"Информпространство", № 186-2014 Альманах-газета "ИНФОРМПРОСТРАНСТВО" Copyright © 2014

Евгений Татарский

Тайна одного врача

В эту ночь ответственным дежурным хирургом в отделении политравмы больницы скорой медицинской помощи был кандидат медицинских наук, врач с тридцатилетним опытом работы в хирургии Таширов Андрей Александрович. Дежурство выдалось на редкость спокойным, если не сказать скучным. Операционная была заперта за ненадобностью, в смотровой комнате N 1 приемного отделения скучали два интерна, готовые в любой момент вызвать туда дежурного, если вдруг привезут пострадавшего, и ответственный хирург позволил себе лечь отдохнуть. Уже час ночи, он на ногах с шести утра, а днем ассистировал профессору на трехчасовой операции. Имеет право и отдохнуть, в конце концов. Скинув халат, он как был, прямо в хирургическом костюме, улегся на кушетку в своем кабинете. Жестковато, правда, но ничего, привык уже.

Настроение было хуже некуда. Да и неудивительно: с Иваном Владимировичем Дерюгиным их связывают долгие годы дружбы, настоящей дружбы, какая между коллегами бывает крайне редко. А теперь он в тюрьме. На пять лет! Долгих пять лет он будет в местах лишения свободы. И, главное, за что?

Лежа в темноте, Таширов крепко сжал кулаки и так сильно стиснул зубы, что они заскрипели. Пять лет за... благодарность от пациента. Это ж надо? В стране, где государственное имущество разворовывается миллиардами, а финансирование украинских госучреждений, тех же больниц, с каждым годом все урезается и урезается, где чиновники заняты лишь дележом и перераспределением все ослабевающих денежных потоков, врача посадили на пять лет! За двести долларов, которые он взял за то, что прооперировал пациента. Не за то, что поставил ультиматум: плати или умирай без операции. Нет. Дерюгин никогда бы так не поступил, даже учитывая ту трагедию, которая обрушилась на него три месяца назад. Он бы просто не смог поставить такой ультиматум. Да и кто смог бы? Конечно, как говорится «в семье не без урода». И в обнищавшей за годы независимости среде врачей по всей стране такие «уроды» наверняка есть. Кем нужно быть, чтобы требовать деньги с умирающего за то, что ты попытаешься его спасти?

Нет, Дерюгин ни с кого ничего не вымогал. У того пациента, Буцева, была обычная плановая операция. Ничего экстренного, с минимальным риском. Единственной его фразой до операции, которую суд собственно и истолковал как вымогательство, была: «Когда вы придете в себя после наркоза, я зайду к вам в палату, а вы мне скажете спасибо». Вот это «спасибо» и стоило Ивану Владимировичу пяти лет жизни. И, скорее всего, жизни его сыну.

Таширов сел на кушетке. От душившей его ярости он хотел кричать, сыпать проклятия. Он, миролюбивый человек, даже в детстве так ни с кем и не подравшийся по-настоящему, поймал себя на мысли, что если бы сейчас этот Буцев был здесь, он врезал бы ему как следует! Какая сволочь! Какая сволочь! При выписке зашел к Дерюгину и положил перед ним на стол конверт с двумя купюрами по сотне долларов каждая. С двумя мечеными купюрами. И, любезно попрощавшись, вышел из ординаторской.

Через минуту ворвались представители правоохранительных органов и, размахивая перед носом удостоверениями, потребовали показать им руки. И, конечно, на пальцах остались следы специальной краски, невооруженным глазом не заметной, зато светящейся в лучах специального фонарика. И все – домой Иван Владимирович уже не вернулся.

Таширову, как давнему другу и коллеге, выпала незавидная роль. Именно ему пришлось сообщить Веронике Дерюгиной, жене Ивана, о том, что ее мужа арестовали. Он, как сейчас, помнил выражение ее лица. Искреннее удивление, тут же сменившееся испугом и, наконец, превратившееся в жуткую душевную боль. Все это, как в зеркале, отразилось на ее еще молодом, но уже порядком осунувшемся лице. А как она рыдала! В один момент она вдруг потеряла все, что у нее было. Мужа посадили, а это значит, теперь нет рядом с ней человека, который может собрать нужную сумму для операции их сыну.

Сумма, которая нужна для операции их пятилетнему сыну, оказалась настолько большой, что Вероника, узнав ее, попросту впала в панику. При зарплате мужа двести тридцать семь долларов в месяц на одной работе и сто двадцать на второй, учитывая стоимость проживания в Киеве, даже притом, что каждый месяц его два-три пациента благодарят деньгами за операцию, собрать такую сумму просто невозможно. Она настолько растерялась, ее душило такое невообразимое горе, что она чуть было не попала в психбольницу. У нее развилась натуральная депрессия. Не та, на которую друг дружке жалуются школьницы, а настоящая, в результате которой люди бросаются под машины и прыгают из окон. В тот момент ситуация казалась безнадежной.

Но, как известно, в мире остались еще добрые люди. И никто никогда не знает, каким боком капризная Судьба повернется к нему завтра. Практически у каждого из коллег Дерюгина есть свои дети и, даже несмотря на их крохотные зарплаты, коллектив отделения решил посильно помочь ему в этой непростой ситуации. Каждый одолжил ему столько, сколько смог. Но нужной суммы все равно не набиралось. И тогда было принято решение, что все плановые операции, за которые хирургов чаще всего и благодарят, будет проводить только он. И так будет до тех пор, пока нужная сумма не накопится. Потом же, когда Дерюгин, наконец, сможет пролечить сына в институте нейрохирургии, все вернется на старые рельсы и благодарности от пациентов вновь перераспределят между всеми, по старшинству, как и было прежде. Когда ему сообщили об этом решении, Иван Владимирович, до этого момента мужественно переносивший в себе свое горе, не выдержал и разрыдался. Он упал на колени и принялся благодарить коллег за их помощь...

А теперь он в тюрьме. За двести долларов, которые должны были стать частью той суммы, за которую он собирался выкупить у бесплатной отечественной медицины жизнь своего пятилетнего сына.

В дверь постучали. Таширов даже подпрыгнул от неожиданности.

– Андрей Александрович, это я.

Таширов узнал голос молодого хирурга, который с полуночи до четырех утра должен дежурить в приемном отделении. Потерев лицо ладонями, ответственный хирург поднялся с кушетки и отпер дверь.

– Что случилось?

– В приемное привезли пострадавшего. ДТП, водитель. Давление по нулям, так что он уже в противошоковой. Реаниматологи над ним колдуют.

– Идем, – коротко бросил Таширов и, заперев дверь, принялся спускаться по лестнице вслед за дежурным.

Когда они входили в противошоковую палату, интерн-анестезиолог в очередной раз мерил артериальное давление пострадавшему. К вене через специальный катетер была присоединена система капельницы, через которую вливался раствор. Через другое отверстие венозного катетера ответственный анестезиолог шприцем вводил одно вещество за другим, внимательно следя за показателями гемодинамики: характеристиками пульса и давлением.

– 100 на 60, – торжественно произнес интерн, вешая фонендоскоп себе на шею.

– Отлично, я молодец, – как всегда беззаботным тоном подмигнул анестезиолог медсестре, тут же, за столом заполняющей титульный лист истории болезни.

Таширов надел перчатку и подошел к каталке, на которой лежал пострадавший. Его одежда была в крови, но, уже на первый взгляд, было понятно, что потерял он ее не более ста – ста пятидесяти грамм. Больших открытых повреждений, равно как и продолжающегося наружного кровотечения нет. Это значит одно из двух. Либо падение давления функционального характера, что могут исправить реаниматологи своими препаратами. Либо у пострадавшего внутреннее кровотечение, которое, если его не остановить хирургическим методом, убьет его.

– Как легкие? – спросил Таширов, исследуя живот пострадавшего.

Дежурный хирург снял с шеи интерна фонендоскоп и принялся слушать дыхание.

– Дыхание есть над всей поверхностью грудной клетки. С обеих сторон.

– Хорошо. А вот живот мне не нравится. Булькает все. Звук, – он положил свой средний палец на область живота пострадавшего и средним же пальцем второй руки принялся ритмично по нему ударять, постепенно перемещая по часовой стрелке, – при перкуссии тупой. А здесь, – он переместил палец в пупочную область, – как барабан.

– А что это значит? – повторяя эту же процедуру, спросил интерн.

– Это значит, что кишки плавают в чем-то, – ответил Таширов. – В них же газ, а он легче жидкости. Вот и всплыли вверх, к пупку. Если его сейчас перевернуть на правый бок, кишки уплывут к левому и наоборот.

– Понятно. Кровь?

– Скорее всего. Давление видел, какое было?

– Видел. А что может так кровоточить? Печень?

– Да, при закрытой травме живота чаще всего или печень, или селезенка. Поднимайте его в операционную, – распорядился Таширов. – Родственники у него есть какие-нибудь?

– Пока никто не приехал, – покачал головой дежурный хирург.

– И откуда нам брать на него медикаменты?

Дежурный лишь пожал плечами. Что тут ответить?

Таширов посмотрел на неглубокий порез на шее, скорее всего, от стекла. Рана шла прямо по щитовидному хрящу, и он отметил про себя, что если бы осколок прошел всего двумя сантиметрами ниже, пострадавшего вряд ли довезли бы до больницы. Маленькая щитовидная железа получает такое же количество крови, как и нога. Кровопотеря была бы смертельной.

Он перевел взгляд на разбитое лицо пострадавшего и замер. В следующую секунду его буквально передернуло, по спине побежали мурашки, и кулаки автоматически крепко сжались. Буцев. Тот самый пациент Дерюгина, который его подставил. Вот он здесь, на столе. В крови. Без сознания.

Сердце бешено заколотилось, дыхание стало редким и глубоким. Буцев попал в ДТП. У него кровотечение. Давление держится только на препаратах.

В следующую секунду санитарка, уже бабушка, месяц назад скромно отметившая свое шестидесятилетие, взялась за ручки каталки и покатила ее в сторону лифта.

Таширов, провожая глазами пострадавшего, еще некоторое время стоял не шевелясь. Мысли мчались в бешеном галопе, опережая друг друга. Затем он словно очнулся и, бегло оглядевшись по сторонам, быстро пошел к лестнице.

Зайдя в свой кабинет, он запер дверь и на всякий случай отключил телефон. Сейчас ему никто не должен мешать, хотя бы несколько минут. Сейчас он должен все хорошенько обдумать. Когда он увидел лицо пострадавшего, первой мыслью, мелькнувшей в голове, было: «Жаль, что эта тварь не разбилась насмерть». Следующей мелькнула дикая надежда, что он вот-вот умрет, все-таки кровотечение, шок...

Сейчас Буцев в операционной. И оперировать его будет он, Таширов. Вот над чем нужно было подумать. Вот что важно! Он и только он будет держать жизнь этого мерзавца в руках. Таширов почувствовал, что дрожит всем телом. Закрыв глаза, он несколько раз глубоко вздохнул. Немного успокоившись, сел на кушетку и обхватил голову руками. Неужели это происходит на самом деле? Неужели действительно он, Андрей Таширов, всерьез задумал убить человека? Нет, не человека, тут же поправил он себя. Не человека. Человеческий мусор. Отбросы общества. Мразь, упекшую Ивана в тюрьму на пять лет. Превратившего жизнь его жены в ад, обрекшего его сына...

Не в силах сидеть на одном месте, он встал и принялся ходить по кабинету. Убить? Ничего нет проще. Смерть на столе. Кровопотеря, ничего не смогли сделать. А если кровотечение не такое уж массивное? Если его вообще нет? Это возможно. Маловероятно, конечно, но возможно. Что тогда? Лечить его? Выхаживать, как ни в чем не бывало? Своими руками вытащит эту мразь с того света, вернуть его в общество, в семью?

Нет, если он сделает так, если позволит Буцеву выжить, он потом всю жизнь будет презирать себя. Это было бы неправильно. Это было бы... несправедливо. Иван в тюрьме, его сын при смерти, жена на грани помешательства и после всего этого Буцева спасать? Нет, нет и нет.

Если он, Андрей Таширов это допустит, если из-за него Буцев выживет, он сам будет недостоин жизни. Недостоин жизни...

Он вновь сел на кушетку. Да, он сделает это. Он не допустит, чтобы Буцева сняли со стола живым. Кажется, он первый раз за все время работы в этой больнице на левом берегу Киева увидел хоть какой-то плюс в том, что медицина на Украине находится в таком упадке. В самом деле, ведь это же просто дикость, например, что в приемном отделении больницы скорой помощи, куда регулярно привозят больных с подозрением на внутрибрюшное кровотечение, нет аппарата УЗИ, которым можно эту кровь выявить. Поэтому, чтобы не пропустить такое кровотечение, приходится пользоваться варварским методом. Диагностической операцией лапароцентез. Целая операция взамен того, чтобы просто посмотреть на мониторе есть кровь или нет.

Но сейчас это играло ему на руку. Если там кровь, достаточно ее просто не заметить. Не найти. А потом на вскрытии в морге сокрушенно покачать головой, мол, какой же все-таки коварный этот двухмоментный разрыв печени. Ну, или селезенки. Первый момент – рвется орган, но его капсула остается цела. Начинается кровотечение, которое на лапароскопии не увидеть. Подкапсульная гематома растет, кровь в ней все пребывает, а затем – второй момент, разрыв капсулы и истечение этой крови в брюшную полость. Если второй момент происходит, например, ночью в палате, такого больного спасти очень трудно, только если среагировать мгновенно и тут же положить его на операционный стол.

Итак, все что нужно, это просто не найти крови на операции. Разрез будет маленьким, как всегда, а вот дренажную трубку нужно будет закрывать пальцем еще до того, как опускать в брюшную полость, а не после. И не промывать полость растворами. Вот и все. Быстро, ловко и, если там кровотечение, смертельно. Это тебе будет за Ивана. И за его семью.

Спустя десять минут Таширов уже входил в операционную. Привычный ритуал: вытереть руки от муравьиной кислоты, в тазу с которой он их продержал последние две минуты, надеть халат, завязать ленточки на рукавах, надеть перчатки, обработать их спиртом. Ассистент, заспанный молодой хирург, уже обложил операционное поле стерильными простынями и также обрабатывал перчатки спиртом.

Операция началась. Разрез, крючки, разрез, прижигание электрокоагулятором попадающихся в ране сосудов... Вот и брюшина. Тонкая, полупрозрачная ткань, последняя преграда между окружающей средой и брюшной полостью. Подтянув брюшину на зажимах кверху, Таширов аккуратно рассек ее ножницами. Все, он внутри.

Его сердце бешено колотилось, пот крупными каплями выступал на лице и тут же впитывался маской и шапочкой. Момент истины настал. Аккуратно зажав один конец трубки зажимом, он погрузил его на самое дно брюшной полости, в малый таз. Быстро, чтобы не заметил ассистент, перекрыл доступ воздуха и в верхний ее конец, вытащил обратно. На трубке кровь. Но внутри ее нет. Как и ожидалось.

Повтор, так сказать, для надежности. Снова тот же результат.

– Странно, – пробормотал ассистент.

– Что странно?

Таширов удивленно вскинул брови. Его голос слегка дрожал от напряжения, но он старался говорить как можно более непринужденно.

– Откуда на трубке кровь?

– Из раны, наверное. Ты же видишь, в брюхе сухо. – Таширов в третий раз проделал ту же манипуляцию и вновь в трубке ничего не оказалось. – Сухо. Согласен?

– Да вроде сухо, – согласился ассистент.

Ну, вот и славно. Все прошло как нельзя лучше. Таширов с удивлением подумал о том, что, оказывается, убийство это не так уж и сложно. Страшновато, неприятно, но в целом терпимо. А ведь кровь там есть и не мало. И, судя по всему, продолжает подтекать. Тем лучше. К утру наш мир уже станет чуточку чище. Уже к утру...

– Зашиваем, – скомандовал он и вдруг осекся.

Вдруг ему стало страшно от осознания того, что он делает. Ведь это все происходит на самом деле. Он совершает убийство. Он убивает человека. Нет, не человека, а... Нет, все-таки человека. Плохого человека, недостойного жить, мерзостного. Но все же себе подобного. Перед глазами все поплыло, он закрыл их и принялся глубоко дышать. Как сквозь вату, он слышал обеспокоенные голоса ассистента и операционной медсестры. Они спрашивали, все ли с ним в порядке.

– Нет! – хотел закричать Таширов, – Не в порядке! Со мной далеко не все в порядке!

Он вдруг ясно осознал, что до этого момента не мог в полной мере оценить, прочувствовать ту тяжесть, которая ложиться на его плечи. Он не может! Не может! Если он зашьет рану, обратного пути уже не будет. До этого был хоть какой-то шанс, что ассистент или сестра что-то заметят, заподозрят, спасут этого мерзавца от смерти, а его, Андрея Таширова, от убийства... Но нет, они всецело доверяют его опыту и всерьез верят, что кровотечения нет. Он один знает правду и он один... держит жизнь этого гадкого человека в своих руках...

– Подождите, – еле шевеля пересохшими губами, прошептал он. – Подождите, я проверю еще раз. На. Всякий. Случай.

Ассистент удивленно посмотрел на ответственного хирурга и, молча, стал наблюдать, как он вновь опускает трубку в брюшную полость, зажимает ее верхний конец пальцем и... достает оттуда полную крови.

– Кровь, – бесцветным голосом произнес Таширов. – Будет большая операция. Мы расширяемся на лапаротомию...

Спустя двадцать минут Таширов отточенными, опытными движениями уже рассекал белую линию живота Буцева.

Таширов вспомнил, о чем он думал перед тем, как пойти на эту операцию. Там, у себя в кабинете. Ассистент растянул инструментами операционную рану, и теперь кровь была ясно видна. И она продолжала подтекать. Из правого верхнего угла. Разрыв печени. Смертельно, если бы Таширов смог поступить иначе. Но сейчас уже поздно.

Привычным движением он просунул руку к печени и вдруг вскрикнул.

– Что? – ассистент аж подпрыгнул он неожиданности.

– Проклятье! Осколок ребра. У него ребро сломано и пробило печень.

Таширов вытянул руку и принялся ее разглядывать. С перчатки в рану капала густая темная кровь.

– С вами все в порядке? – поинтересовалась медсестра. Они обменялись с ассистентом тревожными взглядами, и оба вновь воззрились на разглядывающего свою руку Таширова. Кровь продолжала капать в рану. Медленным движением стянув перчатку, ответственный хирург продолжал вертеть свою кисть и внимательно ее разглядывать.

И тут ассистент и медсестра внезапно поняли, что произошло. Кровь, капающая в рану, была из раны на указательном пальце хирурга. Осколок ребра порвал перчатку и проколол его кожу. Рана глубокая, и кровь самостоятельно не остановится.

– Андрей Александрович, размывайтесь. Вам нужна перевязка. Обработка. В первую очередь обработка. Мало ли что у него? Может, СПИД какой… – затараторила медсестра.

Таширов невидящими глазами посмотрел в ее сторону. Он был близок к обмороку. Перед ним, быстро сменяя друг друга, пробегали образы, картины из прошлого. Вот Иван Дерюгин идет на операцию. Он сосредоточен и уверен в своих силах. Вот он выходит с операции. Его костюм, шапочка, маска покрыты брызгами крови. У пациента было высокое давление и, пока анестезиологи его не снизили, хирурга несколько раз обдало кровью из мелких пересекаемых артерий. Кровь попала на лицо, в глаза. Медсестры тут же закапали ему в глаза альбуцид, отчего глаза покраснели и слезились. Вот Иван Дерюгин в день своего ареста. Он идет по коридору и сокрушенно мотает головой. Он чем-то расстроен. Подойдя ближе, он показывает ему результаты анализов Буцева. Гепатит «С»...

– У Буцева гепатит «С», – медленно произнес ответственный хирург.

Он продолжал разглядывать рваную рану у себя на пальце. Буцев, даже не предупредивший врачей о своем заболевании, подставивший Ивана, теперь стал и его убийцей. Гепатит «С»...

Шатаясь, он отошел от стола и медленно, не оборачиваясь, побрел в сторону выхода...

* * *

Об авторе: Евгений Николаевич Татарский – писатель. Живет и работает врачом-хирургом в Алупке (Крым).