забитый табакеркой,

С поспешностью приколотый штыком…

 

Потом включились «адские машины»:

Убит отец и сын растерзан вклочь…

Расплата за непризнанные вины

Злосчастный род гнала от трона прочь.

 

Ворон, что вечно ждут на черных ветках,

Не испугает царских ружей бах…

Расстрелянный царевич-малолетка

Застыл в отцовских гаснущих глазах.

 

Вновь слово, отозвавшись, повторится...

Ипатьевские — монастырь и дом,

Где приговор несбывшейся царицы

Исполнен был случайным палачом.

Фауст

Как слово порождает слово,

Так пробуждает мысли мысль.

И было так, и будет снова,

Покуда дни не пресеклись.

 

Вновь слово силой отзовется, —

Пусть это будет не сейчас,

Но мир притихший содрогнется

От пары позабытых фраз.

 

Так всплеск дает начало буре,

И шорох гонит камни вниз…

И было так, и снова будет,

Покуда дни не пресеклись.