"Информпространство", № 188-2015 Альманах-газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2015

Подпольщик Михаил Гебелев		Подпольщик Исай Казинец

Яков Басин

И прошлое я вновь переживаю

К 70-летию Победы над фашизмом

Точно так же, как мерцающее в августовскую ночь звездное небо распадается при внимательном рассмотрении на мириады отдельных звезд и звездочек, так и Катастрофа европейского еврейства в годы Второй мировой войны распадается на миллионы отдельно взятых трагедий, и у каждой из них есть ИМЯ. И точно так же, как страшно заглянуть в безумную глубину звездного неба, так страшно заглянуть в глубины Катастрофы, ибо оттуда, как звезды, мерцают нам глаза безвинно расстрелянных, заживо погребенных, сожженных и развеянных в пыль. Это – глаза детей, чистые, как слеза. И глаза взрослых, полные смертной муки за судьбы своих детей, внуков и правнуков. Страшно, потому что при осознании этой глубины может не выдержать человеческое сердце.

В Минске, в самом центре города, буквально в двух кварталах от центральной площади, есть Яма. Да, это – действительно яма. Огромная, как воронка от бомбы крупного калибра. Однако это еще и Яма с большой буквы – название мемориала жертвам еврейского погрома, происшедшего в Минском гетто 2 марта 1942 года. Но так уж сложилось в истории белорусского еврейства, что Яма – это еще и мемориал всем погибшим во время Холокоста евреям – и «своим», белорусским, и «чужим», западноевропейским, погибшим в Минске.

Центром мемориала является мраморный обелиск. Он был воздвигнут осенью 1947 г., и хоть высечено на нем, что воздвигнут он в память одного лишь погрома в Минском гетто – 2 марта 1942 года, олицетворяет он фактически память о всех восьмистах тысячах евреев, погибших в Белоруссии в годы гитлеровского геноцида. Не было и нет в Минске другого такого места паломничества людей, и потому люди ходили и ходят к нему с цветами и венками четыре раза в год: и 2 марта, и 9 мая, и в день освобождения Минска – 3 июля, и в память последнего погрома в Минском гетто – в символический День гибели евреев Белоруссии в годы Второй мировой войны – 21 октября.

Размышления на краю Ямы

Среди наиболее серьезных и универсальных проблем, которые ставит перед европейскими евреями современная эпоха, – сохранение исторического наследия. Утрата его станет трагедией для всей нации, ибо народ, который не хранит памяти о прошлом, не может рассчитывать на достойное будущее. С чего у еврейской общины во все времена начиналось создание любого поселения, местечка? Со строительства синагоги и закладки кладбища. Кладбища – одна из самых больших национальных святынь евреев. Они не просто хранят память о тех, кто ушел из жизни. Они – носители исторической памяти народа.

Семь десятилетий успело пролететь после завершения самой смертоносной войны в истории человечества. Уже созданы и стали центрами паломничества многие из известных ныне мемориалов, воспевающих подвиг советского народа, заплатившего столь высокую цену в войне с фашизмом. Уже возвышаются в разных уголках Беларуси обелиски и целые мемориалы на местах массовых расстрелов ни в чем не повинного мирного населения – женщин, детей, стариков. Мемориал в Брестской крепости увековечил память ее героических защитников – каждого из них страна теперь знает поименно. Всемирно известный теперь уже мемориал в деревне Хатынь, уничтоженной вместе с жителями, превратился в коллективный памятник еще почти трем сотням таких деревень на территории Белоруссии. Но число уничтоженного в результате геноцида еврейского населения республики составляет 800 тысяч! Восьмая часть всех уничтоженных евреев Европы. И что же?.. Где тот мемориал, который был бы достоин такой жертвы?

Тема эта так и остается закрытой для белорусского государства и его лидеров. Как и прежде, еврейские лидеры ведут войну с властями, которые отказываются писать на памятниках, что здесь похоронено столько-то евреев, погибших от рук нацистов. Логика у чиновников простая: «Даже если здесь лежит хоть один нееврей – например, партизан или подпольщик – это уже памятник не одним только евреям!» А пока не происходит главного: в стране нет того генерального мемориала, где можно было бы прочесть одну, главную фразу: «В Белоруссии в годы Второй мировой войны было уничтожено 800 тысяч человек, вся вина которых была только в том, что они родились евреями».

А «Яма» – она и есть яма. Памятник расположен глубоко в котловане бывшего карьера, из которого до войны брали грунт для строительства зданий. Если прохожий не будет знать, что в этой яме расположен памятник, он, проходя мимо, его и не заметит. И ни одним дорожным знаком, ни одним указателем этот мемориал не обозначен на окружающих улицах.

А на Юбилейной площади, там, где располагался аппель-плац Минского гетто, откуда уводили колонны узников на уничтожение в Тростенец или увозили к ямам, площадь, где впервые в годы войны появились душегубки, стоит небольшой обелиск, повествующий, что в Минске в годы оккупации было уничтожено 100 тысяч евреев. Но установлен этот обелиск так, что он прохожим никак в глаза не бросается. Мимо идут люди, а рядом – небольшая стела, надпись на которой с трудом различима даже при большом приближении.

Но главное, что ни в одном городе или поселке нет ни одного указателя, который бы обозначил территорию существовавшего здесь некогда еврейского гетто. Единственный известный автору знак подобного рода – барельеф у бывших ворот гетто в Гродно. В годы войны города Белоруссии только в результате геноцида еврейского народа потеряли каждого второго своего жителя.

Перед началом войны евреи составляли 42 процента населения Минска. Город оказался в руках фашистов уже на шестой день после начала нашествия. Уйти смогли немногие. А в конце октября 1943 года «окончательное решение еврейского вопроса» в Минске было завершено. Город только за счет уничтожения еврейского населения потерял практически каждого второго своего жителя.

Исай Казинец, Михаил Гебелев и другие

Одним из наименее изученных вопросов антинацистского сопротивления на оккупированной территории до сих пор остается деятельность подполья в гетто. На Украине среди подпольных организаций в гетто историки отмечают львовскую группу во главе с писателем Р. Грином в Яновском концлагере, молодежную команду в Тернополе, совместную организацию узников гетто Львова и Броды. И все же самой активной эта деятельность была на территории Белоруссии. В Минске, например, первая подпольная группа возникла именно в гетто. 19 июля 1941 г. евреев начали сгонять на территорию, отведенную под гетто, а 8 августа уже собралась инициативная группа будущего подполья.

Главной задачей групп сопротивления было: как можно больше вывести людей из гетто, особенно для спасения жизни известных деятелей культуры, а также боеспособных мужчин, чтобы пополнять партизанские отряды бойцами. Крайнюю нужду отмечали партизаны в тех, кто способен ремонтировать оружие, владеть радиоаппаратурой и, конечно, в медиках. Многие гибли, не дойдя до партизан: их перехватывали немецкие патрули, их выдавали местные жители. Некоторые просто погибали от холода, голода и болезней. Одной из главных форм деятельности подполья было снабжение уходящих из гетто фальшивыми документами.

Практически все еврейские подпольщики, которые не успели уйти в леса, погибли. Их выдавали провокаторы – агенты гестапо. Они погибали во время облав. Единственная подпольная организация, которая сохранила свой актив до последних дней гетто, существовала в Минске. Ее возглавлял Михаил Гебелев (подпольная кличка – «бесстрашный Герман»). В гетто существовали 22 подпольные группы. По радио постоянно принимались и распространялись среди населения листовки со сводками Совинформбюро, для партизан добывались оружие и медикаменты. После погрома 2 марта 1942 г. («Пуримский погром»), когда были уничтожены все воспитанники детского дома гетто, подпольщики организовали распределение детей в «русских» детских домах. М. Гебелев был арестован и казнен 15 августа 1942 г. Сегодня в Минске на территории бывшего гетто есть улица Михаила Гебелева.

Сила еврейского сопротивления была в тесной связи с городским подпольем, которое возглавлял еврей Исай Казинец (подпольная кличка – «Славка»). Он смог объединить все разрозненные подпольные группы Минска в одну боевую организацию, наладил устойчивую связь с партизанами и стал первым секретарем подпольного горкома. Под его руководством работало 25 диверсионных групп, которые провели более ста операций, уничтожив 11 офицеров и 135 солдат оккупационных войск. В Минске существовало пять подпольных райкомов, в том числе Тельмановский райком в гетто. Именно в гетто укрывались городские подпольщики после проведения акций. В подполье выходила газета «Звезда». Но в марте 1942 г. Казинец был арестован и 5 мая повешен в сквере на центральной площади Минска. О его еврейском происхождении немцы так и не узнали. После его гибели подпольный горком возглавил Михаил Гебелев. Исай Казинец – единственный участник антифашистского подполья в стране, удостоенный в 1965 г. звания Героя Советского Союза. Его именем названы улица и площадь в столице Беларуси.

С ноября 1941 г. минские подпольщики вывели из гетто к партизанам несколько тысяч евреев. Это – самое большое количество спасенных узников из всех существовавших на оккупированной территории гетто. Вышедшие из Минского гетто люди создали семь еврейских партизанских отрядов. Важная роль в ликвидации палача народов Белоруссии Вильгельма Кубе принадлежит еврейским подпольщикам. Всю операцию возглавлял командир разведывательного отряда, действовавшего в тылу врага, еврей Давид Кеймах.

Минск. 2 марта 1942 г.

Пурим – самый веселый еврейский праздник, но в 1942 году он стал для евреев оккупированной нацистами Европы одним из самых трагических дней за весь период Второй мировой войны. В этот день, 2 марта, в результате тщательно спланированной акции одновременно в большинстве гетто произошли массовые кровавые погромы, во время которых погибли сотни тысяч евреев. Нацисты добились своего: отомстив за персидского царедворца Амана, готовившего с благословения царского трона геноцид еврейского народа, – палачи в 1942 году на века сделали Пурим «праздником со слезами на глазах».

Нацисты вообще демонстративно устраивали погромы в дни еврейских или общегосударственных советских праздников. Так, первая волна многотысячных убийств прокатилась по городам и местечкам уже в октябрьские праздники 41-го. Евреи знали, что в Пурим 42-го их будут убивать: оккупанты и их добровольные помощники из числа местного населения не делали из этого большого секрета, и поэтому, наверное, во многих гетто им не удалось провести эту акцию четко и организованно.

Вообще надо сказать, что в пределах городской черты расстрелы, как правило, не производились. В Минске, к примеру, использовались овраги и карьеры в Дроздах, Тучинке (ныне – район улиц Альшевского и проспекта Пушкина), Кальварийское кладбище. Для этого, наконец, были построены печи крематориев на окраине деревни Малый Тростенец, в шести километрах от Минска по Могилевскому шоссе, куда даже была подведена железнодорожная ветка. Сюда свозили тех, кто подлежал немедленной ликвидации, без временной расквартировки в Минском гетто. 2 марта 1942 года местом уничтожения нескольких тысяч человек из Минского гетто фашисты выбрали окраину железнодорожной станции Койданово. А еще этот день ознаменован был тем, что на карте еврейских страданий появилась новая точка – карьер на окраине тогдашнего Минска, известный ныне как «Яма».

Когда-то, до войны, здесь уже была городская окраина. Дальше начинались так называемые «татарские огороды». Теперь это – центр города, район Дворца Спорта. В годы оккупации буквально рядом с этим местом проходила граница гетто, которую определяла колючая проволока, отделяющая «еврейскую» часть города от «русской». Под проволоку можно было подлезть. И подлезали. Через проволоку можно было осуществить обмен. Со стороны гетто передавались вещи, ценности, даже дети. В сторону гетто шли продукты, медикаменты, фальшивые «русские» документы. И была эта проволока гранью между жизнью и смертью.

Гетто уничтожалось медленно, методично. Погром за погромом сокращал численность его населения и величину территории, которая сжималась, как шагреневая кожа. Плач и стон стояли над этим крохотным клочком земли площадью чуть более одного квадратного километра. Бог отвернулся от евреев. И вот однажды наступил день, когда убийцам пригодился и этот заброшенный карьер.

Вот как описывает события, связанные с этой акцией, их свидетель, один из руководителей подполья, существовавшего в гетто, Гирш Смоляр в своей книге «Мстители гетто», изданной по горячим следам в издательстве «Дер Эмес» в 1947 г. (пер. с идиш):

«Наша связная в юденрате Хася Биндлер передала, что наши доверенные требуют срочной встречи с нами. Ясно, пахнет бедой»

Среди нашей группы в юденрате царит растерянность. Гестапо требует представить к 10 часам утра 2 марта 1942 года 5000 евреев якобы для отправки на работу. Гестапо предупреждает, что в это число не должны входить те, кто принудительно работает на немецких предприятиях. На притворно наивный вопрос Дольского, можно ли в эти 5000 тысяч включать стариков и детей, гестаповцы ответили: «Это безразлично». Все ясно.

Кто-то из юденратовских работников предложил составить список инвалидов и стариков, и таким образом спасти молодых и нужных людей. Мы категорическт отвергли такое предложение: «Никакого торга живыми людьми!» Мы предложили Зяме Серебрянскому отобрать наиболее надежных из стражи гетто и поручить им заблаговременно предупредить население. Мы рекомендовали (предупредив о необходимости не поднимать шума, чтобы враг не спохватился о нашем намерении сорвать его планы) в день 2 марта как можно большему числу людей выбраться из гетто – на работу, к знакомым белорусам. В мастерских юденрата приготовлена «малина» на несколько сот человек с выходом в город. В развалинах на Мясницкой улице, раньше входившей в район гетто, приготовлены укрытия. Население гетто предупреждено о грозящей опасности

В кровавый день 2 марта все протекало с немецкой пунктуальностью и систематичностью: рабочие колонны (особенно многолюдные в этот день) отправляются на работу. После их ухода являются представители гестапо, требуют пять тысяч человек, так как «поезд уже готов к отправлению»… [В вышедшем в 1989 г. в Нью-Йорке втором, расширенном и дополненном издании своей книги Г. Смоляр уточняет, что это были не гестаповцы, а каратели из литовской айнзацкоманды и белорусской «черной полиции»]. Они набрасываются на юденратовских работников, рассылают охрану порядка, чтобы те привели людей, но из этого ничего не выходит. Гестаповские бандиты приходят в бешенство. Они рассыпаются по всему гетто, беспрестанно стреляя из револьверов и автоматов, но им редко удается поймать кого-нибудь. Они налетают на ребятишек из детского дома, выстраивают их в колонну во главе с заведующей Флейшер и врачом Чернис, держащими на руках самых маленьких, и ведут их на казнь. Неподалеку от юденрата, на Ратомской, 35, они начинают кидать детей живьем в яму и засыпать их песком. Вскоре приезжает обер-палач Белоруссии Кубе. Он бросает конфеты детям, которых живыми потом швыряют в могилу. (Описывая эту сцену в своем официальном рапорте, шеф полиции СС Штраух назвал Кубе сентиментальным)».

В феврале 1958 г. в СССР в прокат вышел фильм «Часы остановились в полночь», посвященный партизанской операции по уничтожению гауляйтера Белоруссии Вильгельма Кубе. В фильме есть эпизод, когда Кубе проходит вдоль ряда ребятишек, которых через минуту расстреляют, и каждому дает конфетку. Сцена потрясала, как и потрясала игра народного артиста БССР Дмитрия Орлова, исполнявшего роль Кубе. Долгие годы считалось, что это – авторская фантазия, и лишь в последнее время в печати появились данные, что такой эпизод действительно имел место. Но до сих пор никто нигде не упоминает о том, что речь шла о расстреле еврейских детей, и что сцена эта описана еще в 1947 году в книге Гирша Смоляра.

И еще одна любопытная подробность, имеющая некоторое историческое значение, прослеживается в воспоминаниях Г. Смоляра: «Когда расстреливали детей, рядом с Кубе стоял эсесовский офицер в длинном кожаном плаще. От немецких евреев, а также от узников Минского гетто мы узнали позднее, что это был Адольф Эйхман – правая рука Гиммлера. Когда на его плащ однажды попала чья-то кровь, Эйхман злобно выругался».

День уже клонился к вечеру, а полицаи все еще собирали людей по улицам гетто. Узники отказываются идти. Во дворах звучат выстрелы. Кого-то силой тащат к месту общего сбора. «Темнеет, – пишет Смоляр. – Разъяренные разбойники грозят членам юденрата виселицей за то, что им не удалось выполнить заказ Гиммлера. Кубе приказывает приняться за рабочие колонны. Возвратившихся рабочих не впускают в гетто. У ворот на Шорной улице их заставляют лечь на снег. Начинается страшная расправа. Свистят нагайки. Тех, кто пытается пробежать на территорию гетто в надежде добраться до знакомой «малины», расстреливают на месте. Шорная и Обувная улицы залиты кровью».

И все же не смогли каратели выполнить свой план – уничтожить 5000 узников Минского гетто. На станции собрали и погрузили в товарные вагоны 3412 человек. Их вывезли к оставшимся после боев противотанковым рвам у станции Койданово, в 35 км западнее Минска. Эти рвы и стали местом их последнего упокоения. Так или иначе, но 2 марта 1942 года на территории Минского гетто – на улицах и в переулках, в домах и среди могил древнего кладбища – появились трупы людей. И не десятки, а сотни – население гетто исчислялось десятками тысяч. Восстановить полную картину трагедии, видимо, уже не удастся никогда, но одно ясно: узники отказывались выполнять приказы карателей и даже оказывали сопротивление. Они не шли на казнь, как «стадо баранов», хотя именно так и любят описывать массовые казни евреев антисемитские источники

Третьего марта оставшихся в живых евреев повыгоняли на улицы и заставили сносить трупы их родных и близких в ту самую яму, которая до войны была песчаным карьером. Сколько погибших в тот погром было свалено в яму – четыреста, пятьсот или еще больше, никто не знает. Так яма стала «Ямой». Впрочем, «Яма» не единственная братская могила на территории бывшего Минского гетто. На немецкой карте еврейского кладбища, на улице Сухой, находящейся в Институте Яд Вашем, указаны места еще четырех захоронений.

1947 год. «Черный обелиск»

Подробной истории создания обелиска на Яме, в основе которой лежали бы архивные данные, пока нет. Но в моем журналистском блокноте есть воспоминания одного человека, который ближе всех, известных мне, был к тем, кто этот памятник создавал. Когда в марте 1993 г. я собрал в Белоруссии общину, одним из ее создателей был Семен Спришен. Он приходил на шаббат вместе со своей женой и вскоре вошел в правление нашей общины. Позднее он с семьей уехал в Штаты, жил в Нью-Джерси. Там и ушел из жизни. От него я и услышал единственную пока записанную со слов очевидца историю «черного обелиска».

«История обелиска на Минской Яме – это, по сути дела, история моей жизни и жизни моей семьи – последних представителей славной династии каменотесов, чьими руками и создан был этот обелиск. Я помню, как его начинали делать – в далеком 1945-м. Как не могли собрать нужных денег. Как вновь и вновь ходили по домам с протянутой рукой, и не было такой семьи, даже самой голодной и обездоленной, где нам отказали бы в помощи, потому что не было такой семьи, где не оплакивали бы потери близких.

Я помню солнечный осенний день, когда установленный памятник был обнесен легкой деревянной оградой. Я помню людей, которые приезжали из разных концов тогда еще не очень большого Минска, чтобы проследить за чистотой и порядком на этом крохотном клочке земли почти на окраине города – далее начинались так называемые «татарские огороды». Помню, как зимой расчищали от снега к нему дорожку, а накануне Дня Победы обновляли и красили ограду. Деньги тратили на это свои, хотя иногда их выделяла религиозная община. Людей никто не просил это делать, им никто не платил за работу – их вела сюда Память. И еще Долг. Долг перед теми, кто своей жизнью заплатил за то, чтобы мы остались живы.

Думаю, не ошибусь, если скажу, что кроме меня уже не осталось человека, который бы помнил имена тех, кому мы обязаны появлением памятника на Яме. Вот эти люди:

Гунин Наум Борисович – начальник Управления коммунального хозяйства г. Минска.

Нисенбаум Иосиф Янкелевич – начальник Треста благоустройства и озеленения г. Минска.

Фалькович Матвей Павлович – заведующий мастерскими при Тресте благоустройства и озеленения.

Гольштейн Алексей Терентьевич – директор похоронного бюро г. Минска.

Текст для обелиска сочинил на идиш 35-летний поэт Хаим Мальтинский, а всеми работами по изготовлению стелы и установке ее руководил старший мастер похоронного бюро Мордух Абрамович Спришен. Я знал этих людей».

Памятник в Минске был первым в стране, а вскоре аналогичный монумент появился в Понарах – этом «бабьем яру Вильнюса». Деньги на возведение памятника минские евреи собирали в два захода, стучась в каждый еврейский дом. Но внутриполитическая ситуация в стране стала быстро меняться. Был убит Соломон Михоэлс, и началась ожесточенная борьба с «безродными космополитами», которыми, как на грех, оказывались все больше евреи. Потом были арестованы члены Президиума Еврейского Антифашистского комитета. И вот уже группа одесских евреев, собиравших деньги на «свой», местный обелиск в память жертв Одесского гетто, отправилась в ГУЛАГ. А после того, как в 1952 году был взорван памятник в Понарах, минский обелиск остался единственным, сохранившимся с той страшной сталинской поры, и уже в одном этом качестве он представляет собой уникальную историческую ценность.

* * *

Об авторе: Яков Зиновьевич Басин – историк и публицист.